— Судари, сударыни, предлагаю выпить за именинника. Вот уже год, как он обрёл дар, и за это время успел достигнуть многого. В том числе, подняться из безнадёжно бесталанных. И учитывая то, как он вывел на совершенно иную высоту свою сестру, я уверена, что это только начало. Что-то мне подсказывает, что уже в будущем году, он вновь удивит нас своими успехами. Пётр Анисимович, с днём рожденья, и успехов во всех ваших начинаниях, — Мария отсалютовала мне бокалом с шампанским.
— Благодарю, ваше высочество. Мне теперь остаётся лишь соответствовать вашим пожеланиям, — поднявшись ответил я.
После чего все присутствующие с мелодичным перезвоном сдвинули бокалы, и выпили шампанское. М-да. Вообще-то я не отличаюсь общительностью и здесь пока ещё не бывало так много народу разом. Долгорукова, Астафьева, Осипов, Рощин и… Столбова.
Не-не-не, мы с сестрой ни причём и когда отправляли Клима за Виктором и в мыслях не было сталкивать лбами его, Анну и Арину. Просто боярышня вспомнила о моём дне рождения и пришла поздравить. Её отношение ко мне ничуть не изменилось, как смотрела с высока, так и продолжает. Но при этом не собирается забывать кому обязана жизнью. Иного объяснения отчего она пришла без приглашения я не вижу. Ну и понятное дело я пригласил её к столу, а как иначе-то.
— Судари, вы слышали, татары вновь совершили большой набег. В этот раз на Киевское княжество. Сечевики бросились в погоню, но были опрокинуты оставленным заслоном. Когда же выдвинулись войска, воры слишком углубились в Дикое поле, и генерал Бутурлин не решился продолжать преследование. Более десяти тысяч уведённых в полон, — произнесла Астафьева, когда все взялись за вилки с ножами.
— Странно, об этом ни слова в газетах, — заметил Рощин.
— Ну, не обо всём можно говорить открыто. Если успех и победа, то это одно, а неудача и конфуз, уже совсем другое, — положив на тарелку своего сердечного друга кусочек мяса, произнесла Лиза.
— И это правильно. Не вижу смысла в том, чтобы будоражить подданных, — заметил Осипов.
— Разумеется, вам, Виктор Карпович, куда комфортней проживать в неведении, словно страус пряча голову в песок, — с усмешкой заметила Астафьева и продолжила. — Вот только от этого проблема не исчезает, а лишь усугубляется. Как по мне, то подданные Российской империи должны знать о сложностях на южных рубежах, сознавать опасность и объединиться для решения этого вопроса
— Мне казалось это проблема не подданных, а императора, имеющего для решения оной армию, — возразил Осипов.
— С армией не всё так просто, Виктор Карпович, — покачала головой Столбова. — У государя связаны руки. На севере шведы, на западе ливонцы, литовцы, поляки. Стоит ослабить свои позиции и сосредоточить усилия на юге, как можно получить войну на два фронта. К тому же, татары пользуются поддержкой турок. Можно было бы воспользоваться войной между западными державами, которые не ладят. Но они любезно расшаркиваются друг с другом и далее пограничных конфликтов дело не идёт. Зато против нас непременно объединятся.
— За исключением великого княжества Литовского, — возразила ей Астафьева.
— Согласна, великий князь литовский старается усидеть на двух стульях сразу, и предпочитает торговать, а не воевать, заключая выгодные союзы и династические браки, — поддержала её Столбова. — Так вот, в сложившейся ситуации я вижу единственный выход в сборе княжеского ополчения, которое и следовало бы двинуть против Крыма. Но им в этом нет прямой выгоды, а у государя нет всей полноты власти, чтобы повелеть им поступить именно так. Ну или хотя бы выделить на это средства. Увеличить же армию ему не позволяет состояние казны. Но если бы о происходящем на южных рубежах доподлинно знали не только проживающие там, но и остальная Россия, то настроение подданных оказало бы дополнительное давление на князей, и легло бы гирькой на чашу весов государя.
Показалось, или Астафьевой не понравилось то, что её мнение совпало с мнением Столбовой. Вообще-то они однокашницы, но как видно не ладят, и Анна явно хотела поддеть Виктора, в надежде, что Арина займёт его сторону, а у неё появится возможность атаковать уже её. Но не тут-то было.
— Пётр Анисимович, я слышала, что вы пишите книги, — решила сменить разговор Долгорукова.
— Не книги, ваше высочество, а всего лишь навсего лубок. Рисованные истории.
— Брось скромничать, у тебя получаются весьма интересные истории. А уж какая подача, я ничего подобного не встречал. И раскупаются, скажу я вам милостивые государи, на ура.
— Ах, это такие мелочи. Мой братец способен на куда большее, — поднялась из-за стола Лиза.
Не успел я толком удивиться, как она отошла к секретеру у окна, и подняв крышку, взяла оттуда лист бумаги. И когда только успела? В смысле время у неё разумеется было, как и доступ в мой кабинет. Но как она нашла именно этот рисунок?
— Извольте, господа. Вадим, даже тебе есть чему поучиться у Петра, — она передала рисунок Долгоруковой.
Мария в удивлении посмотрела сначала на рисунок, потом на меня и опять на рисунок. Ну вот скучно бывает порой, в особенности вечерами. Я конечно не изменяю своим привычкам и шляюсь порой по ночной Москве, а в частности по её окраинам, в поисках приключений на пятую точку, чтобы кровь молодецкую разогнать по жилам. Но не всегда же этим заниматься.
Вот и сиживаю порой рисую в стиле гиперреализма. А что такого, я подобными талантами прежде не обладал, теперь же мне это откровенно нравится. А то что на рисунке великая княжна… Так ведь я не только её нарисовал. У меня в той папке лежат портреты Голицыной-Тульевой, Рябовой, Архиповой, Столбовой, Лизы и ещё с десяток женщин и девиц. Отчего именно так? Ну я ведь рисую для собственного удовольствия, а мужские лица мне его не доставляют. Но сестрица отчего-то стащила именно этот. Нет, понятно почему, решила произвести впечатление на Долгорукову, мол она мне не безразлична.
— Такое ощущение, словно сморюсь в зеркало «Кошачьим зрением», — передавая рисунок Астафьевой, произнесла Долгорукова.
Ну да, местный магический прибор ночного видения передаёт черно-белую картинку, а этот рисунок сделан свинцовым карандашом. Портрет пошёл гулять по рукам, а я поднялся со своего места, и направился в кабинет. Нужно срочно разбавлять созданное Лизой впечатление. А то присутствующие не бог весть, что подумают. Да у них попросту не будет шансов подумать что-то иное.
— Прошу, милостивые государи, — передал я стопку листов. — Порой бывает скучно, вот и рисую. Имею склонность к этому с детства.
Появившийся было в глазах Марии блеск, тут же пропал, сменившись разочарованием. На лице Лизы мелькнуло раздражение, злость, разочарование и осуждение одновременно. Не спрашивайте как она умудрилась поместить всю эту гамму чувств в одно мгновение, но ей это удалось.
— И с таким талантом рисовать для лубка⁉ — возмутился Вадим, когда в его руках оказался уже третий рисунок.
Кто бы сомневался, что возлюбленного сестрицы возмутит небрежение явно имеющимися способностями. Ну и такой момент, что ему подобное пока не под силу.
— Весь мой талант заканчивается на карандаше. Краски мне, увы, не даются, — возразил я.
— Вы просто не пробовали. Вам не хватает образования в этой области, и техники, а это дело наживное. Главное, что у вас не просто потенциал, а талант. И это не громкие слова, — горячо возразил Рощин.
Угу. Прямо талантище. Вообще-то, режим аватара, плюс абсолютная память, благодаря чему, я когда рисую или черчу превращаюсь практически в робота. А человеку никогда не сравниться в точности с машиной.
— У меня множество талантов, Вадим Петрович, и рисование не относится к самым любимым. К примеру, тот же лубок мне нравится куда больше. Пусть там рисунки и попроще, зато с их помощью можно рассказывать занятные истории. Кстати, сударыни, ваши портреты можете забрать. Не считаю себя вправе оставлять их у себя, коль скоро вы их уже видели, — я сделал паузу и улыбнувшись добавил. — Я себе ещё нарисую.
Ответом на это был дружный смех, а Осипов потребовал, чтобы я восстановил несправедливость и нарисовал его портрет, ибо чем он хуже девиц. Вадим вновь прошёлся по необходимости моего обучения изобразительному искусству.
Но я вновь сумел отбояриться, попросив Лизу сыграть на клавесине. Увы, но фортепиано приобрести довольно сложно, а сестра хорошо играла, поэтому я приобрёл этот старинный инструмент. Брал с рук, но даже такой образец обошёлся мне по бешеной цене боевого коня.
В ходе вечера я успел сунуть в руку Марии записку, которую она молча спрятала, не подав виду. Бог весть чего она там себе подумала, но к амурным делам это никакого отношения не имело. Я решил, что пришла пора заканчивать балаган, и по настоящему озаботиться безопасностью как самой великой княжны, так и моей собственной. Опять же, бить морды московской гопоте на ночных улицах поднадоело, заботы с каретным двором подошли к своему логическому завершению, а значит пришла пора придумать что-нибудь новенькое.
Правда, затея получается куда масштабнее. Буду надеяться, что не успеет наскучить до её завершения. Хотя для этого и всей жизни не хватит, а значит, есть риск в какой-то момент бросить всё к Бениной маме. Ну, будем надеяться, что я не настолько безответственный. Впрочем, там потребуется столько всего, что вряд ли мне успеет наскучить.
А в записке я указал адрес одного из доходных домов в центре и время встречи, попросив никому об этом не сообщать. От охраны она конечно не открестится, но это и не важно. Главное, что те не будут знать с кем именно у неё встреча. Всё же существовал незначительный шанс того, что на меня выйдет наш с Марией общий недоброжелатель. На данном этапе мнимый разлад с Долгоруковой никак не мешал моему плану. А потому пусть идёт, как идёт…
К нужному дому я подъехал вечером следующего дня. Квартиру снял один дворянин из потерявших себя и обретающихся на дне. Он не видел причин отказываться от приработка, а я в том, чтобы лишний раз светиться. Так, на всякий случай. Вот и помогли друг другу. Сам он там, ясное дело, не обитал, оплатил аренду на год вперёд, и передал ключи мне…
— Хруст, остаёшься в бричке, Дымок, со мной, — распорядился я, выходя из экипажа на задах нужного дома.
Вошли мы через чёрный ход, ключами от которого я так же обзавёлся. Далее по лестнице на второй этаж. Достаточно высоко, чтобы никто не заглядывал в окна, и в то же время низко, чтобы выпрыгнуть. Дую на воду, ага.
Мария прибыла к назначенному сроку минута в минуту. Оставила охрану на улице, и вошла в парадную сама. Я видел в окно, как один из компаньонов пытался ей что-то втолковать, но не преуспел в этом, и был вынужден подчиниться. Так что, перед дверью квартиры она оказалась в одиночестве. Илья впустил её, принял плащ, так как на улице моросил весенний дождик, и мурмолку, после чего предложил пройти в гостиную.
— Здравствуйте, ваше высочество, — я подобающем официальном поклоне поцеловал ей ручку.
— Пётр, — растерянно произнесла она.
Похоже встреча не оправдывала её ожиданий. Неужели она полагала, что это будет тайное свидание? В смысле оно конечно тайное, но Мария Ивановна явно вкладывала в него совершенно иной смысл. Хм. Надеюсь я всё же ошибаюсь. Там где начинаются романтические бредни, зачастую отсутствует здравый смысл. А оно мне не надо. Вот совсем. Категорически.
— Ваше высочество я просил вас о встрече, чтобы…
— Пётр, или мы говорим на ты, как друзья, или ты продолжаешь дуться и держишься официально, и тогда нам не о чем говорить.
— Мария Ивановна, эмоции дурной советчик. А личные хотелки вредят делу. Поэтому, я прошу вас о небольшом одолжении. Давайте вы для начала выслушаете меня и если после моего вступления решите, что дальнейший разговор не имеет смысла, мы разойдёмся и оставим всё как есть.
— Говори, Пётр.
Она села на стул, откинулась на спинку, скрестила руки на своей рельефной груди и перекинула ногу на ногу. Хм. Штанина юбки мундирного платья весьма эффектно обтянуло крутое бедро, а моё воображение дорисовало остальную картину. Правда, это единственный приятный момент. Если я правильно помню, это классическая поза отрицания. А значит, Долгорукова изначально настроена более чем скептически к любым моим предложениям.
— Итак, для начала, я прекрасно понимаю, что ваш поступок относительно меня и Голицыной, пусть и болезненная, но всё же шпилька, а не нечто серьёзное. А потому моя реакция явилась, мягко говоря, неадекватной.
При этих словах, Мария опустила ногу, выпрямилась и развела руки, словно хотела сказать, а я о чём. То есть, откровенная враждебность чуть отступила. Надеюсь дальнейшее ещё больше растопит лёд.
— Причина такого поведения в том, что незадолго до этого я поступил на службу в Тайную канцелярию, и в мои обязанности входит только один пункт, обеспечение вашей безопасности, путём исполнения роли подсадной утки. Я должен был показать всем, что между нами не просто разрыв, но я вас ненавижу и лишь вынужден терпеть ваше общество. Насколько это в принципе возможно, при столь значительной разности нашего положения. Шешковский предположил, что вы не оставите попыток сблизиться со мной и этим могут воспользоваться ваши недоброжелатели.
— То есть, использовать тебя, чтобы устранить меня? — недоумевающе уточнила она.
— Именно.
— Степан Иванович хотя бы представляет насколько мал шанс этого?
Угу. Похоже этого изначально не понимал я. Чем больше проходит времени, тем больше я убеждаюсь в том, что причина как раз во мне. Без понятия зачем я понадобился Шешковскому, но мне кажется, что ему нужно именно вывести меня из под крыла Долгоруковых. Правда, этого я озвучивать не стал.
— Не важно, насколько мал шанс, главное, что он есть. И коль скоро иных зацепок нет, он готов цепляться даже за него, и я его в этом поддерживаю.
Так. О том, что я собирался таким образом ещё и обезопасить себя, упоминать не буду. Лишнее это, и весь сказ. Лучше опустить такие детали и продолжить.
— Однако, с некоторых пор я пришёл к выводу, что глухая оборона, да ещё и на чужом поле ни к чему хорошему не приведёт. Рано или поздно этот неизвестный дотянется до вас. Тем паче, он может быть и не один.
— У тебя есть какое-то конкретное предложение?
— Есть. И весьма амбициозное. Уверен, что будет весьма занятно. Тем паче, что вы говорили о желании служить на границе с Диким полем или на Кавказе. Вот я и подумал, отчего не совместить приятное с полезным. Вы великая княжна, без своего княжества.
— Предлагаешь купить земли и создать его?
— Не купить. Захватить. Скажем сделать столицей вашего княжества Азов, что стережёт устье Дона и выход в море.
— Кажется не далее как вчера мы говорили о том, что государь не имеет возможности вести войну на юге.
— Я говорю не о государе, а о вас. По именному указу его величества вы можете собрать ополчение. Полагаю, что для выполнения этой задачи одного полка будет вполне достаточно.
— Смеёшься? Пётр, если ты не в курсе, то гарнизон Азова составляет не меньше четырёх тысяч человек. Ты же предлагаешь захватить крепость имея под рукой не более полутора.
— Во-первых, мы сможем привлечь казаков…
— Им-то это зачем? — перебила она меня. — В Черкасске два раза в год проходят богатые ярмарки, которые приносят хорошие барыши казацкой старшине.
— Я знаю. Но если донцы получат свободный выход в море, и возможность сбывать добытые трофеи в Азове или всё на той же ярмарке, но уже самостоятельно, им это понравится куда больше.
— Ладно. А что во-вторых?
— А во-вторых, Мария Ивановна, у нас будет достаточное количество сильных одарённых. Ну и ранить ваших солдат будет не так чтобы и просто. Я бы даже сказал, весьма сложно.
— Одарённые имеются и у турок, и у татар. Неужели ты полагаешь, что Россия терпела бы эти набеги, имей возможность с лёгкостью управиться с вражеской армией.
— Вы меня не услышали, Мария Ивановна. Я же сказал, множество сильных одарённых.
— И чем вы их собираетесь привлечь?
— Вы привлечёте к себе вассалов, пообещав обширные плодородные земли. И между прочим, ничуть не солжёте, земли под пашни там более чем достаточно.
— Но зачем я нужна сильным одарённым?
— Вы правы, их вы не заинтересуете. Но вполне сможете привлечь безземельных и бесталанных.
— Бесталанных, — с издёвкой бросила она.
— Мария Ивановна, помните я просил вас показать мне вашу Суть.
— Пётр!
— Понимаю. Но поверьте, женскими формами меня не удивить. Да и вы представляете себе анатомию мужчины, а потому я не намерен поразить ваше воображение. Но вы должны увидеть всё своими глазами.
Она какое-то время смотрела мне в глаза. Я же был твёрд в своём намерении, а потому не отводил своего взгляда, всем своим видом выражая уверенность в собственной правоте.
Наконец она устроилась поудобнее на стуле, и решительно сделала мне приглашающий жест. Я поставил стул напротив, и опустившись на него взял её за руку. Мы не отрываясь смотрели друг другу в глаза, и когда между нами установился прочный зрительный контакт, заглянули в себя.
Гхм. Ну что сказать, женскими формами меня конечно не удивить, но сразу отвести взгляд от Марии я всё же не смог.
— Пётр! — возмутилась она, попытавшись прикрыться руками.
— Кхм. Прошу прощения. Это непроизвольно. Но и вам стоило бы оторвать взгляд от меня, и посмотреть на моё вместилище, — кивнул я себе за спину.
Она последовала моему совету, и в мгновение ока выражение смущения на её лице сменилось удивлением. Было отчего. Всего лишь год назад я был поскрёбышем, с потенциалом дара всего лишь третьего ранга. Сейчас же моё вместилище указывало на то, что я являюсь обладателем седьмого. А тянущиеся от него каналы никак нельзя было назвать атрофированными, потому что они превосходили таковые у Долгоруковой…