— Командир, нас прижали! — холодный, как у электронной машины, голос Баранова, уже будто бы смирившегося с неизбежным, прозвучал как раз в тот момент, когда первая полоса туманной дымки коснулась кромки занимаемых группой окопов.
— Я иду! — Сергей одним движением сгрёб в валявшийся под ногами рюкзак лежавшие на бруствере гранаты, закинул его на плечо, подхватил левой рукой пулемёт (в правой по-прежнему оставался автомат) и, почти не пригибаясь, побежал к правому флангу. На бегу вспомнив об остающемся в одиночестве Тушине, Сергей чуть замедлил свой бег и нажал кнопку тангенты.
— Олег, держи фланг, — попросил Сергей, но ему никто не ответил. «Может, неполадки с радиостанцией?» — желание выдавать желаемое за действительное было неустранимым. Но, уже подбегая к окопам, в которых сдерживали натиск противника раненый Баранов и такой же раненый, и тоже всё ещё державший в руках оружие Гаврилюк, Сергей понял, что теперь у него осталась лишь одна точка сопротивления.
— Гранаты к бою! — напряжение, с которым была произнесена эта команда, должно было затопить весь лес оглушительным громом его голоса. На самом деле из судорожно дёрнувшегося горла вырвались лишь едва различимые в окружающем грохоте хрипящие звуки. Бросив рюкзак (так, словно в нём лежали камни — голыши, а не смертоносные, со вкрученными запалами, гранаты) на дно окопа, Ефимов тут же вытащил оттуда две ЭФки и, рывком выдернув первое кольцо, отправил гранату за бруствер. Судя по раздавшимся воплям предостережения, сделал он это вовремя. Следующая ушла туда же, за ней ещё одна и ещё одна. Выстрелы со стороны противника значительно ослабли, вот только жаль, у боевиков имелись свои собственные гранаты, может, не так много, как у разведчиков, но… Одна из них взорвалась с недолётом, две другие перелетели чуть дальше, а вот четвёртая или пятая угодила точно на дно окопа, в котором сидел Баранов. Если бы это была Ф-1, шансов у него не было никаких, а так Артём успел распластаться на земле лицом к другому краю окопа и закрыть руками голову. Взрывом ему посекло буквально всё — ноги, ягодицы, спину, руки, но он был жив и даже попытался подняться. Из многочисленных ран потекла кровь, следовало оказать ему первую медицинскую помощь. И если не сделать укол промедола, то хотя бы перевязать. Увы, у Сергея по-прежнему не было ни одной секунды свободного времени.
А бой всё продолжался. Стрельба только усиливалась, слишком долгая и частая, чтобы считать, что у Ефимова есть шанс выкрутиться. А ещё эти разрывы — слишком много разрывов, слишком много гранатомётных выстрелов, слишком много. У Ефимова четыре РПГ — 26 и всё, а разрывы слышатся и слышатся. Вот стали доноситься звуки разрывающихся гранат, значит, противники сблизились почти вплотную.
И разведчики капитана Гуревича бежали и шли, шли и бежали, путь казался вечностью, и Игорь уже неоднократно пожалел, что столь поспешно отпустил задержанных.
«Надо было оставить их под охраной одной тройки… — И тут же: — Нет, нельзя, это всего три бойца, мало ли что… Может, следовало старика и мальчишку привязать к дереву? А потом вернуться? А если бы вернуться не получилось? Нет, не так, всё не так… — И тут же: — Что там у Ефимова? — мысль — молния, и повернувшись к тяжело дышащему за спиной радисту:
— Что там у «Леса»?
— Не отвечает.
— Ублюдство… блин… живее, не отставать! — и снова бегом, надрывая лёгкие и вслушиваясь в канонаду выстрелов. И сама продолжающаяся канонада как надежда на то, что ещё есть куда и к кому бежать на помощь.
И внезапно — стоп! Мысль, пронзившая всё тело.
— Стоять! — крик в микрофон, и голосом: — Стоять! — а рука сама тянется к джипиесу и карте. Цифры координат и облегчённое: — Уф, вовремя.
— Ляпин, ко мне! — короткая, отдающая суетливой поспешностью команда.
— Командир?! — слово, вмещающее в себя сразу несколько вопросов. И сразу перед глазами бойца развёрнутая карта. Тычок пальцем в переплетение линий.
— Мы здесь! — новый тычок. — «Лес» здесь! — и понимающий кивок головой Ляпина. Между двумя группами тянущееся не на один квадрат минное поле.
— Ясно… — в одном слове понимание необходимости и… некое бессилие перед неизбежным.
— Иначе не успеем, — группник не оправдывается, он констатирует факт. Может, Ефимов управится и сам, но пойди они в обход, и тогда точно не успеют придти на помощь. Интенсивность боя такова, что вскоре у кого-то должны закончиться боеприпасы. — Здесь метров пятьдесят, — Игорь кивает в сторону расстилающегося перед ними минного поля, и Ляпин вынужденно соглашается. Внутри всё трепещется от воспоминаний недавних событий. Но рука уже сама привычно тянется к притороченному к рюкзаку миноискателю.
— Давай помогу! — Гуревич, словно чувствуя себя виноватым и одновременно понимающим всю правильность принятого решения, начинает спешно отвязывать ИМП — 2й.
Ляпин успел сделать несколько шагов, даже нашёл одну ПФМку, когда вдруг миноискатель вырубился. Вырубился напрочь. Такого никогда не было, ни разу. Григорий перепробовал всё, но прибор продолжал молчать. Наконец оглянувшись назад на безмолвно застывшую группу, он снял рюкзак, сунул туда отказавший прибор и на мгновение замер, словно обдумывая свои дальнейшие действия. И пока он думал, а затем совершал ещё какие-то невидимые за его спиной манипуляции, среди стоявших в одну линию спецназовцев царила безмолвная тишина. Даже сам командир группы капитан Гуревич только нервно поигрывал желваками, но молчал, не произнося ни слова. Но вот тишина была прервана Гришиным тяжёлым вздохом, и все увидели в его руках уходящий к земле щуп.
Едва русские скрылись из виду, Асламбек побежал. Конечно, это не был бег молодого мужчины, но тем шарканьем, коим некоторые идиоты пытаются отдалить встречу с Аллахом, он тоже не был. Асламбек бежал с уверенностью старого, но ещё крепкого легкоатлета, каковым он и был — давний, слегка потёртый значок кандидата в мастера спорта, того уже несуществующего государства с гордым названием Советский Союз, до сих пор висел на лацкане парадного пиджака Асламбека Хазарова. Он — Асламбек Хазаров — был ещё крепок и силён. Он мог бежать, мог — с лёгкостью, тем более вниз, под горку, по знакомой тропинке, незаметно для посторонних глаз петляющей среди хребтов и выводящей на засаженную грецкими орехами поляну. Туда, где он оставил рацию, вот только этот тщедушный мальчишка никак не хочет поспевать за легко переступающим через поваленные на тропу брёвна дедом. ДЕДОМ! — Асламбек улыбнулся:
— Сколько ему тогда было, когда погибли родители? Год? Полтора? Асламбек Хазаров хорошо помнил его родителей — Егоровы — большая семья — семь человек детей, как у чеченцев. Куда им было бежать? Кто их ждал на родине? Понадеялись… на защиту соседей… как — никак сами ничего плохого не делали. Как же, не делали они! Вот Кирилл — глава дома, сколько лет на нефтеперегонном заводе отработал, передовик, производственник, такие деньжищи огребал! Дом отгрохал. Из-за этого дома и погорел — будь дом поменьше, может, и не тронули бы его. А так… Сам Асламбек к ним не пошёл, сыновей послал. Лучше бы пошёл. И ведь говорил — всех под корень, нет, приволокли несмышлёныша. Надо было бы его там и прибить, о стену. Ан нет. Всё старший сын: — Шахид будет, шахид. Вот тебе и шахид. И ведь прикипел, прирос к нему старый Асламбек, всей душой, всем сердцем прирос. Подрос мальчишка, вон как подрос, помощник стал деду на радость, какой уж тут шахид. И ведь не отличишь от внуков родных. Может, потом, когда вырастет?! Но и тогда одень, отпусти бородку, улыбнись хитрой восточной улыбкой и кто отличит в молодом чеченском парне русского сироту? Вот оно как всё перемешалось. Не так просто оно, не так просто… Ведь до сих пор старики бают о полках русских в стане Великого Шамиля. Вот и растеклась кровь тех полков по крови истинных повелителей гор. Растеклась. А к добру ли, худу ли, никто не скажет. Да и кто знает, кроме Аллаха? А Аллах велик! — с этими словами Асламбек легко перемахнул через тонкую валежину. И вдруг в его груди что-то ни с того, ни с сего кольнуло, что-то словно лопнуло, сердце старика дёрнулось и, перестав качать кровь, остановилось. Ноги сами собой сделали ещё несколько неуверенных шагов вперёд, колени подломились и, обдирая лицо о шипы, старик рухнул в росший рядом с тропой куст шиповника.
Последнее, что услышало улетающее в небытие сознание Асламбека, было пронзительное:
— Де-да-а-а!
Слёз, падающих на холодеющее лицо, детских рук, пытающихся поднять бездыханное тело, Асламбек Хазаров уже не чувствовал и не слышал.
Ваха, видно, решил, что всё — сопротивление русских сломлено. Под покровом тумана его моджахеды подбирались всё ближе и ближе к окопам обороняющихся спецназовцев.
К «окопам спецназовцев» — даже само это выражение заставляло выть продвигающегося в арьергарде Ибрагима. Сейчас потеряв стольких своих бойцов, он уже не знал, кого ненавидит больше — спасающих свою жизнь русских или столь бездарно уступившего им свои рубежи Махамеда Умарова. Но гневаться на Умарова было поздно, а что касается русских, то их оставалось совсем немного. И горе тем, кто не умрёт раньше, чем окажется в руках Ибрагима и его воинов. Старший Келоев знал много интересных штучек, способных заставить пленника начать мечтать о скорой смерти. «Смерть как избавление», — где — то он уже слышал эту фразу. Вот только где и когда?
Над головой просвистели пули. Ибрагим невольно присел и, шагнув вправо, укрылся за дерево. Как командир отряда, он имел право не рисковать собственной жизнью. Тем более что в прошлом уже успел показать свою храбрость — теперь это пусть показывают другие. А туман опускался, становясь всё гуще. Самое время, чтобы сделать последний решительный бросок вперёд.
— Лечо, Ваха, что вы возитесь? — зло выкрикнул Ибрагим в микрофон рации.
— Мы готовы! — ответил кто-то, Ибрагим не разобрал кто именно, а вслед за этими словами наверху раздались гранатные разрывы. Кто-то, перекрывая звуки боя, пронзительно вскрикнул.
— О, шайтан! — помянув врага рода человеческого, Ибрагим начал медленно подниматься вверх, стараясь идти так, чтобы от противника его всё время отделяли толстые стволы буков.
Он сделал всего несколько шагов, когда его чуткий слух сквозь трескотню выстрелов и грохот гранатных разрывов услышал гул приближающихся вертушек. Сердце его сжалось. Этот усиливающийся рокот было невозможно спутать ни с чем другим.
Гул вертолётных двигателей нельзя было не услышать. Он шёл от реки, накатывая на место боя прибывающей волной, становясь всё сильнее и ближе. Дёрнувшись было бежать к окопу, в котором лежал раненый Каретников с имевшейся у него в разгрузке маленькой коробочкой «Авиатора», Сергей уткнулся взглядом в окружающий туман и на мгновение замер. Затем сообразил, что так он сможет хотя бы передать сообщение, или, в конце концов, через лётчиков вызвать на себя артуху, всё же бросился вперёд. Но, увы, со связью ему сегодня положительно не везло. Чёрной коробочки «Авиатора» в лежавшей рядом с Костиком разгрузке не было.
«Воздух».
— Проходим над заданными координатами. Внизу сплошная облачность. Работать не могу. Прошу дать отбой.
….
— Понял, возвращаюсь…
Когда невидимые в тумане боевые машины пронеслись над внезапно притихшим полем боя и, не останавливаясь, полетели на северо-запад, Ибрагим молитвенно сложил руки. Второй раз за день Аллах приходил на помощь своему воинству.
— Ты воистину велик! — подняв глаза к небу, произнёс Ибрагим и, сжав в ладони радиостанцию, начал отдавать очередные команды…
Гранаты подошли к концу, крайнюю у Сергей сунул в кармашек разгрузки, затем, достреляв последние автоматные патроны, взял в руки пулемёт и, перейдя к оконечности окопов, поставил ногу на бруствер.
— Вы куда? — тихо спросил слабеющий с каждой минутой, но по-прежнему держащий автомат Гаврилюк.
— Залягу с фланга. Если повезёт — вернусь, — ответил группник, и Алексей понимающе кивнул. Теперь он здесь оставался совсем один… как приманка, живец. Но так был хоть какой-то шанс задержать противника. Жаль, уйти они — он и группник, не могли — в окопах лежали раненые пацаны: Прищепа, оба радиста, в центре Юдин, на левом фланге Кудинов и Тушин, сцепив от боли зубы, тихо постанывая, в соседнем окопе лежал только что попавший под вражескую пулю Баранов. О том, что уходящий в туман командир может воспользоваться туманом и бежать, таких мыслей у Гаврилюка не появилось даже ни на секунду. А вот страх за то, что Ефимова убьют, и он, Алёшка, останется в одиночестве, такие мысли были. Правда, страх это был какой-то не страшный, размытый, что ли? Словно все чувства Алексея уменьшились, ослабли, вытекли вместе с потерянной кровью.
— Ни пуха! — шепнул Гаврилюк вслед уходящему командиру. — К чёрту! — мысленно, одним словом отвечая сам себе, проговорил он, так как его шёпота уходящий Ефимов уже не слышал.
И снова завертелась круговерть боя, только теперь Алексей стрелял лишь изредка, короткими, по два — три патрона очередями. Два имевшихся у него магазина надо было растянуть надолго или до тех пор, пока не вернётся командир или на всю оставшуюся жизнь. ВСС с последним оставшимся в нём патроном и со снятым предохранителем лежал рядом. Гаврилюк стрелял, а поддерживающего пулемётного огня не было. Алексей уже не успевал бить по мелькающим то там, то здесь вражеским фигурам, а пулемётных выстрелов всё не было. У него кончились патроны, а поддержки — столь нужной командирской поддержки — не было, не было, не было… Алексей уже слышал шаги бегущих, подбирающихся к нему бандитов. Его холодеющая рука непроизвольно потянулась к ждущему своего часа «Винторезу», и тут с фланга зарокотал, заревел грозный голос Ефимовского пулемёта. Алексей слышал крики боли и звук падающих тел совсем близко, значит, бандиты добежали почти до бруствера. Затем послышались крики бандитов, отдающих команды, и вновь нарастающий вал огня со стороны противника. Руки во второй раз потянулись к заряженному оружию и, схватив его, уже больше не отпускали…
— Какие известия имеются от группы Ефимова? — полковник Черных заметно нервничал.
— Со слов командира одной из идущих на выручку групп, группа старшего прапорщика Ефимова по-прежнему ведёт бой.
— Что авиация? — вопрос без особой веры в обнадёживающий ответ.
— Вылет состоялся, но над местом боестолкновения сплошная облачность. Дали добро на возвращение.
— Ясно, — покачал головой полковник. — Так, сколько, ты говоришь, по твоим данным в том районе находится боевиков?
— Если источник не ошибается, то человек до семидесяти… Но цифра не точная, может меняться как в одну, так и в другую сторону, — ответил Осипенко и незаметно вздохнув: — Может, задействовать артиллерию? Радист вроде бы запрашивал…