А Лена, воспользовавшись тем, что все были отвлечены рассказом, научила говорить Горбушу слово «горько».
Когда гости, увлекшись выступлениями артистов или своими разговорами, долго не призывали их целоваться, она подзывала Горбушу, кормила икрой, которая уж очень ей понравилась, и что-то шептала.
— Гор-р-рько! – во весь голос, к радости Стаса и все возрастающему раздражению Виктории, тут же кричала ворона.
Что охотно подхватывалось всеми.
И обе пары молодых вновь и вновь целовались.
В конце концов, Горбуша уже без всяких напоминаний, забыв про то, что всегда ела только из рук Лены, клевала икру во всех концах стола и кричала «Горько».
Довольно поглядывала на свою счастливую хозяйку.
И тоже была по-своему счастлива.
Одного только не хватало вороне после столь обильной еды.
Газеты.
Без которой ей, воспитанной в строгости Леной, было ну просто никак нельзя…
И тут вдруг увидев, как во время возникшего жаркого спора, один из гостей для большей убедительности своих слов, сбегав к вешалке, принес местную газету и расстелил ее на столе, она ястребом метнулась к ней и…
Виктория даже хмыкнула от удовольствия.
Но злорадствовать, как оказалось, было еще рано.
Едва первый конфуз прошел, Лена смущенно объяснила, в чем дело.
И это привело гостей в новое восхищение необыкновенной вороной.
— Надо же, не только умеет говорить, но еще и воспитанная! — удивилась деревенская соседка Владимира Всеволодовича. — Я свою кошку и то никак к этому приучить не могу, а тут какая-то птица….
— Кошка — дор-рянь! Кошка — др-янь! Кошкар-раул! — взъерошилась, услышав знакомое слово, Горбуша.
И была любимицей, привлекавшей внимание всех столов, до тех пор, пока слово не взял Ник…
После того, как детский хор из приютских детей ну просто ангельскими голосками спел песню про старый забытый храм, что Русь нам оставила, он сказал:
— А я-то не мог понять, зачем мне весь этот поселок. А вот зачем! — он обвел широким движением руки детей. — Для них! Я покупаю его и в присутствии вас, Григорий Иванович, официально заявляю, что отдаю для приюта, куда можете завозить детей-сироток и из трудных семей хоть со всей области! Хотя бы на лето, если из-за школы нельзя зимою. А если останется место, то пару коттеджей можно определить под дома-богадельни для тех, кому негде и не на что жить! Уже на всю их оставшуюся жизнь…
Григорий Иванович только руками развел, показывая, что у него даже слов нет пока, чтобы по достоинству оценить такой щедрый подарок.
А Ник продолжал:
— Все участки, которые остались у жителей Покровского и в других деревнях, я скупаю! По любой цене! Завтра же сюда приедет нотариус, и мы все оформим.
— Спасибо тебе, сынок! — со всех концов послышались голоса. — Вот выручил, так выручил!
— Выр-ручил! Выр-ручил! — подтвердила Горбуша. — Горько!!!
Стас с Леной — Ваня и Виктория лишь для виду пододвинулись друг к другу — поцеловались.
— Да это вам спасибо! — дождавшись новой паузы, поклонился Ник и, не вдаваясь в подробности, за что он благодарит облагодетельствованных им людей, приказал:
— Саша!
И показал один палец.
Водитель, как всегда, кивнул и вышел.
Пока он ходил, Ник протянул Лене с Викторией давно уже обещанные подарки.
Это были две одинаковые книги.
В обложках из чистого золота.
В которые были вставлены крупные изумруды, топазы и аметисты.
Глаза Виктории вспыхнули еще сильнее, чем у Горбуши, когда та увидела ее бриллианты.
Настроение у нее сразу же поднялось.
Даже не обращая внимания на название, она погладила драгоценные камни и что-то прошептала Ване.
— Да ты что — это же Евангелие! — ужаснулся тот.
— Ну и что? — удивилась Виктория.
Лена же, поцеловав Евангелие, с сожалением увидела, что оно издано мелким шрифтом.
Но не подала виду.
К тому же, ведь можно читать и через увеличительное стекло!
Одарив невест, Ник не забыл и студентов-свидетелей.
Лена со Стасом вкратце рассказали ему об их нелегкой судьбе.
И он, обращаясь к ним, сказал:
— Мне тут сообщили по секрету о том, что на следующей неделе вы тоже станете мужем и женой. Так вот, не имея возможности, в виду своей обычной занятости, я хочу сделать вам подарки прямо сейчас.
И Ник с таинственным видом принялся рыться в карманах своего костюма.
— Неужели забыл? — вдруг растерянно пробормотал он.