Чай пили, сидя друг напротив друга, за круглым столом. Печенье и кофе отыскать не удалось, но неожиданно нашлись сухари, что очень обрадовало Макара.
— Радушный я хозяин? — шутливо спросил он, указывая на сухари.
— Очень! — улыбнулась Настя.
— Ешь и спать ложись, — велел ей Карпов. — Замки в квартире надёжные. Севера не бойся. Если он и приедет, то будет нас на улице караулить. В квартиру не сунется.
Настя окинула Макара придирчивым взглядом. Он, мощный и абсолютно спокойный, производил впечатление человека, способного защитить от неадеквата Северина. Анастасия несколько секунд поколебалась, а потом заговорила:
— Я хотела тебя спросить: зачем ты в ЧВК завербовался? Война — это зло, смерть. Мы живём в двадцать первом веке. Зачем нам война?
— Мир, Настёна, далёк от идеала. Люди воевали, воюют и будут воевать, — философски изрёк Карпов.
— Не надо мне про людей. Тебе это зачем? — взорвалась Настя.
Макар насупился и не ответил на вопрос.
— Понятно. Убивать нравится. Северин садист, и ты такой же, — Анастасия, резко встав из-за стола, подошла к окну.
За окном кипела обычная вечерняя городская жизнь. Двор многоэтажки, куда выходило окно квартиры Карпова, был красиво подсвечен огнями фонарей. Несмотря на вечер и холод люди торопились куда-то по своим делам, а машины одна за одной въезжали во двор, чтобы занять парковочные места.
— Не садист я, — вдруг громко сказал Карпов.
— Мне всё равно, кто ты. Только не отдавай меня, пожалуйста, Северу. Хочешь — сам развлекись со мной, но не отдавай ему, — проводя рукой по стеклу, с безразличием произнесла Настя.
Карпов встал, в три шага пересёк кухню, стал за Настей и сжал руками её плечи:
— Что ты такое говоришь? Я тебя не трону и в обиду не дам. Своих не бросаю. Прорвёмся!
— С чего вдруг я "своя"? — удивилась Настя.
— Я — Макар, а ты — Макарова, — пояснил Карпов. — Стало быть — моя. Понимаешь? Я об этом сразу подумал, когда Инга тебя нам у Алантика представила. Мы даже похожи: у тебя глаза, как у меня, карие.
— Глаза много у кого карие, а "Макар-Макарова" — это просто игра слов, — вздохнула Настя. — Хотя, ты прав: интересно получилось. Знаешь, мне всегда лингвистика нравилась.
— Лингвистика нравилась, а работаешь нянькой. Молодец! — с насмешкой произнёс Карпов.
— Так уж вышло, — ответила Анастасия и неожиданно для самой себя начала рассказывать. — Я родом из маленькой деревни Гудки. С детства очень любила читать, сочинения хорошо в школе писала, даже Олимпиаду районную по русскому языку в десятом классе выиграла. Представляешь? У нас вся деревня на ушах стояла от этой новости. Директор школы после этого стала просить меня разные бумаги её вычитывать на предмет ошибок. Она говорила, что у меня врождённая стопроцентная грамотность. Я хотела после одиннадцатого класса поступать в институт на филологический факультет.
— Что остановило? — тихо спросил Карпов.
— Нищета остановила, — вздохнула Настя. — Денег у нас не было от слова совсем. Я старшая у мамы. У меня ещё младший брат есть. Мать работает уборщицей на кирпичном заводе. Может слышал: есть такой маленький заводик в шестидесяти километрах от нашего города?
— Никогда не слышал, — признался Карпов, ещё крепче сжимая руками плечи Насти.
— В общем, детство моё прошло в общежитии кирпичного завода, — продолжила рассказ Макарова. — Только общежитие — это громко сказано. Барак. У меня был один путь: работать на ферме в деревне или на кирпичном заводе, но бабушка, мать отца, умерла, завещав мне свою квартиру. Папу я не помню. Он бросил нас ещё до рождения моего брата. Бабушку эту городскую я видела один раз, лет в семь. Она приезжала в Гудки, чтобы посмотреть на меня и брата, но всё закончилось скандалом, поэтому мы с мамой удивились, когда с нами нотариус связался и объявил о наследстве, оставленном мне. Оказалось, что мой отец скончался за год до смерти своей матери, и она переписала завещание на меня. Помню, что мама моя тогда очень радовалась. Она только начала встречаться с одним мужчиной. Тот мужчина мечтал о машине. Мама планировала квартиру бабушки продать и машину хорошую купить. Говорила, что машину на меня зарегистрирует. Я сразу согласилась, даже в УПК выбрала вождение, как предмет, и на права в одиннадцатом классе сдала. Потом директор нашей школы меня к себе в кабинет вызвала, поругала, просветила, что машину эту мужчина разобьёт, как три свои предыдущие, потому что любитель в нетрезвом состоянии сесть за руль, а квартира — мой шанс уехать из деревни. Я, получив аттестат о среднем образовании, собрала вещи и укатила в город. Мать очень злилась на меня. В институт документы подавать я побоялась. Пошла в швейное училище. Два года училась и работала дворником, так как на стипендию прожить нереально было, а мама даже продукты давать со своего огорода мне не хотела. Она считала, что я её предала. К концу моей учёбы в училище маму немного отпустило, наши отношения более-менее наладились.
— Как ты нянькой в саду стала? — удивился Карпов.
— После училища по распределению работала на швейной фабрике, пока не сократили, — объяснила Настя и печально улыбнулась. — Я пока училась в швейном училище, ещё курс секретаря там взяла. Швеёй мне работать не нравилось. Когда меня сократили, я попыталась устроиться хоть куда-нибудь на должность секретаря. На собеседования ходила, но везде получала отказ из-за того, что опыта нет, поэтому пошла нянькой в логопедический сад.
— А брат твой где? В деревне с мамой?
— Брат после девятого класса никуда поступать не захотел, в школу не вернулся, а болтался в деревне, пока в армию не забрали. Отслужил он в армии и остался там по контракту. Звонил редко. Всегда говорил, что всё хорошо у него, но за три года ни разу не приехал ни к маме, ни ко мне. Вечная отговорка была: занят. Волнуюсь я за брата. Последний раз он звонил поздравить с Новым годом. С тех пор — тишина. Может случилось что? — Настя повернула голову и доверчиво посмотрела Карпову в глаза.
— Сама ему позвони, — предложил Карпов.
— Звонила много раз. Абонент недоступен.
— Может на сборах. Это же армия, — успокоил Настю Макар. — Позвонит. Обязательно позвонит и приедет.
— Дай Бог, — согласилась Анастасия, снова повернув голову к окну.
— Мать так и живёт в деревне? — продолжил расспросы Карпов.
— Да. В доме сожителя. Выпивать с ним стала, — поморщилась Настя.
— Ты ездишь к ней?
— Раз в год на Рождество. Не могу терпеть её сожителя, потому что он большой любитель алкоголя, — пояснила Макарова.
— Молодец, что уехала из деревни, — похвалил её Карпов.
— Это было правильное решение. Если бы я в Гудках осталась жить, то, может, как мать, от безысходности сошлась бы с каким алкоголиком, начала с ним "квасить," — Настя смотрела на отражение Карпова в окне и чувствовала, что он понимает её, отзывается на услышанное.
Как подтверждение этому Карпов провёл рукой по волосам Анастасии и успокоил её:
— Не кисни, Настёна! Когда разберёмся с Севером, помогу секретарём устроиться. Есть у меня одна идея. Всё у тебя наладится.
— А у тебя? Давай вместе дальше? — с надеждой предложила Анастасия.
— Поздно, — с болью отказался Карпов. — Не смогу я на гражданке жить. Грехов на мне много.
— Тебе жалко тех, кого ты убил? — Настя отвернулась от окна и, не мигая, смотрела в карие глаза Карпова.
Макар нервно сглотнул:
— Когда я в первую "командировку" поехал, утешал себя тем, что сражаюсь против военных. Потом мы взяли одно поселение в Сирии. Там было много трупов женщин и детей. Потом Ливия была, другие места. Войну никогда не забудешь. Как там у "Любэ" про войну: "Дурная тётка, стерва она." Вот я и понял, что замарал себя. Назад дороги нет.
— Правда, что женщин насилуют, когда захватывают город или деревню? — не отводят взгляда от лица Карпова, спросила Настя.
— Секс — самый лёгкий способ снять стресс, а стресса, ты же понимаешь, во время активных боевых действий хоть отбавляй, — ушёл от прямого ответа Карпов.
— Тебе было приятно снимать стресс, причиняя кому-то боль? — с горечью спросила Настя.
— Я не испытываю удовольствия от того, что причиняет боль другому человеку. В бордели ходил, врать не буду, а силой женщину взять считаю подлостью, — ответил Карпов.
— Северин считает иначе, — напомнила ему Анастасия.
— Мы все разные, — спокойно отреагировал на напоминание Карпов.
— Значит ты знал, что он убивает девушек! — возмутилась Настя.
— Не знал, да и сейчас не знаю. Юрка умный, креативный, изворотливый. Я слышал от ребят нехорошие вещи о его способах снять стресс, но это же в зоне боевых действий. Там на такие вещи смотришь, как на неизбежное зло. К тому же начальство Юрку ценит, "шалости" его покрывает, даже когда он в отпуске "шалит." Например, год назад Арбитр из следственного изолятора Севера в два счёта вытащил. Юра тогда в пылу эмоций у нас в городе на дискотеке с человечком задиристым схлестнулся и ножичком ему живот слегка "продырявил."
— Что ж у вас за начальство, если оно даже полиции указывать может?! — Настя смотрела на Карпова, широко раскрыв глаза.
— У начальства очень длинные руки и большие связи. Залупаться с начальством — это плохая идея, потому что в отместку отправят в самое пекло, — назидательно пояснил Макар.
— И сейчас начальство на стороне Севера, — пробормотала Настя.
— Прорвёмся, — упрямо повторил Карпов.
— Северин сказал, что он с отцом живёт, — вспомнила Анастасия. — Это правда?
— Правда. С отцом и двумя младшими сёстрами. Мать Юры уже два года как умерла от рака. Она тяжело болела. Север много денег на лечение матери потратил. В Израиль возил. Любил Юрка мать. Он, пока мама жива была, хоть немного себя берёг, потом совсем безбашенным стал.
Настя помолчала, осмысливая услышанное, затем обняла Карпова за пояс:
— Слушай, Макар, ты же меня спасаешь, а значит грехи простятся.
— Не верю я в прощение грехов, — покачал головой Карпов.
— Поцелуй меня, — попросила Настя.
Макар нервно сглотнул:
— Н-не п-п-проси. Н-не м-могу.
Он развернулся и ушёл из кухни в комнату, а Анастасия ещё долго смотрела в окно, пока Карпов не объявил из коридора, что пора спать.
Спать Настю Макар отправил в спальню на большую кровать. Себе разложил диван в соседней комнате.
— Спокойной ночи, — пожелал он, закрывая дверь спальни.
Настя легла на кровать, не раздеваясь, в пуловере и джинсах. Около получаса она лежала, размышляя о своём положении и прислушиваясь к звукам, доносившимся из соседней комнаты, где Карпов сперва, исходя из звуков, ходил туда-сюда, потом лёг на диван и затих.
Настя нерешительно села на кровати, посидела с минуту, так же нерешительно вышла из спальни, прошла по коридору и замерла на пороге комнаты Макара.
— Тебе чего? — поднял голову с подушки Карпов.
Не говоря ни слова, Анастасия приблизилась к дивану и стянула с себя кашемировый пуловер.
— Настёна, иди спать! — гневно потребовал Карпов.
— Я думала — растерянно прошептала Макарова, — что ты этого хочешь.
— Ошиблась, — проворчал Карпов, отворачиваясь к стене. — Спать иди. Завтра будет тяжёлый день.
Настя, прижимая пуловер к груди, вернулась в спальню. Там она снова надела пуловер и легла на кровать. Перед тем, как уснуть, Анастасия думала о Макаре, войне, о своём брате, об отношениях с матерью. Мысли путались в её голове, но одно Макарова понимала очень чётко: замкнутый, холодный Карпов вызывал в её душе огромную бурю разных чувств, среди которых доминировало безграничное доверие.