Но мужик сделал вид, что он этого вопроса не расслышал и, не тронувшись с места, угрюмо смотрел в угол. Улыбнулся он только один раз, когда Алексей предложил ему деньги за взятый фураж и хлеб.
— Этот и с нами пойдет и с белыми тоже, — наливая чай, проворчал Мальцев, когда хозяин, закончив все дела, ушел к себе.
— С тем, кто погромче прикрикнет и поменьше попросит, — согласился Алексей.
Ночь дежурили по двое, один на улице, второй во дворе.
Когда забрезжила заря, стали собираться в путь. Но дежуривший у ворот Пустовалов доложил, что с бугра спускается отряд кавалеристов. Поняли, что это погоня.
Запрячь лошадей они могли еще успеть, но выехать незамеченными было уже невозможно. Спрятаться во дворе, значило, запереть себя в ловушку. Белогвардейцы, наверняка, будут наводить справки в крайнем доме и сразу же обнаружат их. Тогда Алексей принял смелое решение. Распорядившись, чтобы упряжки увели за дом, побежал в избу, надел на себя хозяйский старенький тулуп, натянул на голову такую же старую шапку и, взяв ведро, пошел через улицу к колодцу. Он еще не успел опустить бадью, как его окружили белогвардейцы.
— Эй, дядя! Ты давно здесь ходишь? — свирепо взмахнув нагайкой, закричал командир отряда.
— Нет, недавно, а што? — вытаращив сразу поглупевшие глаза, ответил Алексей.
— Ты не видел, не проезжали тут на двух подводах пятеро…
— Чаво не видел, — загнусавил Алексей, — у меня ночевали, вот только уехали. Сено, овес взяли, бандиты, а платить дядя будет, сволочи…
— Куда уехали, куда?
— На Мурлыковку, вон за тот бугор, — показал Алексей в правую сторону, туда, где в семи верстах стояла небольшая Мурлыковка.
— Давно? — нетерпеливо крикнул белогвардеец.
— Чаво давно? Полчаса, поди, не больше.
Белогвардеец пришпорил взмыленного коня, что-то прокричал своим подчиненным, и отряд скрылся в переулке. Сняв шапку, Алексей разгладил взмокшие волосы, облегченно вздохнул и побежал через улицу. Через несколько минут две пары лошадей мчались по направлению на Сомовку.
Таким образом было выиграно десять-двенадцать верст. Догадавшись в Мурлыковке, что их обманули, белогвардейцы вернутся обратно, чтобы узнать, куда же уехали красные, а заодно захотят рассчитаться с обманщиком.
Отдохнувшие лошади шли хорошо. Позади осталось не менее пятидесяти верст. Белые не появлялись. На одном из немецких хуторов Карпов решил заменить лошадей. На это потребовалось не больше полчаса, но и этого оказалось достаточно, чтобы белогвардейцы, сменившие лошадей раньше, приблизились на расстояние видимости.
Карпов велел ехать как можно скорей, и они оторвались от погони. Этому помогла еще остановка белогвардейцев для новой смены коней. Правда, всех лошадей им заменить не удалось, и часть кавалеристов отстала от отряда. Зато остальные всадники быстро настигали беглецов.
Через несколько часов им удалось начать обстрел убегающих. К этому времени лошади беглецов снова выбились из сил и едва передвигали ноги. Белые были в полуверсте. Перед Алексеем встала необходимость принимать новое решение. Поднявшись на бугор, увидели внизу деревню, за ней по всему горизонту синел бесконечный лес. С севера усиливался ветер, начал падать мягкий пушистый снег. Похоже, что приближалась вьюга.
— Эх, черт! — отогнув воротник тулупа, крикнул Алексей, сидящему на задке рядом с ним Мальцеву. — Лес. Еще два часа, и мы были бы там. Войти в лес белые не рискнут.
— Что же думаешь делать? — спросил Мальцев.
— Придется драться, так мы им не дадимся. А там посмотрим.
У въезда в село стояла приземистая церквушка, рядом большой дом с крытыми воротами. Двор обнесен каменной стеной, сзади и сбоку — коньком тесовая крыша.
— Давай к воротам, — показывая пальцем на поповский дом, скомандовал Алексей сидящему на переднем сиденье Редькину. — Здесь попробуем отбиваться до ночи. Выбора у нас нет., Успели завести лошадей под сарай, втащить груз в сени и закрыть ворота. Старый, с плешивой головой, с бородой до пупа поп до того перепугался, что, спрятавшись за дверь, не переставал креститься и бормотать одну молитву за другой.
— Господи, спаси живот раба твоего, не дай душе праведника изыдеть на поле брани…
Между тем семь человек белогвардейцев подъехали к дому, остальные стояли поодаль, командир затарабанил черенком по воротам.
— Открывай! Все одно теперь никуда не денетесь.
— Врешь! — крикнул в ответ Алексей, и за ворота полетели три гранаты. Белогвардейцы пришпорили коней, но было поздно. Три солдата были убиты, еще трое ранены, один смертельно, среди раненых был и командир.
Отступив, колчаковцы начали обстрел поповского дома. Пули прошивали деревянные стены, раздробили зеркало, продырявили самовар. Поповские домочадцы подняли невообразимый крик. Когда одна из пуль ранила руку матушки, поп, как ошалелый, бросился во двор, выскочил за ворота и в одном подряснике, подняв впереди себя крест, побежал к стреляющим. Вздрагивая от страха и перевешивая слова молитвы с плачем, он объяснил колчаковцам, какой опасности подвергается его семья и сами колчаковцы и в какой безопасности находятся спрятавшиеся за каменной стеной их враги.
Беснуясь от злобы, колчаковцы прекратили стрельбу. Они установили за домом наблюдение и решили ждать утра. Рассчитывали, что к утру подойдет из соседней волости дружина. Туда с приказом был направлен солдат. К утру же могли подъехать и отставшие кавалеристы. Большего колчаковцы сделать не могли, их осталось всего восемь человек, а за каменной стеной было пятеро вооруженных наганами и гранатами большевиков.
Когда белогвардейцы прекратили стрельбу, Карпов с Михаилом обследовали двор. В каменной конюшне у попа стояла тройка хороших лошадей.
Метель усиливалась. Видимость все больше сокращалась.
Ждать утра — значит, готовить себя к смерти.
— Запрячь тройку поповских лошадей в палубок и рвануться, — предложил Редькин. — Попу своих оставим, анафеме не предаст.
— У нас нет винтовок, нечем отстреливаться, — выслушав Редькина, ответил Алексей.
К командиру подошел Пронин, и как всегда спокойно сказал:
— У ворот трое убитых. У всех винтовки. Разреши, я сползаю.
Алексей молчал. Посылать Пронина было опасно.
— Винтовки дело хорошее, но тебя могут пристрелить. На это я согласиться не могу. А впрочем… Обожди — и пошел в дом.
— Послушай, хозяин! — сказал Алексей, разыскав попа. — Ты священник и твоя обязанность заботиться о страждущих.
Поп с недоумением и страхом смотрел на Алексея.
— Скоро ночь. У ворот лежат три человека, разыгрывается буран, сверху валит снег.
Заплывшие глазки попа скользнули к полу.
— Я только что творил молитву по убиенным.
— Но двое из них еще живы, шевелятся. Мы просим, чтобы ты принес их сюда. Понимаешь, что сами мы сделать этого не можем.
Поп насторожился. Ему не хотелось идти к лежащим за воротами солдатам. Мало ли что могут подумать колчаковцы.
— Я немощен, — сказал он, смиренно опустив голову, — и мне такая ноша не под силу.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Алексей. — Тогда вот что, сходи к ним и скажи, чтобы не стреляли. Мы пошлем своего человека, подберем раненых, положим их в палубок, и ты свезешь их туда. Но учти, если перебежишь, твоя семья ведь здесь остается.
Деваться попу было некуда, и он пошел. Через несколько минут поп вернулся и сообщил, что командир белых согласен с предложением.