36255.fb2
От всех моих жестоких испытаний
Позволила ты мне передохнуть.
(II, 1)
Ответ его - победителя турнира - на похвалы гласит:
Победою обязан я судьбе,
Моей заслуги в этом нет, принцесса!
(II, 3)
Горькие упреки бросает он богам, когда теряет Таису:
О боги, боги!
Зачем же нам даете вы любить
То, что вы отнимете так скоро?
Мы, смертные, не так легко берем
Свои дары обратно; мы честнее!
(III, 1)
И, не веря при встрече с Мариной, что это его дочь, заявляет:
Издеваться
Какой-то бог задумал надо мной,
Тебя ко мне пославший...
(V, 1)
Однако в целом Перикл сознает свое бессилие перед миром высших сил, бесполезность протеста и сопротивления. Заметнее всего это проявляется тогда, когда он сталкивается лицом к лицу с разгневанной, бушующей природой.
Пожалуй, ничто так наглядно не может показать различие между героями трагедии и трагикомедии, как сравнение Лира и Перикла, когда оба оказываются в одной и той же ситуации - в момент бури. Лир бросает гордый вызов разбушевавшимся силам природы:
Дуй, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!
Лей, дождь, как из ведра и затопи
Верхушки флюгеров и колоколен.
Вы, стрелы молний, быстрые, как мысль,
Деревья расщепляющие, жгите
Мою седую голову! Ты, гром,
В лепешку сплюсни выпуклость вселенной
И в прах развей прообразы вещей
И семена людей неблагодарных!
Правда, Лир признает свою беспомощность в борьбе с враждебными стихиями, которые словно объединились с людской злобой и неблагодарностью:
Я ваша жертва - бедный старый, слабый,
Но я ошибся. Вы не в стороне
Нет, духи разрушенья, вы в союзе
С моими дочерьми и войском всем
Набросились на голову седую
Такого старика. Не стыдно ль вам?
("Король Лир", III, 2; перевод Б. Пастернака)
Но Лир и в слабости велик. Неукротимой силой дышат его слова: покорности, послушания и повиновения нет и в помине - только ярость, гнев, трагическое величие человека, который слаб, но не сломлен, бессилен, но не побежден, повержен в прах, но не сокрушен.
Лир героически встречает бурю. А вот как обращается к силам природы Перикл:
О звезды гневные! Уймите ярость!
Дождь, ветер, гром! Пред вами только смертный,
Который вам подвластен. Мне велит
Природа уступить и покориться.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Ужели вашей грозной, злобной силе
Нужны несчастья бедного царя?
(II, 1)
Героическое начало полностью исчезает у Перикла. Он герой лишь в узком, литературном, а не широком смысле этого слова. Он полностью признает свою зависимость от "величия могущественных сил" (II, 1, 8). "Я был игрушкой ветров и валов, // Меня, как мяч, швыряло на просторе", - скажет он чуть позже рыбакам (II, 1).