— Они просто вели себя неподобающе. Заигрывали. Ходили в коротких юбках, выставляя себя напоказ. Девушки так вести себя не должны. Раз они хотят выглядеть как шлюхи, то я им просто помог с реализацией их жизни, которой они достойны.
— Короткая юбка — не повод думать, что девочка жаждет соблазнить кого-то. — защищаю тех самых жертв. — У них есть родители, сестры, братья, которые их любят и ждут. А ты нагло их лишил этого! — срываюсь на крик вперемешку с потоком слез, которые льются безостановочно.
— Они сами виноваты. Нужно было воспитывать правильно своих детей, — зло цедит Костя. — А так я освободил наш город от непорядочных девушек, которые смогут развращать мужчин. Уводить из семьи. В нашем городе будут только крепкие браки, — делится планами Костя. — Остальные возьмут только пример с нас и меня наградят. У меня будут достойные последователи, — восхищается своим деянием Костя. И меня это ужасает.
— Ты… Ты больной, Костя. — в ужасе притягиваю колени к себе.
— Да… Я больной. Я болен тобой с той самой минуты, когда увидел тебя в этой длинной юбке, со светлыми длинными косичками и чистыми, наивными, голубыми, как озеро, глазами. Тогда я понял, какой должна быть настоящая девушка. Она должна быть такой, как ты. Светлой, непорочной, чистой. Она должна хранить себя для мужа. — загорается Костя, приближаясь ко мне вплотную.
— Только сегодня ты подарила мне шанс все исправить. — выдыхает Костя прямо в губы, усиливая захват на моем затылке.
— Что это значит? — в страхе шепчу, пытаясь уловить хоть какой-то шанс на побег из этой комнаты. Сейчас инстинкт самосохранения орет не просто на максимум, он трубит во все горло, так, что все остальные функции замирают. Только вот Костя не собирается сдаваться. Ему нравится мой страх. По его глазам вижу, как он испытывает удовольствие. Грубо стаскивает меня с кресла и кидает на диван. Сам ложится сверху.
— Нет, пожалуйста, не надо. — отбиваюсь от мужа, который рвет на мне верх платья. Одной рукой берет в захват мои руки, губами по телу ведет. Не реагирует ни на мои крики, ни на мои чертыханья под ним, которые он опережает. И все же проникает под трусики рукой.
— Нееет! — кричу и кусаю его за шею.
— Ах ты дрянь! — бьет меня со злости по лицу так, что кровь из носа течет. — Ты пожалеешь об этом! — скрепит зубами Костя и спускает не только штаны, но и боксеры вместе с ними. Одной рукой срывает мои трусы, расставляя широко мои бедра и пристраиваясь своим членом мне между ног. У меня истерика. Я пытаюсь хоть как-то вырваться с захвата, но у меня ничего не получается. Пока я снова не ору. На мой крик приходит экономка и чем-то бьет Косте по голове. Он падает почти полностью на меня.
— Вставай, девочка, поднимайся! Ну же! — помогает мне Мария.
— Давно хотела это сделать, а все руки никак не доходили, — шепчет, осматривая меня. — А сейчас даже дышать легче стало, — улыбается женщина, накидывая на меня халат.
— Ты как? — спрашивает женщина.
— Нормально, — киваю, прикрываясь. — Спасибо, — благодарю заторможено. И, наконец, нащупываю свой кулон с камерой и произношу «Мама».
— Вам… Вам бежать надо, сейчас тут полиция будет, — обнимая женщину, шепчу.
— Никуда я не поеду. Эта тварь долго из меня кровь пила. Теперь моя очередь пришла, — вздыхает женщина. — Устала я бояться.
Дима с опер группой появляется вовремя. Скручивают Костю и разбирают все документы по телу о пропавших девочках в том злополучном кабинете.
38
Трудную дорогу — осилит идущий по ней. Анна Бурцева.
Две недели Дима разбирал все найденные архивы в доме Черногорцевых. Сказать, сколько людей пошло за ним следом, не сказать ничего. Половина полицейских, прикрывавших его делишки, парни, промышлявшие быстрым заработком, которые перевозили этих девочек за рубеж под видом церковных вещей или святынь.
Отца, как главного пастора, сняли с должности сразу же, как только вся эта информация просочилась в СМИ. Мать Кости слегла с психическим расстройством в психушку на полноценный стационар. У неё случился рецидив после обнародованных деталей о её сыне. Кстати, у Кости тоже не все в порядке с головой, как оказалось. Но при диагностировании подтвердилось, что он совершал действия в отношении девушек и давал показания, будучи вменяемым. Хотя я не была так уверена. После того, как я видела его взгляд на меня, это был другой совершенно человек.
— Ты думаешь, я жалею? — спрашивает Костя, сидя в тюремной рубашке и штанах, прикованный наручниками к крючку на столе для переговоров.
— Нет. Я ни о чем не жалею. — улыбаясь, произносит. — Ни о чем… И если ты пришла меня жалеть, то напрасно. Твоя жалость мне не нужна. Мне ничья жалость не нужна. Я все сделал, как хотел. Я наказал тебя, Сомова, тех девушек, которые насмехались надо мной в школе, в университете, просто на улице. Тех, кто не хотел знакомиться со мной… Я всех их наказал. — выпучив глаза, улыбается. — Я всех их наказал. Особенно Сомова. — облизывая свои губы, наклоняется ко мне ближе.
— Я отнял у него всё. Его лицо, его семью, его любовь, его статус, — злорадствуя и торжествуя, произносит. Упиваясь этим, он точно гордится собой. Этого нельзя не заметить. Вот только мне больше не страшно. Наоборот, мне его жалко. Жалко, что когда-то я в этом человеке видела понимающего, заботливого друга. Который просто влюбился не в ту девушку. Не в тот момент. По сути, я тоже виновата в том, что с ним произошло. Не влюбись я в Кирилла, может быть, я смогла бы рассмотреть его как мужчину. Смогла бы его исцелить. Смогла бы предотвратить весь этот ужас.
— Я всё у него отнял. И он никогда. Никогда не сможет все это себе вернуть. Знаешь, почему?! — вот только «почему» звучит не вопросом…
— Потому что Кристина никогда к нему не будет испытывать родных чувств. Я сказал ей, что это её любимый братец продал мне её. Ведь она младшая и всем мешала всегда. Она в своем блоге писала. Я на этом и сыграл. Она его ненавидит. Ну и потому что я её хорошо спрятал… — заливисто смеется. Так, что даже самые счастливые люди не смогли бы так.
— На лице всегда останется шрам от того боя. Он всегда будет ему напоминать о нашем с тобой браке. О том, что ты была моей. И уже никогда не будешь его. Он не сможет тебе этого простить. Поэтому я даже любовь у него отнял. Навсегда. Слышишь? Я лишил его всего! — громко и радостно восклицает на всю камеру.
Я просто молча встаю и обдумываю сказанное им. Один человек лишил всего сразу двух людей. Раскрошил на мелкие осколки две жизни. И когда стучусь в железную дверь, разделявшую меня от конвойного, напоследок все же оставляю последнее слово за мной.
— Они нашли её! — выпаливаю ему в глаза спокойно и размеренно.
— Врешь! — дергается на меня Костя. Но вот только я не шелохнулась даже. Настолько у меня за этот месяц выработалось силы и стали, что я уже не просто железная, а гранитная.
— И, может быть, ты разрушил наши жизни. Только вот во мне зарождается частичка другой жизни от Кирилла. — прикладывая руки к животу. Неделю назад я узнала о своем крохотном счастье. — это известие бьет наотмашь по его самолюбию. И все, что он так упорно ломал, я возродила из пепла.
— Прощай, — последнее, что произношу, прежде чем навсегда покинуть это место.
.
Дима в участке работает с утра до ночи. Некоторым родителям уже пришло известие, что их дочь, к сожалению, мертва. И запрошены даже материалы дела, и есть действительно результаты вскрытия. Сейчас идет обсуждение транспортировки тел девушек на родину. Взамен предоставляется полная информация о их содержании. В одной стране даже удалось с помощью этих бумаг задержать крупного бизнесмена, который не только содержал подпольные интим клубы, но и занимался торговлей людьми, ввоз и распространение наркотиков. Некоторых девушек до сих пор не нашли, но Дима с полной коалицией парней в его бригаде, не останавливаясь, ищут их.
За три года работы Кости документов скопилось немало. Учитывая то, что раз в две недели по десять-пятнадцать девушек отправляли за рубеж: в публичные дома, ночные клубы рабынями. Кому-то в эскорт услуги. Некоторые отправлялись даже на органы. Все это с детальной точностью описывал Костя лично в делах каждой девушки.
Я же эти дни даже уснуть толком не могла. Последний момент, когда он нависает надо мной, врезался в голову и стоит, словно пленка фильма перед глазами. Поэтому где-то я помогала даже Диме, правда, на дому. Больше меня завлекала повеселевшая Ася. Она как будто крылья расправила. На суде она подтвердила причастность Кости в своем похищении. И тот самый злополучный брелок оказался той самой подвеской, которую я когда-то подарила Косте. Его осудили по уже раскрытым делам, но впереди ещё кропотливая работа следствия, ведь нераскрытых дел ещё много и тянет по меркам обсуждения с моим братом на пожизненное.
Самым шокирующим известием для меня оказалось и то, что мои родители не чисты на руку. Маша и Даша, мои приемные сестры, оказались не совсем приемными, а точнее, это были поддельные документы. На самом деле мама их похитила и записала на себя, сменив им полностью имя. Сейчас девчонки уже в своей родной семье и счастливы. Они заново учатся жить и называть своих настоящих родителей — мама и папа. Это дается им тяжело, но оно того стоит. Переехали они в другой город сразу же после оглашения приговора. Но мы тесно поддерживаем связь.
Что касается моего отца, то Дима смог раскрыть дело нашего папы, и с него полностью сняты все обвинения. А вот Юре добавилось срока не только за похищение девушек, детей, но и за убийство и подставленные улики. Кстати, следователя, что вёл дело отца, уволили и даже дали срок. Но так как человек в возрасте, то отбывает срок он на домашнем аресте.
А вот что касается моей сестры, то она переехала жить в другой район, в съемную квартиру. Заканчивает академию по спец. графику и работает в фирме своего парня Никиты Тихомирова. Об этом сестра уже обмолвилась, когда вся шумиха вокруг Кости немного улеглась, и я начала приходить в более или менее человеческий вид. Хотя черные круги под глазами и бледность лица я еще не успела убрать из своей жизни. За неё я была безумно рада. Видела, что Никита действительно её любит, и душа за сестрёнку радовалась. Хоть кто-то, но будет счастлив.
Город ожил новой жизнью. И предстоящим Новым годом. Несмотря на резонанс с Костей, в городе отменили комендантский час. Дети спокойно гуляют на улицах, а девушки даже посещают парки, клубы и разные места для развлечения. Город зажегся праздничной атмосферой. На центральной улице поставили большую пышную елку. Запустили ярмарки и гуляния. Запах мандаринов, смех и радость вернулись в город. Вместо страха, слез и отчаяния. Это все вызывало улыбку. Даже выпавший снег радовал.
— С наступающим Новым годом, красавица! — обращается ко мне полненькая миловидная женщина с розовыми щеками от холода, смешным кокошником и расписным красным шарфом. — Что пожелаешь? Мандаринки, хурма или какой фрукт экзотический?
— Можно два килограмма мандарин?
— Конечно, моя хорошая. — срывает голубой пакет с крючка и начинает набирать в него оранжевую сладость.
— Какой же Новый год без мандаринов. — улыбается женщина. И я впервые сама поддаюсь этому порыву. Что для меня удивительно. Казалось, после всего, что сотворил Костя со мной и моей жизнью, я ещё долго буду ходить как пришибленная, пока не воскресну, как Феникс. Расправляю купюры и кладу их на весы.
Женщина забирает и, отсчитывая, отдает мне сдачу и маленькую пышную веточку ели с двумя большими шишками.
— Мне её зять приволок для настроения. Но тебе она будет нужнее, — улыбнувшись, говорит продавщица.
— Спасибо, — искренне благодарю и направляюсь к брату, где поселилась после всего происходящего. С племяшкой разбираем мандарины с одного пакета на вазочку, а второй убираем в холодильник.
— Завтра Новый год, — счастливо говорит Ася, когда, уложив на дневной сон дочку, разбираем с ней холодец.
— Новая жизнь, — продолжаю за ней я. Пока в нашу спокойную компанию не влетает счастливый Дима.