Ему исполнилось семь лет, когда, в бархатной курточке с кружевными манжетами и воротничком, его впервые выпустили на подмостки Трокадеро в программе благотворительного концерта.
Он имел успех: его пальцы с трудом удерживали смычок.
После исполнения «Kakadu der Schneider» [Какаду-портной (нем.)] его расцеловали по очереди все члены благотворительного комитета.
Наутро его пригласил к себе господин Теодор Франц. Великий импресарио хотел видеть мальчика. Господин Эммануэло де Лас Форесас собственной персоной повез сына к импресарио. Господин Эммануэло де Лас Форесас был взволнован до глубины души. Он чувствовал, что долгожданный час пробил.
Господин Теодор Франц сидел у себя в кабинете за огромным письменным столом в своей излюбленной позе — Наполеон после битвы под Лейпцигом.
Когда господин Теодор Франц сидел в этой позе, обращаться к нему не полагалось — полагалось ждать. Все знали: в эту минуту он покоряет мир — мешать ему нельзя. Десять лет назад Аделина Патти прождала его в этом кабинете целых десять минут.
Господин Эммануэло де Лас Форесас ждал, не решаясь даже подкрутить кончики усов. Чудо-ребенок, сознавая значительность момента, молча сосал палец.
Итак, в кабинете господина Теодора Франца стояла полная тишина,— со стен смотрели фотографии мировых знаменитостей.
— Ну-с, его имя?
Господин Эммануэло де Лас Форесас вздрогнул.
Когда господин Теодор Франц открывал рот, раскаты его голоса гремели так, словно он намеревался заглушить рояль Эрара. Люди, слышавшие господина Теодора Франца в первый раз, всегда вздрагивали, как вздрогнул господин де Лас Форесас. Господину Теодору Францу это было известно, но он считал, что для пользы дела посетителю не мешает иной раз вздрогнуть.
— Ну-с, его имя?
Господину де Лас Форесасу удалось выговорить:
— Карло де Лас Форесас.
— Гм! Происхождение? — Еле заметным движением руки господин Теодор Франц указал господину де Лас Форесасу на стул.
— Благодарю вас.— Опустившись на сиденье, господин де Лас Форесас почувствовал себя более уверенно. Он поставил чудо-ребенка между своих колен и заговорил.
А говорить господин де Лас Форесас любил. Родом он из Чили. Быть может, кое-кого удивит, что испанский гранд обосновался в Чили. Однако господин Эммануэло де Лас Форесас обосновался именно там. Причиной было пронунсиаменто. В пронунсиаменто крылась тайна биографии господина де Лас Форесаса. Произошло оно в Мексике. При чем здесь была Испания, оставалось загадкой. Впрочем, когда господин де Лас Форесас рассказывал свою биографию, с какого-то момента уследить за нитью его повествования становилось довольно трудно. Очень уж бойко перемещался ои из одной части света в другую. Иной раз было не совсем ясно, на каком берегу океана он находился в данную минуту. Так и теперь нежданно-негаданно господин де Лас Форесас очутился на Канарских островах.
И вот тут-то господин Теодор Франц стукнул рукой по столу.
— Ясно! Он родился в Провансе.
Господин Эммануэло де Лас Форесас так и подскочил.
— В Провансе!
— Да, сударь мой, в Провансе. Вы, сударь мой, происходите из буржуазной семьи и родились в Провансе.
Господин Теодор Франц встал.
— Публике, сударь, надоела экзотика. Публика, сударь, больше не верит в аристократов на подмостках. Публике надоело шарлатанство. Публика ищет добропорядочности. Публика не желает, чтобы ее водили за нос.
Каждую из этих фраз господин Теодор Франц отчеканивал, точно военный приказ. И слово «публика» звучало как барабанная дробь.
— Публике все надоело. Публика жаждет благопристойности. Публику, сударь, надо завоевывать без шума.
По лицу господина Теодора Франца струился пот. Здравый смысл публики приводил его в экстаз.
Господин Эммануэло де Лас Форесас в конце каждой фразы согласно кивал головой.
Господин Теодор Франц бросил взгляд на чудо-ребенка:
— Ему семь лет.
— Недавно исполнилось.
— Мы объявим шесть. Он сойдет за шестилетнего.— Господин Теодор Франц наклонился к мальчику.
— Что это? — Он ткнул пальцем в бриллиантовую запонку за десять франков на воротничке Шарло.— Уберите.
— Фамильная драгоценность,— сказал господин де Лас Форесас.
— Сударь! — Голосу господина Теодора Франца впору было состязаться с оркестром.— Публика больше не верит в фамильные драгоценности.
Господин де Лас Форесас отстегнул запонку.
— Теперь о деле — об искусстве. Какой у него репертуар?
— Три пьесы.
— И «Kakadu der Schneider»,— добавил чудо-ребенок.
— Хорошо, сударь. Я составлю контракт. И дам вам знать.
Господин Эммануэло де Лас Форесас с чудо-ребенком вышли из кабинета.
Господин Теодор Франц вновь уселся за свой письменный стол и стал кусать ногти. Господин Теодор Франц часто кусал ногти, когда погружался в раздумье.
В этот день семья де Лас Форесас распростилась со своей чилийской родословной.
Господин Теодор Франц потерял доверие к тропикам. Публика утратила вкус к сенсациям. Господин Теодор Франц насаждал патриархальную идиллию.
Все его артисты происходили из буржуазных семей. Самый шумный успех принесла ему американка, он открыл ее в какой-то церкви, и она никогда не выступала в театре,— это противоречило ее религиозным убеждениям. Обе части света умилялись до слез, когда он по воскресеньям возил ее в церковь...
В тот же вечер господин Теодор Франц сообщил газетам, что скрипач-вундеркинд Шарло Дюпон начал брать уроки у профессора Динелли.
«Как известно, маленький виртуоз родился в Провансе в почтенной семье чиновников-орлеанистов Дюпон».
Господин Теодор Франц не мог нарадоваться словам — «семья чиновников-орлеанистов». Истинная находка. Собственно говоря, они слетели с его пера совершенно случайно. Но это была истинная находка: «семья чиновников-орлеанистов Дюпон».
За ними открывалась безбрежная перспектива честности и буржуазной добропорядочности.