У меня никогда такого не было. Чтобы прям вот так жестко. Когда и губы дрожат, и руки не слушаются, и сердце на разрыв просто из грудной клетки.
Я никогда и никого не чувствовал так остро. Я еще никогда никого не хотел настолько сильно.
Аня руки убирает, доверяет мне, а я дохну, глохну, слепну сразу. Только чувствую. Чувствую ее мурашки по животу и рукам, тяжелое дыхание и бешеный пульс. Оба сердца сейчас к чертям просто вылетят.
Аня не закрывается, отчего я еще сильнее схожу с ума. Лежит подо мной, дышит с трудом и смотрит из-под опущенных ресниц. Ждет, что я буду делать, но при этом ничего не запрещает. Не останавливает, хотя я уверен, дискомфорт или страх она бы не стала терпеть.
Опускаю голову и касаюсь губами ключицы. Аня вдыхает резко от прикосновения и замирает, всё еще не отталкивая.
Я сдохну от возбуждения, но не трону ее и пальцем, если она не захочет и не позволит. Но пока она позволяет, и я целую дальше, нагло продолжая прощупывать границы.
Аня
Мне кажется, что я умерла. Ну или точно умру в эту самую секунду. Я с трудом соображаю что происходит, только чувствую, как меня колотит и как оставляет отметины на моих ключицах и шее Дамир.
Я лежу под ним с оголенным верхом, тяжесть его тела немного перекрывает кислород, в голове пустота, а внизу живота бушует настоящий ураган. Дамир касается кожи губами очень медленно и аккуратно, но я вздрагиваю от каждого контакта, словно он бьет меня током, так остро всё чувствую.
Перед каждым движением он притормаживает и бросает на меня секундный взгляд, прощупывая границы. А я не могу его останавливать. Я не… я не хочу этого делать. Я позволяю себе пару секунд подумать о том, что мне странно не страшно. Сколько раз Руслан просто намекал на близость и я убегала в панике от него, то тут, я ближе чем с кем-либо, но мне не страшно.
Мне, чёрт возьми, так хорошо, что с губ срываются тихие вздохи.
— Бля, как ты стонешь, — хрипло шепчет Дамир, прикусывая кожу на груди. Дрожу, забываю нормально дышать и схожу с ума от количества чувств и эмоций, бушующих внутри.
Снова отключаюсь, умирая от горячих губ, не протестую против движений Дамира, только отзываюсь тихими стонами и тяжелым дыханием.
А потом резко прихожу в себя, когда его губы смыкаются у меня на груди.
Боже! Это слишком остро, я не выживу в этой гонке, я не…
Дамир
Она не сопротивляется и так сладко стонет, что у меня срывает все стоп-краны. Накрываю ртом один сосок, облизываю и чуть не кончаю от вкуса и наслаждения.
Аня стонет громче, срывает мне башню окончательно, но всё еще не тормозит. Кладет ладошку на затылок, пытаясь схватиться за короткие волосы, пока я жадно целую, облизываю и кусаю манящую грудь.
Не могу оторваться. Это какое-то безумие. Губы словно приклеило к ее коже, скольжу ниже к ребрам и возвращаюсь к шее, снова впечатываясь в губы.
Аня отвечает с еще большим рвением, отчего мне окончательно срывает башню. Малышка возбуждена, обнимает меня руками за спину, шею, гладит по затылку и сжимает мне ногу своими бедрами, вряд ли вообще отдавая отчет этому действию.
Она целует сладко, кусает губы и награждает очередной порцией стонов, которые я жадно сжираю, обещая себе что никто кроме меня эти звуки слышать не будет.
Наглею и свободной рукой накрываю грудь Ани, сжимаю аккуратно, боясь от возбуждения причинить боль, играюсь с соском, слыша тихое шипение.
Шипит, точно кошка, и выгибается ко мне навстречу также.
И всё еще не тормозит.
Мне сложно сдерживаться и я немного спускаю сам себе поводок. Она дает зеленый свет, а я слишком в ней утонул, чтобы давать заднюю.
Снова спускаюсь губами по телу: шея, ключицы, грудь, ребра, плоский подрагивающий живот…
Дохожу до резинки трусиков — мои слишком огромные для нее штаны чуть сползли вниз — и прохожусь губами по кромке, ходя по самому лезвию ножа.
Я слышу ее запах, вижу как она выгибается и чувствую, как сжимает бедра. Это, блядь, адский аттракцион для моей выдержки, хуже самых стрёмных американских горок.
Решаюсь пойти ва-банк. Всё или ничего. Только сейчас.
Поддеваю руками резинку штанов, начиная стягивать их вниз, и Аня тут же замирает…
Аня
Внезапно в голове целый рой мыслей. Когда лежу на спине в полубреду и смотрю на черные как ночь глаза, что сияют на уровне моего живота.
Он остановится, как только я замерла и посмотрела на него. Резинка штанов все еще сжата в его кулаке, но он не двигается и не продолжает свою затею.
Хочу ли я этого? Не пожалею ли я? Могу ли доверять Дамиру сейчас? Доверяю ли я ему в эту секунду?
И черт, да! Что бы ни было дальше — я доверяю. И я хочу.
Внутри совершенно нет страха, в груди не щемит и голова не болит. Мне свободно, тепло и комфортно так, как никогда до этого.
Я бросаю голову на подушку, окончательно сдаваясь и слышу облегченный вздох. Он боялся?.. Что могу остановить его? Господи… Я сейчас мигом в него влюблюсь.
А дальше всё как в тумане. Потому что когда Дамир стягивает с меня штаны и целует мои бедра — я не в силах мыслить здраво и понимать, что вообще происходит.
Это очень остро. Каждое его касание, что близко, на грани, катастрофически близко. Каждое его движение, каждый поцелуй, каждый вздох и громкий рык.
Дамир клеймит поцелуями всё мое тело, живот, бедра, колени… Он осторожно раздвигает их руками, целует внутреннюю поверхность бедра, заставляя меня в сотый раз потерять голову, а потом…
— Дамир!
Мир сужается до размеров этой кровати, всё вокруг перестает существовать. И я перестаю, совершенно точно перестаю. Умираю и попадаю в рай, улетаю куда-то за облака, где нет боли, предательства и совершенно несправедливого мира. Туда, где есть только его сильные руки, сладкие губы и сумасшедшее наслаждение.
Дамир целует меня там через ткань трусиков, но и этого мне хватает, чтобы потерять голову. Я словно со стороны слышу свои стоны и всхлипы, совершенно не могу это контролировать и прикусываю свой палец, чтобы не стонать так громко. Но иначе не получается!
Он не дает мне молчать, потому что сжимает рукой то бедра, то грудь, а потом отодвигает трусики в сторону и я окончательно теряю связь с реальностью.
Я чувствую его язык, который касается то медленно, то набирает темп и делает всё гораздо быстрее. Я чувствую как он проходит по клитору, вызывая приступы дрожи, или осторожно гладит половые губы, словно успокаивая меня.
Я мечусь по подушке из стороны в сторону, пытаюсь, честно пытаюсь не стонать на весь дом, но это невозможно.
Руки тянутся к Дамиру, я снова пытаюсь ухватиться за волосы, которых почти нет, и царапаю ноготками кожу на его затылке в порыве эмоций.
Чувства раскаляются до предела, это так остро, что почти больно. Я испытывала оргазм раньше, мне девятнадцать, конечно я мастурбировала, но то, что происходит сейчас… Это нельзя сравнить.
Я чувствую удовольствие, оно накрывает меня волнами, подводя к краю всё ближе и ближе.
Не могу больше думать, не могу стонать, не могу дышать. Все чувства замирают на короткий миг, я напрягаюсь неосознанно, а потом взрываюсь, выкрикивая имя этого невероятного мужчины.
Меня колотит так, словно я стою без одежды на морозе, руки не слушаются, а пальцы и губы немеют. Я чувствую пульсацию внизу, чувствую губы Дамира, которые оставляют еще несколько поцелуев, а потом крошечной дорожкой поднимаются вверх по моему уже расслабленному, но всё еще очень чувствительному телу.
Он накрывает мои губы своими, делится моим вкусом, но удивительно это не противно. Наоборот… Это оказывается очень возбуждающе, и я ловлю себя на мысли, что если бы Дамир продолжил — я зашла бы дальше почти не раздумывая.
Но он явно не собирается, с каждой секундой притормаживая только сильнее.
— Вам противопоказаны такие нагрузки, больной, — удивляю сама себя, когда вдруг решаю заговорить. Наврное, если бы не решилась, сгорела бы от смущения потом в тишине.
— Твой оргазм — лучшее лекарство, — он всё-таки заставляет меня гореть одной короткой фразой, даже не смущаясь. Он абсолютно серьезен, и я вижу в его глазах что-то, что никогда еще ни у кого не видела. Это… надежда? Но на что?
— Ладно, — отвечаю, смущаясь. Неловкость зашкаливает. А как вести себя теперь с ним? Господи, я всё еще голая… — И всё-таки, тебе действительно лучше соблюдать постельный режим.
— Мы были в постели, — добивает меня засранет. — Скажешь, когда снимут запрет? Я бы с удовольствием оближу тебя в душе и на кухонном столе.