Барбара взглянула в его лицо и, ничего на нём не прочитав, повторила свой вопрос снова:
— Скоро закончится? — что — либо добавлять, уточняя, о чём именно идёт речь, не имело смысла.
— Скоро, — ответил младший Келоев, но на этот раз уверенности в его голосе не было.
Группа капитана Гуревича.
Бежавший чуть правее от Гуревича Григорий Ляпин вдруг остановился, непонимающе обвёл вокруг взглядом и, роняя автомат, начал оседать на землю.
— Ляпин ранен! — донеслось до прижавшего очередного чеха к земле Гуревича. Но не было у него мгновений, чтобы ответить, чтобы отдать команду «перевязать раненого», лишь на секунду появилось в груди ощущение беды и ушло, погребённое потоками окружающих событий. Бой ещё шёл и ещё неизвестно, каким боком могла повернуться капризная фортуна. Ранение, даже самое, казалось бы, незначительное, не окажи вовремя помощь, может привести к гибели, но остановись Гуревич сам, останови, пошли кого — либо из бойцов, для того, чтобы оказать помощь Ляпину, и кто знает, чем это всё закончится для группы? Темп спадёт; чехи, уже почти сломленные, организуются и дадут отпор. И тогда новые раненые и… нет, потом. Всё потом. А сейчас отжать, оттеснить, и если не додавить, то хотя бы отбросить. Уж слишком много ещё впереди мелькало вражеских фигур, хотя трупов вокруг было уже несравненно больше. Но даже сейчас, после столь удачного начала атаки, Игорь отчётливо видел, что остающихся боевиков ещё в полтора — два раза больше, чем солдат его группы. И потому надо было жать и жать, не останавливаясь, натиском предотвращая всяческую попытку организованного сопротивления.
— Товарищ полковник! — взволнованно сообщил оперативный дежурный, с грохотом влетая в палатку центра боевого управления. — Группа капитана Гуревича вступила в бой.
— Ещё сведения имеются?
— Радист сообщает: командир группы руководит боем. По его словам, понеся значительные потери, противник начал отход.
— Как информ — бюро! — буркнул подполковник, выходя из-за стола, за которым он сидел, дожидаясь новых сообщений от групп, спешивших на помощь Ефимову. И уже направляясь к выходу: — О…второй группе что-нибудь есть?
— Ничего, — уступая дорогу комбату, оперативный шагнул в сторону.
— Я на сто сорок второй, — уже закрывая дверь, сообщил Трясунов, и в палатке ЦБУ наступила неестественная тишина.
Старшина первой роты старший прапорщик Косыгин сидел на торчавшей из земли гильзе и одну за одной выкуривал, скорее, сжёвывал беспрерывно вытаскиваемые сигареты. Вот он достал последнюю, и смятая пачка отлетела в сторону. Пальцы курящего нервно подрагивали. Терзавший поутру хмель, словно рассыпавшись мелкой изморосью тумана, рассеялся. Мозг старшины теперь был кристально чист, и от того Василичу хотелось напиться ещё больше. По небу плыли тучи. Но он словно бы и не замечал низко плывущих облаков. Его взгляд был направлен на юго-восток, устремлён туда, где, казалось бы, тучи были ещё темней, ещё гуще. Их седые космы, сползая с небес, опускались вниз, заволакивая хребты и местами едва ли не касаясь их подножий. Где-то там, на юго-западе, вела бой попавшая в засаду группа. Группа, с которой по приказу командира отряда должен был находиться и он, старший прапорщик Косыгин. Но не оказался… Был с утра выпимши… немного, чуть-чуть, но этого комбату хватило, чтобы отменить собственное решение. И как теперь докажешь, что он не поленился, не испугался, а просто… просто захотел выпить?! Как объяснить это? Как?
И теперь пацаны, девятнадцатилетние пацаны гибли и умирали там, в горах, а он… а он сидел здесь и курил одну сигарету за другой. Самым простым для него было бы пойти, найти бутылку водки и без закуски… из горла… чтобы наверняка… что бы забыться… Но именно этого он делать и не собирался…
«Лучше бы я с ними, там… лежал с пробитой башкой… лучше бы я… а кто-нибудь остался жив. Чтобы я ещё когда, чтобы я… Боже, сделай, чтобы они выжили! Сделай так! Я клянусь… Боже, если не в твоих силах сделать так, чтобы выжили все, то пусть выживет хоть половина… Хоть кто-нибудь! Я клянусь, боже, никогда, никогда… ни грамма… Боже, смилуйся!» — атеист, пьяница, похабник и сквернослов — старший прапорщик Косыгин Пётр Васильевич непривычно, неумело осенял себя крестом, а на его усы падали и мутными дорожками стекали вниз неудержимо рвущиеся из глаз слёзы.
— Третий, возьми вправо, поднимись вверх! — Игорь отдавал команды, продолжая продвигаться вперёд.
— Понял, иду! — ещё более короткий ответ.
— Попробуй добраться до Ефимова! — уточнение задачи, и автомат Гуревича полыхнул выстрелами. В глубине кустарника мелькнула и исчезла чья-то тень.
— Понял! — ответ и вновь круговерть развернувшегося вокруг боя. Игорь перекатом ушёл в сторону, а в том месте, где он только что стоял, зацокали выпущенные с близкого расстояния пули. Стрелявший по нему Ваха зло заскрежетал зубами и, продолжая стрелять, попятился, отступая. Микрофон лежавшего в нагрудном кармане «Кенвуда» разрывался голосом Ибрагима Келоева, но Вахе было не до него. Оставшиеся в живых боевики спешно откатывались назад, вниз, в сторону базы. Вот затвор Вахиного автомата клацнул в последний раз и остановился, в магазине кончились патроны, достать из разгрузки новый рожок и заменить использованный времени уже не хватало — из-за ближайшего дерева на Ваху глядел чёрный ствол автомата.
— А-аллах Акбар! — вскричал боевик и дёрнул рукой в попытке вытащить из разгрузки гранату, но не успел — пуля, казалось, специально метилась в его зрачок. Веко высоко вздёрнулось и тут же стало опускаться вниз, а из пробитого зрачка начала вытекать белесая, с чёрными вкраплениями жидкость, затем появилась кровь, веки захлопнулись окончательно и Ваха перестал существовать.
На всякий случай, полоснув короткой очередью по заваливающемуся телу, Гуревич, не останавливаясь, побежал дальше.
— Командир, мы у наших! — Игорь узнал голос «Второго».
— Хорошо, потом доложишь! — отвлекаться на имеющуюся у «Второго» информацию Игорь не собирался. — «Четвёртый», — продолжая движение, Гуревич начал вызывать Фёдора — старшего тылового дозора.
— На приёме, — отозвались тот.
— Наблюдай за базой, возможно появление отходящих чехов, как понял? Приём.
— Уже, — ответил Фёдор, но Гуревич так и не понял, что уже: уже наблюдают, или уже появились отступающие? Но переспрашивать не стал. Большой разницы не было.
— «Третий», подтянись; «Второй», аккуратно к нам, работаем! — спокойно продолжал командовать Игорь, и всё это несмотря на свистопляску пуль и осколков, проносящихся мимо и ложащихся совсем рядом.
Неподалёку упал и разорвался ВОГ — словно брошенные порывом ветра градины — осколки рассыпались по листьям деревьев и кустарников. Один небольшой осколок, полетев в сторону Гуревича, ударил в грудь, в материал разгрузки, пробил её, но не сумел осилить плотной материи «горки».
— Сахнов, прикрой! Что рот раззявил? — рыкнув на своего заместителя, капитан рванулся вперёд, выпустил очередь в переползающего за кустами боевика и тут же перевёл автомат на выросшего буквально в двух шагах (словно из-под земли) моджахеда. Выстрелили оба, оба промахнулись и шарахнулись в разные стороны. Из-за спины грохнула очередь.
— Готов! — радостно возвестил сержант Сахнов, выскакивая с совершенно противоположной стороны от той, где его собирался лицезреть Гуревич.
— Слева от меня! — проорал Игорь, продолжая продвигаться вперёд. — Не отставать! У, с-сука! — длинная очередь по мелькнувшей за деревьями фигуре. Ответные пули заставили упасть и прижаться к земле.
— Мыльцын, блин! — выискивая глазами идущего где-то справа пулемётчика, прокричал Гуревич. — Прижми эту скотину… — И тут же, вскакивая и перебегая на другое место: — Ляха — муха, — кто-то настойчиво пытался подловить капитана на мушку. — Совсем рядом с тем местом, где он упал, дзинькнула пуля. — Что за… — он не договорил, вскочив, вновь бросился вперёд и влево. Теперь пули ложились за спиной. Игорь упал и ощутил под руками нечто вязкое. Воздух ощутимо наполнился запахом смерти. — «Смерди», — пошутил Гуревич, оттирая о скошенную пулями листву испачкавшую руки кровь. И вот только теперь он вдруг почувствовал наполняющий лес смрад — жуткую смесь крови, пота, гари и миазмов, испускаемых мёртвыми телами. Казалось, весь этот кошмар, придавленный тяжёлым небом, опустился к самой земле. Игорь почувствовал подступающий к горлу комок, выругался и, вскочив на ноги, побежал дальше. Невидимый ему стрелок вновь прозевал момент, и пули пронеслись над головой Гуревича, когда он уже благополучно падал подле другого укрытия. Быстро переползя чуть в сторону, Игорь снял с головы свою чёрную кожаную шапочку с меховой оторочкой, подтянул к себе метровую веточку и надел шапку на неё конец. Затем перехватил палку в левую руку, отвёл шапку как можно дальше в сторону и надел себе на голову капюшон маскхалата. После чего, надеясь на маскирующую защиту росших прямо перед лицом кустов, осторожно выглянул и начал поднимать вверх собственную шапочку. Грохот вражеской очереди, и шапка слетела на землю. Шапку было жалко, но зато фокус удался — увидевший позицию противника Гуревич вскочил и навскидку длинной очередью срезал бандита, слишком сильно уверовавшего в свою маскировку. Длинно зарокотал пулемёт Мыльцына. Игорь сместился влево и с колена разрядил остатки магазина в убегающую фигуру ещё одного бандита, тот, споткнувшись, повалился в кусты… Цепь наступающих выровнялась, и правый фланг начал стремительно продвигаться вперёд, левый старался не отставать. Противник окончательно стушевался, и лишь отдельные боевики всё ещё продолжали оказывать сопротивление…
Глаза слезились, туман отступил, но для уставших глаз всё казалось затянутым серой дымкой. В глубине леса изредка мелькали зелёные призрачные фигуры, но Алексей не успевал выстрелить, точнее, успевал, но ему хотелось бить наверняка. К сожалению, никто не оставался в пределах его видимости на столь долгое время, чтобы он сумел сделать уверенный «на все сто» выстрел. Автомат, поставленный на одиночный огонь, ждал своего мига. Общая слабость от усталости, от потери крови, от боли в ране уже давно овладела Алексеем, ноги предательски дрожали, в глазах время от времени мелькали мушки. Он даже почти не обратил внимания на непонятную суету и стрельбу, вдруг начавшуюся на правом фланге противника. Он даже не смотрел туда. Его взор упёрся в ближние подступы к окопам. Плевать, что происходит там дальше, его рубеж начинается здесь, в семидесяти метрах от защищаемых им пацанов.
И вот, наконец, он увидел первые приближающиеся к нему фигуры. Прицел… так, выровнять мушку… дрожащая рука дёрнулась в сторону… не спеши, не спеши… спокойно, унять дрожь, на секунду задержать дыхание… спокойно… планово надавить на спуск… цевьё на бруствер… так гораздо лучше, а первый уже совсем близко… Почему они не стреляют? Хотят взять в плен? Нет уж, дудки… вот она… мушка в центре расплывающейся в глазах груди… Ну, держись, бородатый, сейчас… Бородатый? Но он же без бороды! Ещё один внимательный взгляд на лицо бегущего, и ужас, холодом объявший всё тело. Ужас от осознания едва не сотворённого. Алексей медленно, боясь шелохнуться и совершить ненароком страшное, разжал сжимавшийся на спусковом крючке палец, медленно поднял ствол, поставил автомат на предохранитель и, не в силах больше стоять, сполз на дно окопа. Автомат упал рядом.
В бегущем «боевике» Алексей в последнюю миллионную долю секунды сумел распознать Виталика — Виталия Аверина из группы капитана Гуревича.
Губы Алексея мелко дрожали, а по щекам текли слёзы.
Наверху творилось что-то невообразимое. Пару раз беспорядочно выпускаемые очереди прилетели даже сюда, на базу, взрывая землю недалеко от входа в землянку. Нервозное состояние европейской барышни невольно передалось «охранявшему» её Идрису. Не выдержав, он схватил «Кенвуд» и начал вызывать своего брата.
— Идрис! — неестественная хрипота в голосе Ибрагима выдавала в нём сильное волнение. — Уходи! — в горячке боя старший Келоев совершенно забыл о своём брате, ибо прежде полагал, что он в совершенной безопасности. Теперь же, когда всё резко переменилось… — Уходи скорее!
— А Келли? — явно не понимая происходящего, Идрис выпучился на чёрный прямоугольник радиостанции, будто на нём мог быть написан ответ на мельтешившие в его голове вопросы.
— К шайтану бабу, уходи сам, быстро! — чувствовалось, что Ибрагим спешит отделаться от этого разговора и заняться чем-то более насущным.
— Я понял, брат, я понял, и ты сам, тоже! — Идрис вдруг почувствовал, что вот чуть-чуть и расплачется. И без слов было ясно, что дела у боевиков идут хуже некуда, что Ибрагим остаётся там, наверху, единственно ради того, чтобы прикрыть отход ему, Идрису.
— Уходим! — глядя на Барбару, скомандовал младший Келоев. Он понял, что ему не хочется её бросать.
— А Роберт? — она назвала телеоператора настоящим именем. — А Сэм? Я не пойду без них!
Он схватил её за руку. Но она упёрлась с силой разъярённой кошки.
— Они убиты, они убиты! — Идрис не врал, он действительно был в этом уверен.
— Я не пойду! — она почти вырвала свою руку из руки боевика.
— Дура! — злость, вскипевшая в сердце Идриса, заставила его размахнуться и наотмашь ударить посмевшую перечить ему женщину.
— Нет! — уверенность в том, что лучше притвориться заложницей, росла в Барбаре каждую секунду.
Он рывком сдернул её с топчана и поволок на улицу.