— А вот это тоже купишь? — сестра тычет мне в лицо своим розовым телефоном, ни грамма не заботясь о зрении родного брата, и удовлетворенно кивает, получая желаемое согласие.
Встаю с корточек, выключаю плиту. Беру сковородку за деревянную ручку и начинаю силиконовой ложкой выкладывать яичницу с помидорами на разложенные на столе тарелки. Стоит мне закончить, как мелкая сразу же оказывается рядом.
— Наклонись-ка, — повелевает командным тоном, и я выполняю просьбу, красноречиво добавляя во взгляд недовольства.
Она сразу просчитывает появившиеся изменения, и тут же меняет политику поведения:
— А вот это? — смотрит нежно, хлопает длинными ресничками, совсем как спустившийся с неба маленький ангелочек.
Я давно признал, что рядом с ней обречен на вечный проигрыш. И она тоже об этом прекрасно осведомлена. Ловит, удовлетворяющую ее принцешество информацию, а затем без зазрений совести вновь направляет экран своего телефона к моим глазам, практически припечатывая его к носу.
Косоглазие, привет тебе.
— Не хочешь помочь мне с завтраком? — шутливо интересуюсь я.
Телефон лениво отодвигается от моего лица, а вместе с ним исчезает и маска благожелательности.
— Димочка, — идеально пародирует маму, — Ты же сам прекрасно справляешься. Зачем вмешивать в эти бытовые процессы нашу принцессу?
Но все же берет со столешницы салфетки и начинает раскладывать их на столе возле тарелок.
— А что будешь делать, когда встретишь своего принца? И он, например, захочет поесть.
Поворачивает голову и смотрит, как на неандертальца. Глубоко и жалостливо вздыхает. Оценивает, все ли отделы мозга у меня функционируют.
— У меня будет домработница. И повар. — твердо заявляет мелочь и плюхается на один из стульев с мягкой спинкой.
— Как вкусно пахнет. — мама появляется в дверях и с умилением смотрит на нас.
— Обычная яичница с помидорами, мам. — заявляет сестра, но вовремя припоминая свой нехилый список запросов, елейно добавляет. — Но она изумительна.
На середине нашего семейного субботнего завтрака, Лиза будничным тоном, без какой-либо задней мысли, уточняет:
— Тебе снова дала Павлиния?
По счастью, ни я ни мать не жуем в эту неожиданную минуту, способную даже воздух заставить застрять в горле.
Мама прекрасно держит лицо. Только пару раз усиленно моргает. Беря кусочек сыра, тактично уточняет:
— Что ты имеешь в виду, доченька?
Мелочь, чье воспитание не позволяет говорить с набитым ртом, дожевывает помидорку, запивает персиковым соком и лишь потом соизволит продолжить.
— Два года назад Дима точно также утром накрывал на стол и готовил. А потом, когда к нам в гости пришел Ник, я слышала, как он говорил брату, что Павлиния ему что-то там дала. Ник тогда сказал, тебя от этого не слабо колбасит.
— Но Димочка ведь часто нам готовит. — с приклеенной пластмассовой улыбкой уверяет мама.
— Да, — задумчиво соглашается мелкая, — Но без наушников в ушах и без этого довольного выражения на лице.
Когда моя младшая сестра успела потеснить Шерлока?
— Получается, мы чего-то не знаем… — переметнувшись во вражеский лагерь и приняв подходящий по размеру костюм Ватсона, вторым, но уже осознанным троллем поворачивается на меня мать.
Маску милейшества у дочери одолжила, тогда как в глазах отчетливо скачут ехидные смешки.
— Тебе, сыночек, Павлиния…
— Мы с этой девушкой давно не общаемся. — резче чем хотелось, отвечаю я. Мама даже не подозревает о ком говорит и от этого совсем тошно. Она тогда переживала за меня. За меня…
Горечь застревает в горле.
— О! — мелочь отправляет в рот оливку и выдает новую мысль из своей гениальной головы, — Может тогда тебе Ник дал? Раз не эта…
Мамины губы начинают трястись и саму ее начинает неслабо потрясывать от сдерживаемого смеха. Она, в отличие от уставившейся на меня первым репортёром мелкой, отчаянно старается унять все более настырные приступы хохота. Мне бы очень хотелось поддержать ее смех, но все что выходит, это кривая улыбка и мерзкое чувство, разливающееся внутри.
*
— Как ты мог нас бросить? — Кот смотрит глазами кота из Шрека.
Он прогуливал универ два дня. А сейчас объявился и с самого утра закатывает мне сцены брошенной девы-девственницы, которую наспех поимели. Она, бедняжка, так и не кончила и теперь, не без основания, возмущена произошедшим.
Мое молчание и полный игнор еще больше задевают друга, уверенного, что если мы приехали на моей машине, то и уехать все обязательно должны на ней же. Существование в мире такси и общественного транспорта для него в эту минуту неведомы.
Козлы братья исподтишка наблюдают за трагедией Кота и тихо, но откровенно ржут. Все знают: стоит мне повысить голос, он ту же заткнется. Но сегодня не хочется ни на кого орать.
Стараясь унять внутреннее нетерпение, жду окончания второй пары. Смогу наконец пойти и увидеть свою первогодку.
Я не стал ее пытать в понедельник по поводу решения задач. Вскользь просмотрел отданные мне листы. Ожидаемо почти все ответы были правильными. Без лишних перегибов немного ее похвалил. Лицо пандочки в тот момент было непередаваемо прекрасным, даже ротик от удивления открыла. На беду моей ширинки.
Она определенно права, называя наставника извращенцем, так как мне понадобилось менее секунды в своем порочном воображении, чтобы полностью ее….
— Тебе еще и смешно. — буркает в край обиженный кот.
У меня еще и встает — думаю я.
А с Котом я, конечно, сам виноват.
Стоило несколько раз отвезти и завезти всех обратно на моей малышке, как у рыжего похоже сформировалась неверная привычка. И теперь он активно хочет зачислить друга в свои водительские папики, отыгрывая роль обиженной мальвины. Только забывает, что я никакой не Пиннокио, а Карабас Барабас.
Ник, у которого в нашей компании одновременно две роли — стебучего подстрекателя и хитрожопого парламентера всея Руси — кажется, взял на себя сегодня первую. Стоит нам встретиться взглядами, хмыкает и лыбу давит.
В глазах считываю вопрос.
Слишком очевидно заливает.
И когда я хмуро отворачиваюсь, слышу довольный гогот.
— Я с ней не сплю. — зло выдаю, когда вторая пара наконец заканчивается, и мы, немного оторвавшись от Кота и Тохи, выходим из здания первого корпуса.
— Потому и ржу. Но это смех искренней радости, — глумливо проговаривает мой лучший друг и с ехидной улыбкой добавляет, — Мистер танцор-диско.
— Танцами у нас ты увлекаешься, — не премину подколоть его тем фактом, что в танцевальный кружок в школе ходил именно он, да и в клубах редко упустит случай задом своим потрясти. — А сегодня с утра меня слишком часто раздражаешь.
— Попей травяных капелек. Моей бабуле прописали недавно. Ядреная херобора, могу тебе отсыпать. И не смотри с такой страстью. Переметнутся на другую сторону ты меня не заставишь. Я только по девочкам, Ветер, сам знаешь. — нарывается гад. — Не зря же говорят, береги брюки сзади, а юбку спереди.
До первого корпуса мы добегаем.
Ник самоубийственно ржет. Прибавляя скорость, пытается продлить свои деньки. Я догоняю, уверяя всем своим видом — его попытки тщетны.
Понятно, драться с другом не собираюсь, но приструнить его немного стоит и ощутимо попинать тоже.
Правда, когда мы, удивляя окружающих своими спринтерскими способностями, влетаем друг за другом в здание третье корпуса, все на что оба способны — тупо поржать.
Первогодку свою вижу, когда она буквально вылетает из правого коридора и чуть не врезается в меня на полном ходу. Приходится ловить ее. И как бы невзначай сразу устанавливать тесный контакт. У меня на нее грандиозные планы. От ее сладкого запаха, бьющего резко в нос, в паху ныть начинает.
Поднимает на меня глаза. И только сейчас я замечаю, какая ярость плещется в шоколадных омутах, с ног сбивает. Меня же дико заводит.
Какой придурок посмел ее обидеть?
Только собираюсь что-то сказать, как она, неприязненно морщится, отталкивается от моей груди и терпко припечатывает:
— Не трогай меня, Ветров! Ты мне противен! — вырывается и убегает.
Первая мысль, возникающая в голове: какого хрена?
Вторая — как она поняла?
Бл***
Третья — Догнать!
Почему ее постоянно надо догонять?
Но только мои ноги думают тронуться в очередной забег, как на плечо ложится рука друга.
— Давай без резких движений, Ветер.