Что теперь делать? Куда идти? Как добираться домой?..
Возле того места, где я только что лежал, валялось вчерашнее приобретение — промокшая работа нерадивого студента. Очевидно, это была единственная вещь из моих карманов, которой вор все-таки побрезговал.
Ильдар Абузяров (1976) — живет в Москве. Прозаик. Автор книг “Курбан-роман”, “Хуш”. Печатался в журналах “Знамя”, “Дружба народов”, “Октябрь”, “Новый мир” и др. Лауреат Новой Пушкинской премии (2011), два рассказа вошли в шорт-лист премии им. Ю. Казакова (2005).
Что мне оставалось делать в сложившейся ситуации? Потрясение глубокое, но психологическое более, чем физическое, выбило меня из колеи. Теперь мне было уже все равно, по какой улице идти. Я поплелся куда глаза глядят — без всякой карты и без всякого плана.
До сего момента на меня никогда никто не нападал. Я громко смеялся над своими коллегами и друзьями, страдающими маниями и фобиями уличных хулиганов и ограблений. В открытую высмеивал их за то, что они носят с собой газовые баллончики и холодное оружие да еще уговаривают меня обзавестись этими нехитрыми средствами.
Я плелся и плелся, ошарашенно смотря по сторонам, читая какие-то вывески в надежде на подсказку. Если меня обидели по недосмотру некоей высшей силы, то теперь эта высшая сила-справедливость должна была мне помочь.
И тут, словно кто-то услышал мою скрытую мольбу, мне на глаза попалась вывеска “Травмпункт”. “Надо бы, наверное, зафиксировать нападение, чтобы отчитаться перед начальством”, — осенило меня.
Я открыл дверь, которая висела на петлях криво, словно неправильно сросшаяся кость.
У входа в маленькой пластиковой будке сидел охранник и читал газету “Аргументы и факты”.
— Я в травмпункт, — словно извиняясь за то, что отвлек его, отрапортовал я.
— Раздевайтесь, приобретайте бахилы и проходите.
— А сколько стоят бахилы?
— Десять рублей.
— Хм, — опустил я глаза. Где бы взять десять рублей? Благо там, куда был опущен мой взгляд, стояло мусорное ведро с использованными бахилами.
Покопавшись, я выбрал полиэтиленовые мешочки почище и натянул их на ботинки. Охранник посмотрел на меня презрительно. Преодолевая его презрение, я поинтересовался, где здесь гардероб.
— Одежду мне сдавайте, — сказал охранник.
— Возьмите, — расправил я плечи, снимая куртку. Охранник оказался всего лишь гардеробщиком.
Пройдя по чистому, видимо, отремонтированному недавно коридору, я повернул налево и наткнулся на небольшую очередь.
— Кто крайний?
— Я, — ответил мужчина средних лет, который почему-то был не то что без бахил, но и без обуви. Однако пахло от него не потными носками, а дорогим парфюмом.
Я присел. Банкетка скрипнула. И в это время из-за двери раздался жуткий крик.
— Что там такое? — отодвинулся я на всякий случай от мужчины без обуви.
— Да вот, женщина залезла на лестницу что-то брать с антресолей, упала и сломала руку. Сложный перелом со смещением. Никак расслабиться не может. Ей уже раз пятнадцать пытаются соединить. Врач весь измучился. Предлагает на операцию. А она его уговаривает попробовать снова и снова.
— Понятно. А с тобой что?
— А я машину после гулянки поймал, так меня выкинули из нее уже без дубленки и кожаных ботинок. Вот боюсь, не получилось ли обморожения.
Я промолчал, подумав, что мой случай не самый ужасный.
— Ай! — женщина за дверью вскрикнула еще раз. — Больно!
— Да расслабишься ты, наконец? — заорал звереподобно врач. — Все нервы мне извела.
— Не могу я расслабиться! — заплакала женщина навзрыд. — Двоих детей без мужа воспитала! Всю жизнь себя держала, как в кулаке!
— Скажите, что я крайний, — попросил я у соседа по банкетке.
Чтобы не слушать интимных признаний, которые становились достоянием всей живой очереди, я поплелся в туалет. Я собирался, пока есть время, смыть грязь с рук и штанин.
Туалет сверкал новеньким кафелем. Взглянув в зеркало, я увидел приблизительную копию своего лица. Копию, сделанную мной сегодняшним с меня вчерашнего. Говорят, лицо никогда не повторяется, говорят, нельзя войти в одно и то же лицо, как нельзя войти в одну и ту же реку дважды.
Я провел пальцами от виска до подбородка. Слегка пропитое, распухшее, с красными прожилками лицо уже немолодого человека. Куда приведет меня мое “я”?
Тщательно замыв низ штанин и сполоснув руки, я вернулся на место.
Получилось так, что очередь после женщины со сложным переломом рассосалась быстро. В коридоре мы остались вдвоем с мужичком.
— И долго ты проторчал на улице без ботинок? — спросил я его.
— Считай, сутки!
— И никто не остановился?
— Какой там! Ты что, я когда очухался, то стал машину ловить. А люди видят, что я без ботинок, и мимо едут. Думают, бомж пьяный. Такого в машину посадишь — так все провоняет.
— Вот народ! Сволочи, — резюмировал я, но тут же вспомнил, что сволочи — это были те, кто сволакивал убитые черной оспой, разложившиеся трупы. — Нет, не сволочи, хуже.
— А у тебя что? — перевел на меня разговор мужичишка.
— И меня грабанули. На улице сзади по башке треснули, и прощай все деньги, документы и билет на поезд.
— Командировочный, что ли?
— Ага!
— А откуда ты?
— Из Питера.
Так мы и болтали: про черствость людей, про то, что русский русскому уже не брат, пока моего соседа не пригласили в кабинет.
Вышел он из кабинета, крестясь.
— Уф, все обошлось. Слава богу, ампутировать конечности не придется. Врач сказал, еще бы чуть-чуть — и трындец моим ступням.