36280.fb2 Шестнадцать карт [Роман шестнадцати авторов] - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 26

Шестнадцать карт [Роман шестнадцати авторов] - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 26

Мальчишка уставился на них, глазами хлопает: “Да, это я”.

— Оперуполномоченный Вагиф Степанов, а это — оперуполномоченный Павел Волков. Пройдемте с нами.

Они усадили его в джип. Мальчик и не думал сопротивляться, только встревожился очень. И Вагиф тогда сказал ему: “Нам нужна твоя помощь, Костя. На месте все узнаешь”.

Ехать было недалеко, они сняли квартиру в двух кварталах от школы. За сутки заплатили — линолеум, рассохшиеся рамы, облезлый письменный стол, два венских стула и диван с торчащей пружиной. Только детей и пугать, в общем. И вот зашли они. “Садись, Костя, поговорить надо”.

А мальчишка, кажется, о чем-то догадываться стал. Заподозрил неладное. “Вы кто?” — спрашивает.

И тогда Вагиф сел напротив него и говорит спокойно так, даже мягко, но Павел почему-то аж съежился: “А теперь расскажи нам, где карта”.

* * *

А они ведь почти у цели были. Окружили этого Антона, обложили. И тут эсэмэска приходит ему, Павлу: “Срочно возвращайтесь в Москву”. Вагиф разозлился. “Глупости! — говорит, — не поеду никуда!” А Павел вот обрадовался. Ему от этого поезда почти сразу не по себе стало. В вагонах душно, свет тусклых лампочек будто пытается в воздухе раствориться и не может. И пассажиры, когда сквозь этот воздух смотрят, словно забывают, куда смотрели и зачем. Их взгляд рассеивается и тоже добавляет что-то к этому воздуху. А сами они, оставшись без взгляда, направленного вовне, внутрь себя заглянуть тоже уже не могут. Взгляд рассеивается и внутри тоже. Так и едут — вспоминают о чем-то давно виденном, слышат уже услышанное, отвечают поджидающим в памяти собеседникам, потом оказываются в будущем, в каких-то уже обжитых его закоулках, откуда легко вернуться и легко туда попасть — как будто по туннелям, по которым мчишься в полной темноте, мимо подрагивающих линий проводов, под скалами, поросшими лесом, застроенными бетонными городами, омываемыми морями, выбрасывающими на берег комочки нефти, обломки досок и туловища рыб.

И так они ехали. Павел то дремал, то просыпался. Когда он открывал глаза, ему казалось, что у пассажиров в вагоне лица стали одинаковыми. Во сне он спрашивал себя, изменилось ли лицо Вагифа, но посмотреть на него не решался почему-то. И про свое лицо он тоже не знал, осталось ли оно прежним.

А потом они проезжали какую-то станцию, сортировочную. Поезд следовал среди дощатых товарных вагонов с выведенными белой краской, полустертыми названиями городов, станций и полустанков, которые и не на каждой карте-то найдешь. Состав стало подбрасывать на стрелках. Павел вздрогнул, осмотрелся. И вовремя. По проходу, балансируя, шел Антон. Непонятно было, что он делает в их вагоне. Павел едва успел схватить со столика лежавшую там газету. Спрятался за ней. Потом осторожно выглянул. Заметил, что Вагиф быстро отвернулся к окну, прикрывшись локтем. Антон приближался к ним. Павел зажмурился, потом опять всмотрелся в надвигавшуюся на них фигуру. Одежда, походка — он очень хорошо их запомнил и не спутал бы ни с какими другими. Но вот лицо… Это было лицо другого человека. Одутловатое, с отекшими, прищуренными глазами. Волосы были всклокочены, свалялись — как если бы человек уже давным-давно не мылся и не причесывался. Человек прошел мимо, их не заметив. Скрылся в тамбуре. Вагиф расслабил плечи, выпрямился. Павел отложил было газету. Но тут в проходе появился следующий пассажир. Довольно высокого роста бомж в потрепанной куртке, в засаленных брезентовых штанах, в истертых туристских ботинках без шнурков, с отклеившимися спереди подметками. Он торопился, будто стараясь догнать кого-то, не упустить. Павел отвел было взгляд, но тут… Нет, ему не показалось. Антон. У бомжа было лицо Антона. Он бросил на Павла нетерпеливый, раздраженный взгляд, как бы сердясь за то, что он не тот, кто ему нужен, явно не узнавая его. И поспешил дальше. Павел вдруг почувствовал, что начинает задыхаться. В ушах зашумело. И тут, как спасение, эта эсэмэска. Вагиф бушевал, говорил, что с поезда — ни ногой, что бы там шеф себе ни думал, “этот идиот”. И тут Павел — он сам не знал, откуда в нем взялась вдруг эта сила, — посмотрел на него, прямо в глаза. И сказал, не повышая голоса: “Мы выходим. Сейчас”. И Вагиф, который раньше-то и взглянуть на него толком труда себе не давал, вдруг сник и не сказал ничего больше. И на первой же станции они вышли.

* * *

“Хорошо ищете, — говорил Шерстобитов, — но не то и не там”.

Они приехали к нему прямо из аэропорта. О том, чтобы домой заехать — хотя бы умыться по-человечески, даже речи не было. Почти четверо суток в пути. Психанул он, конечно. Надо было доехать уж на этом экспрессе до конечной, черт с ним. А там скорым поездом вернуться или самолетом. Летают же оттуда самолеты, в конце концов? А они вышли на том полустанке. Павел попытался было его название посмотреть, но тут же и забыл, не до того стало. Стоят они, кругом ни души, темно, дождь моросит со снегом вперемешку. До ближайшего фонаря метров двести, а следующего вообще не видать нигде. Вагиф говорит: “Теперь благодаря тебе, дорогой Паша, мы тут до конца жизни и останемся. Тут нас и похоронят. На склоне, — говорит, — дней наших”. Пошли они по перрону. Здание станции досками заколочено. Доски причем отваливаются уже, и ветер входную дверь прогнившую то захлопывает, то снова открывает. Завернули они за угол. И глазам своим не верят. В здании окошко светится. “Касса”. В окошке женщина — сидит и книгу читает. На носу у женщины очки в оправе из тяжелой пластмассы, она водит по строчкам пальцем и головой покачивает, будто недовольна чем-то там, в прочитанном. Она заметила их, открыла окошко, спрашивает: “Вам чего, молодые люди?”

Вагиф ей: “Нам два билета до Петербурга на первый же поезд”

Она отвечает: “У нас петербургские поезда не останавливаются”, а сама уже обратно в книжку глазом косит.

Вагиф снова раздражаться начинает: “Ну, тогда до Оленеводска”.

Кассирша со вздохом от книги отвлеклась, в какую-то таблицу заглянула. “Не значится, — говорит, — такого пункта прибытия”.

Тут Павел не выдержал, оттолкнул Вагифа от окошка: “То есть как, — говорит, — не значится? А куда же все ехали?”

— Кто ехал? О чем вы, молодой человек?

— Поезд весь ехал куда?

Кассирша смотрит на него задумчиво. А потом говорит: “Ах, поезд… Это, наверное, на Оленьевск экспресс был. Точно, на Оленьевск. Вечно в документации путаница с ними: Оленеводск — Оленьевск, Оленьевск — Оленеводск. Только голову людям морочат”.

— Хорошо, — говорит Павел, — очень хорошо. Тогда продайте нам два билета до этого вашего Оленьевска.

— До Оленьевска теперь только через две недели билеты будут. Там пути закрывают на ежегодную профилактику.

— Послушайте, — Павел уже чуть не плачет, — но хоть что-то у вас тут останавливается? Хоть куда-нибудь отсюда уехать можно?

Кассирша опять задумалась. “Вообще-то тут в полночь мурманский почтовый остановку делает. Но билетов на него я вам продать не могу, сами понимаете. Состав не пассажирский. Они только почту берут. У нас тут много корреспонденции. Все пишут, пишут!” — она вдруг перегнулась через стол и захлопнула окошко. Павел с Вагифом постояли там еще несколько секунд, а потом побрели к перрону. Ветер усилился. Было без четверти двенадцать. Павел обернулся. Кассирша не смотрела на них. Она послюнявила палец, резким движением перелистнула страницу и снова углубилась в чтение.

Им удалось уехать с тем поездом. Мужики там, надо сказать, хорошие попались, даже денег с них не взяли. Ехали они, правда, как непонятно кто, — на дерюге спали, среди тюков с письмами и разбросанных прямо на полу бандеролей. Павел выбрал одну, помягче, положил под голову. Вот написанный на ней адрес он как раз запомнил: Великобритания, графство Ланкашир, г. Арглтон, Оленьевская ул. д. 1, до востребования. Он еще удивлялся, засыпая, откуда в Великобритании Оленьевская ул., и вообще, кто там этот адрес по-русски читать будет. Он утром даже хотел на эту бандероль еще раз взглянуть — думал, может, все-таки перепутал чего, но она, видимо, от тряски закатилась куда-то, затерялась среди свертков, мешков, коробок и ящиков — будто и не было.

Ну, а от Мурманска уже самолетом, переждав нелетную погоду, — с Баренцева моря грозовой фронт надвинулся. И вот сидят они перед Шерстобитовым. Вагиф сидит выпрямившись, кулаки сжаты. Смотрит на шефа исподлобья. А Павел, наоборот, в таком уже состоянии, что с трудом понимает, как он попал сюда, в кабинет этот. Стоит ему прикрыть глаза, он то в поезде себя видит, то на станции, под единственным ее фонарем, то в аэропорту с видом на туман и дрожащие огоньки самолетов на летном поле. Впрочем, глаза лучше не прикрывать, так, чего доброго, и уснуть можно, прямо в этом вот кресле и уснул бы. А шеф, по всему заметно, и так не в духе. И если вслушаться, говорит странное.

— За фальшивкой гоняетесь, судя по всему, детективные вы мои. У журналиста-то не карта с собой, а так — детские каракули.

— В каком смысле — каракули?

Шерстобитов откинулся в кресле, щелкнул зажигалкой в форме лошадиного черепа, закурил.

— А в прямом. Карта, с которой журналист по городам и весям как угорелый носится, и вы за ним туда же, представляет собой детский рисунок. Даже не копию известной вам карты, а так — собирательный образ коллекции Пьера Багрова, воссозданный детским воображением.

— Что вы хотите этим сказать?

— А вот что.

Шерстобитов приоткрыл ящик стола, достал оттуда небольшого размера фотографию и резким движением запустил ее через стол, по матово поблескивавшей поверхности, к Вагифу и Павлу. Теперь они могли ее рассмотреть. На снимке был изображен мальчик лет десяти, очень коротко стриженный. Видно было, что, следуя просьбе фотографа, он старается улыбнуться. И Павел почему-то сразу представил себе, как, когда съемка закончилась, это выражение так и осталось на его лице, и мальчик так и пошел домой, стараясь улыбнуться и забыв об этом своем усилии, задумавшись о чем-то.

— Знакомьтесь, — сказал Шерстобитов. — Багров Константин Пьерович, 1999 года рождения.

— Сын, что ли? — сказал Вагиф.

— Именно. Багров был женат, два года. Развелся девять лет назад. Сын проживает с матерью. А теперь прошу взглянуть на этот вот документ.

Это была ксерокопия тетрадной странички. Изображение было слишком темным — неровные черные буквы на сером фоне. Почерк был детским, крупным, с помарками. Вагиф и Павел склонились над листком, пытаясь разобрать надпись.

…ет готово. Осталось дорисовать несколько рек. Может быть, город тоже. Потом отнесу карту к папе. Я все продумал. Подменю карту, когда он пойдет заваривать нам чай. Он думает, я люблю варенье, а я не люблю. Та карта очень опасная, она у папы быть не должна. Я знаю, как вскрыть конверт, а потом запечатать его. Я приклею сургуч заново клеем момент, папа ничего не заметит. Про запах клея скажу, что это я ботинки чинил. Я переживаю, но я все делаю правильно. А папину карту я от…

Они молчали. Как будто все слова в одночасье оказались далекими от них, бесполезными, не стоящими того, чтобы быть произнесенными.

— Это, как можно догадаться, отрывок из дневника, — сказал наконец Шерстобитов. — Запись обрывается на полуслове. Предыдущая страница отсутствует. Следующая запись была сделана в июне этого года — там обозначена дата. То есть мальчик писал это примерно за два месяца до того, как мы установили наблюдение за Багровым-старшим. Поздновато мы это сделали, судя по всему. Поздновато.

За окном сгущались сумерки. Шерстобитов включил настольную лампу. При ее свете лицо Шерстобитова выглядело застывшим, в складках кожи залегли глубокие тени. Если бы Павла сейчас спросили, сколько Шерстобитову лет, он бы, наверное, не смог ответить.

— Вы хотите сказать, — Вагиф говорил медленно, словно оттягивая момент, когда придется произнести то, что он произнесет, — вы хотите сказать, что речь идет о той самой карте, о карте, которую мы ищем?

— Все сходится, — сказал Шерстобитов. Он встал из-за стола и, заложив руки за спину, расхаживал по комнате; говорил, делая длинные паузы, как будто там не Вагиф с Павлом сидели, а с трудом успевавшая печатать под его диктовку машинистка. — Как вам известно, мы тщательно обыскали квартиру Багрова-старшего. Ничего похожего на интересующую нас карту там обнаружено не было. Был, однако, найден пергаментный конверт со взломанной сургучной печатью и надписью “mappae mundi”. Поначалу мы не придали этому конверту значения. Мало ли что там, в этой квартире, валяется, — Шерстобитов поморщился. — Поскольку единственным, кто контактировал с Багровым до обыска, был Антон Непомнящий, я предположил, что карта была передана ему. Аудиозапись их разговора недвусмысленно указывала на это. Нам известно, что журналист получил от Багрова некую карту. Меня поначалу ввели в заблуждения слова Багрова о том, что карта — небрежная работа никому не известного студента-географа. Поначалу я думал, что Багров сказал так, догадываясь, что его квартира прослушивается. Ученый хотел нас запутать. Но этот вот документ, — Шерстобитов потряс страничкой над головой, — позволил взглянуть на события в совершенно другом свете. Думаю, Багров-старший говорил абсолютно искренне. Он был удивлен качеством карты. Откуда же ему было знать, что он вручает журналисту работу своего собственного сына.

— Но, шеф, — сказал Вагиф, — если он увидел, что карта поддельная, да еще и подделка такая неловкая, зачем же он отдал ее журналисту?

— Я думаю… — Шерстобитов вернулся за стол. Теперь он сидел, откинувшись на спинку кресла, скрестив на груди руки, смотрел на них исподлобья. — Я думаю, он и увидел это, и не увидел.

— То есть как? — вмешался Павел.

— А так. Думаю, Багров-старший никогда раньше не имел возможности рассмотреть карту. Скорее всего, он получил ее в том конверте, на условиях, что не будет его вскрывать, — Шерстобитов хмыкнул, — и не вскрывал. А потом он понял, что не сегодня завтра мы до карты доберемся, и решил срочно от нее избавиться. Тогда он и распечатал конверт — впервые за все то время, что карта находилась у него. Он удивился, конечно, но сомнений в подлинности карты у него не возникло. Решил, наверное, что так и должно быть. Потому что глазам своим верить надо, а не авторитетам! — повысил голос Шерстобитов, обращаясь почему-то к Павлу.

— А зачем он тогда вообще вскрыл конверт? — снова подал голос Вагиф. — Отдал бы журналисту как есть, запечатанным.

— Не мог! — воскликнул Шерстобитов. — Не мог! Мы же подслушивали! Он и не хотел внимания журналиста к карте привлекать, чтобы тот как можно меньше вопросов задавал. Надеялся, наверное, до последнего, что мы все-таки не заметим ничего. Про запечатанный конверт Непомнящий стал бы расспрашивать — что, кому, почему. А так — он увидел карту среди других карт, а Багров уж позаботился, чтобы он в итоге именно ее с собой и унес.

— Так что же это получается? — Павел вдруг осип, он несколько раз кашлянул, прежде чем голос вернулся к нему. — Что же получается: все эти погони, разъезды, журналист в травмпункте, мы в Мурманске — это все из-за детского рисунка? Но зачем мальчишка это сделал? И главное, где настоящая карта?

— Вот именно это вам и предстоит выяснить. — Шерстобитов положил ладони на стол, потом медленно сжал их в кулаки. Павел смотрел, как белеют костяшки его пальцев. — И только попробуйте и на этот раз вернуться ни с чем.

* * *