Неделю спустя
Все меняется очень быстро. Я практически не успеваю за всем происходящим, мне приходится бежать, чтобы ничего не пропустить.
Дамира перевели в обычную палату и теперь посещение не ограничено одним часом, хотя и целый день я у него торчать не могу. Как минимум, это странно…
Он очень быстро идёт на поправку, врачи дают хорошие прогнозы. Быстрее всего заживают рёбра и рана на плече, но даже несмотря на то, насколько рана на бедре серьезная — Дамир уже встаёт. На костылях ему никак — обе руки повреждённые, поэтому он хромает, но упорно идёт до уборной самостоятельно, уверяя меня, что ему вообще не больно.
Мальчики привезли ему одежду — он вручил им ключи от квартиры, которые до этого отдала ему я, а я так и таскаю апельсины, которые, оказывается, он очень сильно любит.
С Дамиром сложно. Каждую помощь он воспринимает в штыки, потому что решает, что это показатель его слабости. Дурак. Я на самом деле не знаю никого, кто был бы сильнее него. Во всех смыслах…
В полиции все ещё лучше, чем в больнице. Того, кто заказал убийство Дамира, нашли. И да, это должно было быть убийство, просто Ярослав вовремя услышал шум и все ринулись помогать. А иначе… да я даже думать не хочу, что было бы иначе.
В общем, нападавших задержали, потому что под долгими уговорами правоохранительных органов они сдали друг друга. А главного найти было просто — ему пришлось обратиться за помощью в больницу, потому что Дамир сломал ему челюсть и зубы. В домашних условиях с личным врачом это исправить нереально.
Так что… мальчики помогли следствию, осталось провести суд и закрыть дело.
А с Русланом… мы не общаемся. Пару раз мы виделись здесь, в больнице. Они толпой приходили к Дамиру, а я как раз была в палате. Руслан странно смотрел на меня, а я тоже не могла оторвать от него взгляд. И мне хотелось бы сказать что-то, но выяснять отношения в больнице — затея слишком глупая.
Наша пауза затянулась, превратившись в красный «стоп». Это не просто «давай отдохнем друг от друга», это буквально «давай расстанемся».
Но мне банально некогда грустить. И ещё пока я не услышала этих слов официально, плакать не буду. Но у меня папа дома, скучающая по мне мама, Дамир, которому я таскаю обеды, а ещё учеба и куча домашних дел — мне правда некогда сесть и плакать над тем, что все рушится. Это выглядит так, словно мне все равно, хотя это неправда. Просто время летит слишком быстро и голова постоянно забита чем-то.
Залетаю в палату к Дамиру уже как к себе домой. В руках привычные апельсины, а еще уже неприятно, но тоже привычно, что-то тянет в пояснице. Это старость? Не думала, что она наступает так быстро.
Чуть морщусь, открывая дверь, потому что как-то не так наклоняюсь к странно низкой ручке, и застываю на месте, всё с тем же выражением лица и чуть согнувшись.
Потому что Дамир сидит на кровати в одних трусах. Из “одежды” на нем только повязки и гипс. Чувствую, как краснею. Мне уже приходилось его в таком виде застать, но тогда это было еще более неловко.
— Что ты кривишься, всё так плохо? Заплыл без тренировок, — говорит он так легко, что я тут же выравниваюсь и без тени смущения (по крайней мере я стараюсь выглядеть именно так) прохожу в палату.
Ну, честности ради, он вообще не заплыл. Я вообще не представляю, сколько этому каменному торсу надо не тренироваться, чтобы заплыть. После того как на него даже мама моя пялилась, я запретила себе считать это чем-то постыдным, поэтому пока прохожу в палату и ставлю апельсины на тумбочку — краем глаза поглядываю.
Мы начали немного общаться. Дамир на удивление стал даже разговорчивым. Ну. По сравнению с тем, каким он был раньше. Я не знаю, что на него так действует, но есть ощущение, что мы. Я, мальчики, даже заботливые доктора. Потому что кроме нас к нему не приходит никто. Вообще ни единого раза. Мне очень хочется спросить у него, а где родители, или хотя бы кто-то, но не решаюсь. Почему-то мне кажется, что этот разговор не будет для Дамира долгожданным.
— Тебе жарко? — задаю резонный вопрос, ну потому что что за вид вообще? Мне неловко.
— Нет, я пролил на себя чай, разделся, а одеться не успел — ты пришла.
— Тебе нужна помощь? — спрашиваю, потому что понимаю, что в его состоянии одеться самостоятельно почти нереально.
— Нет, — отрезает громким рыком. Он нервничает, каждая моя помощь сопровождается тихими нервами, а потом еще более тихим смирением. Никогда бы не подумала, что Дамир такая истеричка.
— Как знаешь, — пожимаю плечами и усаживаюсь на стул позади него, хватая одну апельсинку. Спина снова ноет, но я стараюсь не обращать на нее внимание, заинтересованно глядя на упрямого Дамира.
— Что? — он оборачивается и смотрит на меня. Качаю головой и усмехаюсь. Я уже выучила его. Сейчас он повыделывается, а потом согласится, чтобы я помогла. При этом будет пыхтеть как паровоз, называя себя немощным. — Это тебе не стриптиз-клуб.
— Ну и ты не танцуешь, — хохочу, когда вижу, как он сжимает челюсти.
Пыхтит, но спортивные штаны умудряется надеть сам, чему я почти готова поаплодировать. Правда. С момента, как он пришел в себя, прошла всего неделя. А он уже делает такие успехи. Мне кажется любой другой лежал бы пластом еще очень и очень долго.
— Хорошо, — говорит, но дальше не продолжает. Это я в своей голове уже понимаю, что там еще молчаливое “помоги мне надеть эту чертову футболку, потому что пока я справиться с этим не могу”.
Подхожу к нему и беру в руки чистую вещь, выворачивая ее на лицевую сторону. Дамир на меня не смотрит, а я стараюсь на него не смотреть. Пока это немного неловко, если честно… Я во многом ему помогала здесь: выпить воды, поесть, даже встать с кровати или сделать первые пару шагов из упрямости. Но одевать… Нет.
Продеваю руку с гипсом в короткий рукав и аккуратно проделываю все то же самое со второй, стараясь не задеть рану на плече. Надеваю футболку на голову и медленно спускаю ткань по спине, задевая голую кожу. Чёрт… Он такой горячий, как будто у него температура, и я буквально чувствую, как он вздрагивает от моих ледяных пальцев.
Если бы был прибор, измеряющий неловкость, он бы пищал сейчас от того, что отметка залетела бы за самый высокий предел. Мне дышать тяжело становится, когда я наклоняюсь, чтобы поправить одежду до конца, но я тут же вскрикиваю от боли в спине, в такой же позе и оставшись.
— Чёрт!
— Инопланетянка, ты чё?
— Да спина, третий день ноет и хватает, а сейчас очень сильно, — хнычу и стараюсь выровняться, и неожиданно мне на помощь приходит Дамир. Он встает сразу же и аккуратно меня выпрямляет, как будто у него уже ничего не болит. Действует быстро и профессионально.
— Развернись, — командует.
— Что?
— Спиной сказал повернись ко мне, — говорит чуть громче, и я подчиняюсь, разворачиваясь на сто восемьдесят. — Вот тут болит? — спрашивает и надавливает пальцем мне куда-то, отчего я громко стону от боли и чуть не валюсь с ног. — Понял, не отвечай. Расслабься.
— Что ты делать собрался?
— Я сказал — расслабься. У тебя защемление, сейчас вправим.
— У тебя рука болит! — говорю очевидные вещи, даже не додумываясь, что если бы он не смог — он бы не полез.
— А у тебя спина, еще будем очевидными фактами обмениваться? Расслабься, сказал.
— Не командуй мной, — ворчу и краснею, мне снова неловко и это уже начинает бесить.
— Аня! — он рявкает так громко, что я не только рот закрываю, я даже думать перестаю. Напрягаюсь на две секунды, а потом расслабляюсь, как он и просил. Дамир немного задирает мою майку, я устаю вспыхивать в сотый раз, что-то трет, куда-то давит, а потом…
— Ай!
— Всё, — отходит от меня, и я понимаю, что секундная резкая боль прошла, и поясницу больше не тянет.
— Офигеть, ты волшебник? — поворачиваюсь к нему. Судя по его выражению лица, эта процедура ему далась гораздо больнее чем мне. Но он всё равно помог, несмотря ни на что…
— Инопланетянин, — добивает меня Дамир практически незаметной улыбкой. — На какую-то часть.