– Не надо так говорить. Он вернется!
– Как бы я хотел этого!
На третий день утром Чунь-тао встала, испекла большую лепешку и сорвала несколько огурцов. Затем вместе с Ли-мао она позавтракала, надела свою старую шляпу и, прихватив корзинку, вышла во двор.
– У тебя настроение плохое, сидела бы дома, – крикнул Ли-мао через окошко.
– Здесь тошно, – отрезала она и вышла за калитку. Трудолюбие всегда преобладало в ее характере, и даже сейчас глубина переживаний не помешала ей приняться за работу. Большинство китайских женщин проводят всю свою жизнь в тяжелом труде, их любовь – слабый росток, спрятанный глубоко в тайнике сердца. Нежиться за расшитым парчовым пологом или в тихом лесу читать стихи о любви может позволить себе лишь императрица или премьер-министр. Чунь-тао не принадлежала к числу женщин, избалованны* жизнью; она не смотрела на мир сквозь розовые очки, как некоторые легкомысленные студентки. На сердце у нее было очень неспокойно.
Глотая пыль, проходила она переулок за переулком, машинально выкрикивая: «Меняю спички на бумагу!.. Меняю спички на бумагу!..» Она даже не замечала старых газет, валявшихся под ногами, а иногда давала больше спичек, чем следовало. День промелькнул незаметно, и вечером Чунь-тао уныло поплелась домой – так воронье возвращается в свои гнезда после грызни на свалке из-за пищи.
Но что это? На калитке новая табличка, хозяин – Сян-гао, хозяйка – Лю. Едва изумленная Чунь-тао вошла во дворик, навстречу ей выбежал Сян-гао.
– Ты… вернулся… – с трудом вымолвила она.
Глаза ее увлажнились слезами.
– Ты мне дороже жизни. И ты нуждаешься в моей помощи, – сказал Сян-гао. – Я не мог тебя бросить.
Эти два дня Сян-гао проблуждал по улицам. Ему казалось, что на ногах у него тяжелые кандалы и он прикован к Чунь-тао. Повсюду его преследовала реклама табачной компании – он не мог ни на миг забыть о Чунь-тао. Сердце его изнывало от тоски.
– Все решено, – послышался голос Ли-мао. – Старший брат Сян-гао здесь хозяин, а я – жилец.
Сян-гао, как обычно, помог Чунь-тао снять со спины корзину и, вытирая катившиеся по ее лицу слезы, проговорил:
– А когда мы вернемся в деревню, Ли-мао будет хозяином, а я – жильцом.
Чунь-тао ушла в дом, умылась и переоделась. Затем уселась с Сян-гао под навесом. Оба они долго обсуждали свои дела, стноили планы, мечтали: если удастся продать бумагу, собранную возле дворца, можно будет открыть на рынке торговлю с лотка, а потом пайти себе дом получше.
На небе догорали звезды. Ли-мао давно спал. В комнату залетел мотылек и взмахами крыльев погасил крошечное пламя коптилки.
– Пойдем и мы спать, – промолвила Чунь-тао.
– Ты ложись, а я разотру тебе ноги.
– Не надо. Сегодня я почти не устала. Вот завтра дел много – мы ведь несколько дней не работали.
– Да… совсем забыл. Пока тебя тут не было, я сходил на Тяньцяо и купил тебе новую шляпу. Вот, погляди! – Сян-гао нащупал в темноте сверток и протянул ей.
– Ладно, сейчас ничего не видно. Утром надену, тогда и погляжу.
В окно вливался дурманящий аромат тубероз. Вскоре все погрузилось в тишину; лишь слышался прерывистый шепот: «Женушка». И в ответ: «Тише! Я тебе не жена».
1934
Тяньцяо (Небесный Мост) – один из старых районов Пекина.
То есть в 1931 г.
Кан Ю-вэй – известный китайский государственный деятель конца XIX в.
Шэньян (Мукден) – город в Северо-Восточном Китае.
Добровольческая армия была организована после вторжения японской военщины в Маньчжурию в 1931 г.
Хайчэн – город в провинции Ляодун.
Пингу – город в провинции Хэбэй.
Ваньцзыхой – благотворительная организация.
Династия Мин правила в Китае с 1368 по 1644 г.
Династия Сун правила с 960 по 1279 годы
Цин – мера площади в 0,144 гектара.
Таншань – живописная окрестность Пекина, Бэйдайхэ – курортное место неподалеку от Пекина.