Знаю. Головой прекрасно понимаю, что повела себя глупо, словно ребенок. Но я оказалась совершенно не готова ко встрече с ним, после того, как Нестратов рассказал эту мерзкую историю.
Их межличностные разборки абсолютно не должны меня волновать. Не мое это, конечно, дело. Личная жизнь на то и личная, что не касается других.
Но почему тогда на душе так неприятно и гадко?
Отчего меня решительно выбили из колеи чужие шашни и лживые клятвы?
После всех этих дней знакомства, в течение которых он постоянно норовил неожиданно появится, как самый настоящий черт из табакерки — к тому же затаскивал в пустые аудитории и всячески измывался — я ожидала от человека высоких моральных стандартов?
Может, еще и рассчитывала на исключительно хорошее поведение?
Идиотка.
Подумаешь, вызвался проводить и последующие пару дней вел себя на редкость адекватно.
И что? Я сразу начала его черный плащ в хлорке замачивать?
Просто…
После того, как извращенец довез меня до дома, он уехал далеко не сразу. Признаюсь, когда заходила в тот день в подъезд, то один раз быстро обернулась. А войдя в квартиру, в которой отец самоотверженно бдел приход старшей дочери, зачем-то первым делом поплелась не руки мыть, а глазеть из окна кухни на улицу. И провожать взглядом дорогую черную иномарку.
Несмотря на злость из-за мешка заданий, которыми Ветров меня наградил и на то, что отчитывал в салоне автомобиля, как нерадивого колобка, вызывающе отплясывающего перед лисой, мне стало казаться, что ему было не все равно, и он чуточку за меня переживал.
Уже лежа в постели, я сто раз прокрутила в голове сцену поцелуя и сто пятьдесят два раза разговор с Димой в машине.
Да, местами он демонстрировал участие в лучших традициях сноба, но все же был встревожен… Встревожен из-за меня.
Эта мысль вызывала на губах глупую улыбку, которую я прятала под одеялом.
Загадала, что, если он своим приближенным арийцам и втесавшимся в нордические ряды котам не расскажет мою темную тайну танцпола, я даже согласна чуть-чуть изменить о наставнике свое мнение.
И ведь не рассказал.
Во всяком случае никто из его свиты даже троллинг-словом не обмолвился.
Мы с Катей стояли возле автомата с кофе. Подруга, начав изощренный допрос, пыталась уже не первый день выведать из меня новые детали о поездке. Её любопытство тянуло на целую научную работу на тему: «Как Милка добралась до дома с Ветровым».
Судя по недовольным замечаниям, мои ответы не дотягивали до высшего бала, позорно зарабатывая один только неуд.
По итогу мне все же удалось заполучить шаткую тройку и перевести разговор в не менее интересное для однокурсницы русло, затронув имя нашего старосты Стаса Смольного.
Катя загадочно улыбнулась и приготовилась на личном примере продемонстрировать, как именно должны выглядеть захватывающие рассказы о парнях, но тут за спиной раздался знакомый голос.
Нестратов одарил нас обеих чарующим взглядом и томно обратившись к Кате, попросил у нее разрешения украсть меня на несколько минут.
*
— Я не собирался тебе ничего рассказывать, — хмуро отвернувшись проговорил Артем. — Но не могу так поступить и промолчать.
«Эрор!» завопило встревоженной сиреной в висках.
Неужели все-таки я целовалась с ним?
Он, конечно, симпатичный, но ничего не могу поделать с удушающим внутренности чувством разочарованием.
— Ты хорошая девушка, Мил. И должна знать, что из себя представляет твой наставник, которого здесь хвалят чуть ли не на каждом углу.