За ужином атмосфера гнетущая. Никто ничего не говорит. Тишина давит на виски. Даже по тарелкам никто не царапнет. Знают, что отца выведет из равновесия. Слышно только проезжающие машины за окном и тиканье настенных часов. Нервы натянуты, как канаты.
— Мне сегодня предложили поездку в Азию по обмену знаниями. — выдаю на одном дыхании.
— Одной? — спрашивает отец, оторвавшись от тарелки с чечевичным супом, скрещивая руки на груди и облокачиваясь на спинку стула, смотрит в упор на меня.
— Нет, там еще пару человек с другого потока едет.
— Взрослые? — уточняет.
— Только наставник. Преподаватель по международным делам.
— Куда именно? — удивленно спрашивает отец.
— Гонконг, — сглатывая, отвечаю.
— Дорого, — отрезает отец и возвращается к своей тарелке, даже не смотрит на меня.
— Академия все оплачивает. — выдаю как на духу, — Проживание, билеты, пребывание там.
— Срок?
— На полтора, два месяца, — конкретно уточняю.
— Слишком долго, — обдумывает отец. — Надо взвесить, сколько будет стоить второй билет и проживание там.
— Зачем? — недоумеваю я.
— Чтобы мать с тобой отправить. — смотрит на меня в упор. — А ты думала, что одну тебя отправим? Нет уж. Знаю я, чем на этих обменах занимаются, — фыркает отец недовольно. — Сначала поездка по обмену, а потом приезжают с пирсингами и беременными.
— Боже… Папа, — закрываю лицо руками. — Я еду туда учиться, а не сексом заниматься.
— Ты что, уже ЭТИМ занималась? — сокрушается отец, хватаясь за сердце. — Кто он?
— Боже, нет, конечно, — краснею. Не готова я об этом говорить в кругу семьи.
— Точно девочка? — спрашивает отец. Я киваю, краснея. Картошка поперек горла становится. Удушает.
— Ира, завтра же предоставишь мне справку о том, что она девственница.
— ПАПА! — уже повышаю голос я.
— Я всё сказал, — отрезает отец и уходит. Аппетит, как и настроение, на нуле. Ничего не хочется. Вот и поговорили.
Молча собираем все со стола. При маме держусь. Не хочется её расстраивать. Сталкиваемся с ней взглядами. Спокойствие выдаю. Хоть и безумно хочется расплакаться. От недоверия. Ведь я никогда не подводила. Всегда делала все, что они хотели. Но почему раз за разом натыкаюсь на непонимание и какое-то недоверие. Чем заслужила? Обидно становится.
— Так, девочки, идем делать уроки. Полина, ты развешиваешь белье, а мы с Аней моем посуду, — раздает задания мама, к которым уже привыкли. Девочки не спорят, просто идут по местам. Мама закрывает створки между кухней и коридором. Я же становлюсь к раковине.
— Он просто переживает за тебя. — становится рядом мама с полотенцем. Сглатываю, киваю. Пытаюсь улыбаться. Не хочу её нагружать. Не хочу её волновать еще больше. Держу все в себе. Передаю первую тарелку.
— Кто он? — задает неожиданно мама. И я роняю тарелку в мойку.
— Ты о чем? — прикидываюсь, что не понимаю. Хотя понимаю еще как. Неужели мама нас застукала. Видела? Почему молчала? Пытаюсь припомнить хоть какой-то момент, где мы могли проколоться с Киром. Единственное — только мои вылазки.
— Не прикидывайся, сама понимаешь. — протирает тарелку, не теряя своего самообладания. Вот зачем оставила меня. — Думаешь, я не знаю о том, что ты ночевала не у Тины. Что с проектом все было подстроено. А главное, так удачно у неё уснула, — выдает эмоционально, но тихо мама. — А главное, такая прекрасная картина у него на стене висит. — и тут я понимаю, где прокололась. У Кира над кроватью действительно висит картина. Это две отдельные фотографии, собранные в одну. И в тот день я точно созванивалась с ней, чтоб успокоить. Черт. Выдыхаю.
— Так кто он? — спрашивает мама снова.
— Кирилл Сомов. — еле слышно выдыхаю. И где-то легче становится, что она знает. Вот только её реакция неожиданная.
— Кто? — ошарашенно переспрашивает. — Сомов?
Я киваю. Помогаю маме присесть и подаю воды.
— Все нормально? — спрашиваю. Мама мотает головой и прижимает полотенце ко лбу. Я лишь присаживаюсь на корточки.
— Мам, почему мы вечно бежим от них? Я была у них дома. У них хорошая семья. — тихо проговариваю.
— Еще в школе я была влюблена в отца Кирилла. На выпускном я сделала ему предложение. Он от меня не отказался. Сказал, что любит. Отец был против. Ему не нравился отец Кирилла. А вот Виктор ему очень импонировал. На выпускном я очень сильно напилась и не помню, как переспала с Виктором, другом отца Кирилла. Очнулась утром в постели с Витей. А отец Кирилла стоял и смотрел на нас. Я понимала, что это конец. Так и вышло. Мы расстались. Я очень долго переживала, плакала. Пыталась поговорить, но он был непреклонен. Тогда я и узнала, что он встречается уже с другой. То есть ему не важна была я и наша любовь. Мои извинения. Он просто не любил меня, хотя говорил, что любит. А через месяц узнала, что беременна. Мой отец был в ярости, но оказалось, что Виктор давно влюблен в меня. И на третьем месяце беременности мы расписались и жили с моим отцом. Позже я и сама влюбилась в Виктора. Потом ваш дедушка неожиданно умер. Квартиру отобрали, так как это было казенным имуществом. Хорошо хоть разрешили одежду и еду забрать.
Два года мы прожили в коммуналке в одной комнате. В три года ты пошла в садик, а я смогла полноценно выйти на работу. До этого ты очень много болела, и я не могла тебя оставить. Хоть и по ночам оставляла на соседку, а сама ходила полы мыть. А через год уже приобрели двухкомнатную квартиру. Друзья вашего отца помогли, отдали задаром почти. Даже ремонт делать не пришлось, так, по мелочи что-то докупали. Прожили с вашим отцом там счастливых пять лет. Ну а потом в один день нас огорошили новостью, что ваш отец убил какую-то девушку.
Месяцы сменились следствием, передачками ему в сизо и, в конце концов, судом. Он, конечно, говорил, что не виноват. Что девушку эту не знает. Но суд его признал виновным по всем статьям. Даже адвокат, нанятый Юрием, вашим сейчас отцом и его другом, не помог Виктору. Дали ему тогда срок в семь лет. Юрий помог избавиться от позора, который навлек на вас отец. Он предложил помощь. Я согласилась. Он взял все обязательства по разводу и принял вас как родных. В тот же день мы переехали к нему и стали жить большой семьей. Ну а дальше ты все знаешь.
— Мам, я понимаю, что тебе пришлось пережить. Но Кирилл другой. Он любит меня. И я… Я его люблю, мамочка. — жмурюсь от накативших слез. Щекой к маминым коленям прижимаюсь.
— Дурочка моя… Ты ничего еще не знаешь о любви, — гладит по волосам мама, и с ее глаз катятся слезы. — Тебе легко задурить голову. Ты все принимаешь за чистую монету. А любовь — она другая, — выдает мама. Поднимает за подбородок меня. — Расстанься с ним, — просит мама.
Мотаю головой. Слова комом в горле застревают. Как? Как я могу с ним расстаться. Я люблю его. Люблю.
— Я люблю его, мама. Люблю. — выдыхаю из последних сил. Мне больно. Больно, что мама не понимает. Ведь я знаю, что между нами все серьезно. Что Кирилл любит меня и я его. Что у нас все взаимно. Все серьезно. Знаю, что он никогда от меня не откажется. Он ждал меня целых шесть лет. Шесть!!! Это любовь сквозь года. И я от него не откажусь. Даже если придётся пойти против всех. Боже, как же я сейчас понимаю брата. Ведь то, что сейчас испытываю я, прошел он. Ведь ему так же было больно, как и мне сейчас. Мамочка, мама, пожалуйста, пойми и прости, родная.
— Иди в свою комнату. — встает из-за стола, оставляя меня сидеть одну на холодном полу перед пустым стулом. — Завтра идем к Софии. И я надеюсь, что мне не придется за тебя краснеть. — всё, что высказывает мама, оставляя одну. Слезы наконец-то проливаются. Я мерзну на этом кафеле, но продолжаю сидеть. Я словно умираю. Внутри умираю. Все, что во мне возродил Кирилл, с треском разбивается во мне. Совесть внутри просыпается. Овладевает телом, разумом. Душа чернеет. Я тихо ору. Зарываюсь в свои волосы. Тяну так, что тупой болью отзываются. Но даже это не спасает.
— Аня… тихо… боже, — поднимает меня с пола заплаканная сестра. — Пойдем в комнату. Пошли, — кое-как я переставляю ноги. Полина меня ведет, я сейчас расхлябанная молекула, которая точно не ориентируется в пространстве. Пелена перед глазами. Поля усаживает на кровать. В том же положении, что и была. Я застыла, как статуя. Только качаюсь назад, вперед.
— Не смей, слышишь? Не смей его бросать. — шелестит Полина, расхаживая по комнате. — Борись за свою любовь. Слышишь? Борись, Ань. Он любит тебя, — тормошит уже. — Боже, да очнись же ты, — дает пощечину Поля, и она отрезвляет.
— А кто сказал, что я его брошу?! — смотрю уже в упор на сестру. — Я люблю его, — всхлипываю, и сестра обнимает. Так сидим почти до утра.
***
Впервые стою за себя. Анна Бурцева
Когда в четыре утра мама не заходит к нам в комнату, я понимаю, что все ещё хуже, чем я думала. Вскакиваю с кровати.
— Что делать? Поль, что мне делать? — расхаживаю по комнате. Руки затекли, как и ноги. Деревянные какие-то. Внутри все стянуто. Мне как будто весь кислород выкачали резко. Но когда слышу мамины шаги, замираю на полпути к двери. Ожидаю любую фразу, взгляда, да чего угодно, только бы зашла. Только бы сняла с меня этот груз. Но нет, она проходит мимо и даже не задерживается у нас.