- Конечно, - отвечает она в удивлении и кладёт в ожидании прекрасного голову мне на плечо, а я, подвывая, как это жутко делает Вознесенский, выдаю свою первую и единственную ночную серенаду:
- Сердце стиснула злая тревога,
Душу сжала глухая печаль, -
Между нами большая дорога,
Уезжаешь ты в дальнюю даль.
Но тебя никогда не забуду.
По дороге пойду и найду.
Я до гроба любить тебя буду,
С твоим именем в Лету сойду.
Особенно мне нравилась последняя строчка с «Летой». Когда она сложилась, я даже слезу пустил, так стало себя жалко.
- Чьи? – интересуется.
- Да так, - отвечаю скромно, - одного неизвестного поэта.
Она в уважении к непризнанному ещё таланту что-то хрюкает мне в ухо и просит:
- Ты мне их спиши, я выучу и по утрам как молитву читать буду.
Вообще-то я думал опубликовать их в «Огоньке» для всенародного восхищения и с посвящением: ейным инициалам от моих, но как всегда отказать не могу.
- Ладно, - соглашаюсь остаться без премии молодым талантам
- Спасибо, - благодарит она , целуя и не догадываясь об авторстве жалящего скорбью опуса.
- Как ты думаешь, что такое любовь? – спрашивает, тронутая прекрасными стихами.
Я знаю, что для женщин это первоочередной вопрос, а теперь вот он и для меня главный. Но я знаю ответ, к которому пришёл бессонными ночами.
- Любовь – это гармоничное влечение тел и душ.
Она затихла, огорошенная краткой и точной формулировкой самого большого чувства, до которой не додумались ни Хемингуэй, ни Ремарк, не говоря уж о Галине Николаевой. А я ещё и добавляю в развитие тезиса:
- Гармония чувств – вершина.
- Ух, какой ты умный! – восхищается она, напрасно не ожидая от меня такой глубины философии человеческих отношений. – Не зря всё-таки тебя назначили главным инженером посудного завода.
Тут же перевернулась на живот, прижала для надёжности меня грудями и, приблизив тёмное лицо с посветлевшими от надежды глазами к моему вдохновенному лицу, требовательно допытывается:
- У нас она есть?
И замерла в томительном ожидании «да». Но я, как всегда честный перед своей и другими совестями, отвечаю:
- Не знаю.
Она аж назад подалась, ошарашенная моей наглостью. Пришлось немедля успокоить:
- Этого даже Сократ не знал.
- Причём тут Сократ? – возмущается, так и не услышав пьянящего признания.
- А у него лоб здоровый, - поясняю очевидное.
Нет, всё равно не хочет смириться, кроет напрямую:
- Так ты меня не любишь?
- Я-то тебя – очень! – успокаиваю, наконец, вливая мёд в её уши, и сразу добавляю дёготь: - Но гармония не может быть односторонней.
Она, поняв намёк, утихла, сжавшись, и я её не виню: какая может быть гармония, подтачиваемая с моей стороны чертополохом несвободы, а с её – опасениями сгнить в сорняках провинциального быта. Нам надо эту гармонию ещё создавать и лелеять, мы пока на пути к ней.
- Ладно. Больше ждать нечего, - произнесла, наконец, она загадочную фразу, крепко обняла меня и расцеловала столько раз и так крепко, что я задохнулся и стал, дуболом, отворачиваться, испугавшись за свою отвратную морду. Потом решительно встала, оделась, ещё раз, наклонившись, уже легко, как могла только она, коснулась губами моих пылающих губ, сказала:
- Спокойной ночи. Не проспи автобус, - и ушла, как и не была.
А я, разгадывая её последние слова, так и не сомкнул глаз до утра, не давая покоя и Чайковскому и постепенно осознавая, что шестой мой счастливейший день в жизни кончился, а с ним может и всё кончиться, если не начну сдирать с себя шкуру ленивого обывателя нашего замирающего городка.
- 9 -
Я не выходил из квартиры до самого её отъезда, а когда вышел, то в первую очередь увидел её огромные скорбные, родные до боли серо-голубые глаза, беззащитно смотрящие на меня в ожидании чуда.
Но его не произошло. Я перехватил у соседей её чемодан, и мы похоронной процессией двинулись на автобусную остановку. Там они втроём о чём-то намеренно оживлённо переговаривались, а я стоял в стороне букой, изредка перехватывая прощающий взгляд.
Хорошо, что быстро пришёл автобус, что шофёр торопился восвояси и торопил немногочисленных пассажиров, кучно рванувшихся, тем не менее, в открытую дверь под ругань хозяина, что можно было, наконец-то, расслабиться, не обращая внимания на любопытные взгляды. Дядька помог ей забраться с вещами в автобус, шофёр доругивал опаздывающих, а она, расталкивая их, выскочила вдруг наружу, подбежала ко мне, повисла, всхлипнув, на шее и надолго припала сухими шершавыми губами к моим таким же. Потом с силой оттолкнулась и, не оглядываясь, последней заскочила в автобус, совсем не подозревая, что своим прощальным поцелуем нанесла тот самый необходимый решительный пинок по моей ленивой неопределённости, так как с нею вместе в том же автобусе поехал добровольный сладенький щекочущий слушок о том, что главный инженер посудного завода скурвился или, по меткому выражению жены, вернувшейся в тот же вечер, закобелился.
- 10 -
Всё последующее не стоит описания деталей.
Я получил причитающийся мне по партийным канонам строгач, а через сравнительно короткий срок – три месяца – по настоятельной просьбе уважаемого в области директора самого крупного в городе завода и, особенно, его торжествующей жены, получил развод в связи с неверностью одного из супругов. Живу у родителей, к которым ушёл сразу же в день её отъезда, и мы трое совсем не хотим никого лишнего в доме. Бывшие соседи, допечённые пострадавшей, разменяли свою квартиру на худшую, но в другом конце города, а бывшая жена, возненавидевшая весь город, наоборот, надув с горя каких-то старичков-пенсионеров, обменяла оставленную ей мною квартиру на лучшую в областном центре, и мутные круги вокруг особы главного инженера стали постепенно расходиться, снова погружая взбудораженный город в глубокую спячку.
А мне через дядьку пришло короткое письмо, в котором она просила прощения за то, что не решилась ждать, уступила настойчивому эскулапу, который, выгодно устроившись в санэпидстанции большого волжского города, увёз её туда, они поженились, и у неё скоро будет ребёнок. Она никогда не умела врать, поэтому и писала, что не у них, а у неё. Сердце моё заныло тревожно, тем более, что в конце она с упрёком оправдывалась, что, если бы в последнюю ночь я твёрдо сказал: «Останься, я всё сделаю», она бы, не задумываясь, осталась. Хотя я и знал, что она никогда не врёт, но всё же не поверил и, перечитав горчайшие строки трижды, пошёл – вы правильно предположили – к дальней пивной бочке.
- 11 -
Прошло по одним меркам - много, по другим – мало лет. Я продолжаю жить в своём городе, который люблю, потому что здесь родился, здесь живут мои родители, здесь узнал единственную и неповторимую любовь и здесь работаю, отдавая всего себя и всё своё время на то, чтобы жизнь в городе была лучше и бодрее, безделье сменилось деловитостью, пьянство – умеренностью, а лень – активностью. Я уже директор известного далеко за пределами области крупного завода с обновлённым ассортиментом не только посуды, включая эмалированную и декоративную, но и деталей и узлов к бытовой технике и легковым автомобилям. С областным центром нас соединяет асфальтовое шоссе и удобное автобусное сообщение «Икарусами». В городе растут многоэтажки и построен красивый Дворец культуры, постоянно обвешанный свежими афишами гастролирующих театров, артистов и любимой мною филармонии. А мощный ретранслятор привёл в каждую квартиру цветной облик всего мира.
Я всё ещё живу один, часто вспоминаю счастливейшие шесть дней, подаренные мне ею, и надеюсь, что прочитав эту повесть, она поймёт, что всё ещё и навсегда любима.