Нас завели в сияющую чистотой палату, которую занимал один Денис. Здесь начинался иной мир: атмосфера была приятной, температура комфортной… Молодая медсестра поправляла капельницу. Завидев вошедших поздоровалась, после чего сразу удалилась.
— Только недолго, Олег Маратович, — сказал заведующий. — Ему сейчас крайне нежелательно волноваться.
— Я волновался, пока не увидел папу… — промямлил раненый. — А теперь наоборот… успокоился. — Мужчины уставились на него. — Оставьте нас с ним наедине… пожалуйста.
Доктор, дав разрешение, покинул палату, а Олег Маратович присел на стул и положил руку Денису на плечо, слегка наклонился.
— Ну ты как? — спросил он.
— Как в детском садике: няньки, горшки… — Сын отвечал вяло, заторможено. Сейчас он напоминал ребёнка-переростка, ещё не научившегося ходить. — Побыстрей бы отсюда выписаться, домой хочу.
Олег Маратович отвёл глаза с тяжким вздохом, затем взглянул на сына, ободряюще пожал его кисть, начал уверять:
— Скоро я заберу тебя отсюда, сынок! К нам домой. Ты только не волнуйся! Ты поправишься, всё наладится. И с этой я разберусь…
— С кем?
Отец непонимающе посмотрел на сына.
— Ну, с этой… что тебя порезала.
На лице Дениса образовалась жалкая улыбка, он начал издавать звуки прерывистого смеха, вовсе не похожие на смех — как умел в его положении, так и пытался изобразить отношение к словам отца, некий сарказм, не всем понятный. Отец застыл в ожидании, пытаясь вникнуть, что всё это значит.
— Пап! — тот продолжал прерывисто хохотать из последних сил. — Пап, вы что, на Ленку подумали?
— А на кого ещё? — Олег Маратович растерянно смотрел на сына. — Она ж сама призналась!
— Эх, папа, папа… — Денис успокоился. — Так даже к лучшему. Я тебе сейчас расскажу, а ты сам решай, что нам делать дальше.
Отец пододвинул стул, не теряя внимания. Он приготовился слушать.
— Я чудом остался жив… Повезло — проснулся внезапно.
В это время я ходила кругами, заложив руки за спину. Теперь я не жалела, что выбрала общество Олега на сегодняшний день, хотя поначалу намеревалась остаться с Натали, так как ожидала от неё резких необдуманных действий. Безусловно, она попытается найти своего дружка Эдика, наедет на него, давя на слабые места, а затем посвятит его в новый план: как всё-таки добить недобитого.
— Я услышал как меня назвали по имени, — рассказывал сын. — Это был голос мамы — мама всегда меня оберегала. Она закричала: «Денис, просыпайся! Тебя хотят убить!»
Насчёт мамы я вставила пару реплик, посмеялась над его больным воображением, после чего затихла, опасаясь, что живые могут меня услышать.
— Тут я просыпаюсь и вижу чёрный силуэт во мраке… Он надо мной навис — мужик с тесаком. Он замахнулся — я едва успел увернуться, только нож всё равно меня зацепил. Я схватился за рану, чувствую — кровь… А его что-то спугнуло — когда он подходил к Ленке: нож, кажется, в руку вкладывал. Дальше ничего не помню.
Олег Маратович не шевелился в потрясении. Уверена, он уже начал перебирать возможных заказчиков и сводил всё на личный счёт, в первую очередь связав нападение с бизнесом, которым он управлял. Он стал подозревать не только прислугу, но и людей, имеющих отношение к его доходам. А я была довольна. Я планомерно расшатывала его здоровье, наполняла мысли недоверием к окружающим людям. А теперь, Денис, давай немного подумаем… Пошевели мозгами: кто подослал к тебе убийцу? Давай, сообщи отцу!
— Пап! — Денис взглянул на отца так, что Олег напрягся, приготовился жадно внимать каждое произнесённое сыном слово. — А ведь это она его подослала…
— Кто?
— Наташка твоя!
Олег Маратович побледнел, нижняя губа начала подрагивать. В палату неожиданно вошла медсестра с лекарствами — он на неё рявкнул так, что та пулей вылетела из палаты.
— Что ты сейчас сказал? — обратился он к сыну.
— Наташка твоя. Я ей на днях пригрозил, будто расскажу тебе кое-что интересное, дал ей подумать времени до субботы. Вот и подумала.
— Погоди, сынок… — заёрзал отец. — Ты хоть отдаёшь себе отчёт, выдвигая подобные обвинения?
— Отдаю, пап. Ты многого не знаешь. Я думал: она меня любит, а она меня вон как опрокинула. Я думал, что и ты меня любишь, но ты меня опрокинул не меньше — не задумываясь выкинул из дома, а Наташку даже не заподозрил. Я никогда не был твоей гордостью, па… Ты меня постоянно стыдился. Вместо того, чтобы самому заниматься мной, предпочитал денег отдать…
Олег Маратович слушал его исповедь в состоянии немыслимого шока — до этого разговора он был слеп, или предпочитал ничего не видеть. Действительно, его не касалась семейная возня — он не только, приезжая домой, одевал маску беззаботного мужа и отца, но вместе с ней розовые очки. А теперь его заставили шире раскрыть глаза, можно сказать, принудили это сделать.
— Перед тем, как у нас с Натали начался… ну этот… роман, — продолжал шокировать сын, — у меня зуб на тебя был… Помнишь тот конкурс? Я думал: сам его выиграл, а тут вдруг узнаю, что это ты судьям проплатил. Я гордился, я хвалился, что занял первое место… Думал: я такой талантливый, неординарный… А потом меня словно из чайника кипятком облили — никакой я не талантливый, и вообще дебил. Я просто был тринадцатилетним ослом, возомнившем, будто сам мог его выиграть. Когда мне об этом сказали, мир вокруг перевернулся.
— Наташка проболталась… — недовольно процедил сквозь зубы отец. — Вот дрянь!
— Теперь уже неважно, па — кто проболтался…
— И когда это у вас началось?
— Теперь неважно, па — когда началось… Всё неважно. Абсолютно всё.
Раздавленный признанием сына Олег Маратович отвернулся, опустив локти на разведённые колени. Он сидел сгорбившись, безучастно, разглядывая пол под ногами.
— Ты не беспокойся… — продолжал Денис. — Я ваш с Натали дом больше не потревожу. Хватит с меня. Тем более его кто-то проклял, хрень там какая-то творится. — Отец поднял голову. — Нечистая сила завелась — я отражение в зеркале видел. — Отец напрягся, а сын не умолкал: — Когда стоял перед зеркалом в ванной за моей спиной будто девушка прошла… В полосатой рубашке и голубых джинсах.
Мы с Олегом застыли на местах: он — возле кровати больного, я — у окна. Казалось, что последняя затронутая тема вытеснила предыдущие — «немаловажные». В палату вернулся заведующий хирургией и начал убеждать посетителя заканчивать: больному нужен покой.
— Ещё немного, Алексей Палыч… — оживился Олег. — Буквально ещё пару слов.
— Всё нормально, док! — махнул хирургу пострадавший. — Я с отцом поговорил — будто камень с плеч свалился, дышать стало легче. Я прямо на глазах исцеляюсь.
Врач посмотрел скептически, но договорить позволил, сказал, что вернётся через десять минут.
— Что ещё ты видел в нашем доме? — засуетился отец.
— Много чего… Я постоянно ощущал, будто в комнате нахожусь не один.
На всякий случай Олег предложил вчерашнюю версию — этим он хотел узнать мнение сына:
— Ты допускаешь у нас наличие скрытых камер?
— Да при чём здесь камеры?! Я слышал собственными ушами голос… рядом, будто она лежит на моей кровати прямо возле меня и шепчет мне на ухо. Периодически чувствовал, как ко мне прикасаются, щекочут… И как-то за ужином бокал накренился — он так и стоял в небольшом наклоне, а я смотрел охреневший…
Моё внимание привлёк вид из окна: листья клёна устлали газоны, асфальтовые дорожки потемнели от сырости. Холодало, снова накрапывал дождь. За спиной раздавались голоса — поднялась другая тема, вовсе не разрешающая недавно упомянутые здесь проблемы, — отец и сын углубились в мистику, они обсуждали мои проделки. Я чуть не прозевала выход Олега из палаты — в противном случае отстала бы от него, и он бы уехал. Мне бы пришлось добираться на своих двоих, тем более я не знала его следующего маршрута.
— Ты прости меня, па… — сказал вдогонку Денис, когда отец выходил из палаты. — За всё прости!
Пока водитель нас вёз, в телефоне высвечивалась Натали. Олег Маратович демонстративно не брал. Я не ощущала должного удовлетворения от продвижения в планах мести, хотя семейная жизнь моего врага затрещала по швам и счастливым теперь его нельзя было назвать.
Домой мы приехали поздним вечером. Натали так и не дозвонилась до мужа, её сообщения никто не читал. Не представляю, как она провела сегодняшний день — не удивлюсь, если встречалась с Эдиком и ровно так же не удивлюсь, если предпочла никогда больше с ним не встречаться.
Олег Маратович вошёл в дом серьёзным, спокойно снял верхнюю одежду, отдал её горничной, проследовал в кабинет, по пути бросив жене приглашение пройти вместе с ним. Сегодня он не снял маску начальника, собравшегося огласить приказ об увольнении. У Натали тряслись поджилки. Наверняка она допускала: не всё потеряно, и расстроенное поведение мужа могло быть вызвано состоянием, возникшем в связи со смертью сына — о чём она сейчас боялась расспрашивать. Но, если она так считала, то напрасно тешила себя иллюзией.
— Предлагаю тебе на выбор два варианта… — начал он. — Первый…
Даже я напряглась в ожидании, не говоря уж о Натали — та просто осыпалась, онемела в предчувствии надвигающейся беды.
— Первый: ты и твой дружок садитесь за покушение на убийство моего сына и дадут вам по полной, можешь не сомневаться. И второй вариант: вы с моим адвокатом подписываете бумаги о разводе, и ты ни на что не претендуешь — в этом случае останешься на свободе.
Она хотела открыть было рот, но передумала, встретившись с пронзительным взглядом мужа.
— И ещё. В обоих вариантах ты сиюминутно уходишь с тем, с чем пришла. — Олег распахнул перед ней дверь кабинета. — Времени тебе даю на раздумье — до субботы!
Натали, одетая в домашний шёлк, медленно выплыла из кабинета, теребя пальцами поясную кулиску. Остановилась, обернулась с умоляющим взглядом, но Олег Маратович громко закрыл за ней дверь, оставшись в одиночестве. Он не препятствовал сбору многочисленных дорогостоящих «тряпок», хотя по идее пришла она без них, он прикладывался к спиртному, глушил боль.
Час спустя водитель погрузил в багажник чемоданы и по распоряжению хозяина повёз её в родительскую квартиру — судя по названному адресу в тот самый старый район, где состоялась встреча с Эдиком. Мерседес Натали остался в собственности у Олега.
Я провожала её, с тоской за ней наблюдая. Натали выглядела заплаканной — несмотря ни на что Олег Маратович был непреклонен. В спальне, гардеробной и прилегающих комнатах валялись её вещи — если что-то она решала не брать, то попросту откидывала с сторону. Олег молча стоял и смотрел на разбросанные бюстгальтеры, туфли и предметы ухода, затем отправился спать в гостевую комнату.
Расположившись в холле, я разглядывала стены и узорчатые кованые лестничные перила, и размышляла о том, с какой лёгкостью мне удалось убрать лишние фигуры с шахматной доски. Теперь мне оставалось поставить королю шаг и мат — я не знала как. Надеюсь, мне в скором времени представится такая возможность, и я ею воспользуюсь.
Уже на следующий день со стен были сняты все фотографии Натали — её галерея славы. По указанию Олега Маратовича водитель оставшиеся личные вещи отвёз по тому же адресу — хозяин объявил своему персоналу: чтобы к моему приезду о ней ничто здесь не напоминало.
Позже, когда были подписаны документы о разводе на условиях Олега Маратовича, я узнала о том, что Эдика жестоко избили неизвестные — это показали в одном из видео на сайте городских криминальных происшествий, который просматривал повар. Видео снимал кто-то из зевак в момент погрузки носилок в машину скорой помощи. Разбитое лицо Эдика сложно было узнать, но я узнала татуировку. Можно догадаться чьих рук это дело.
Натали многократно и безуспешно пыталась дозвониться до Олега — потеряв терпение, он занёс её в чёрный список, а общался только через адвоката. Дениса выписали из больницы. После выписки отец привёз его в элитную квартиру, расположенную в центральной части города и приставил молодую сиделку с медицинским образованием, к которой тот быстренько нашёл подход.
Наш загородный дом посещали разные люди. Первым приходил батюшка и совершил ритуал во всех помещениях, окропив святой водой каждого, кто ему попадался на пути. Даже меня случайно окропил, но я почему-то не покинула этот мир и не оставила в покое освящённое жилище. Олег Маратович первое время чувствовал удовлетворение, говорил, что энергетика дома улучшилась, но до тех пор, пока снова не ощутил присутствие потустороннего — на этот раз я случайно задела баночку с таблетками, и они просыпались. Он уставился на лекарство, осмотрелся по сторонам — глаза его были полны тревоги. На следующий день появился экстрасенс: прошёлся с умным видом несколько раз мимо меня, обнаружил сгусток чёрной энергии в каком-то особенном углу, к которому я и близко не подходила за всё проживание здесь, затем продал Олегу за огромные деньги предметы культа — якобы орудие в борьбе с такими, как я.
Дней через пять дом посетила именитая специалистка по тонким субстанциям, разодетая в чёрное и блестящее. Все её десять пальцев сверкали крупными перстнями и кольцами, а грудь украшал увесистый кулон. Она разъяснила клиенту, что причиной всему — строительство дома на месте старых захоронений и предположила, что раньше здесь могло находиться кладбище или массовое захоронение, появившееся, например, во время мора. В связи с этим Олег Маратович обратился к компетентным знакомым, которые собрали материал по данному местоположению вплоть до семнадцатого века: на земле, где он жил, всегда простирались одни леса. Не успокоившись он звонил чёрным копателям, обращался к профессору-историку, к археологам, но безуспешно — его никто так и не «порадовал» легендой о жутком массовом погребении невинных жертв, закопанных живьём именно в этом месте, где возвышается его роскошный особняк.
Однажды я не поехала с ним в город, полагая, что в такой слякотный из-за снега с дождём ноябрьский день не должно произойти ничего интересного для меня. Олег Маратович вернулся домой возбуждённым, в предвкушении волнующего события.
— Не пропусти поворот! — объяснял он кому-то по телефону. — А дальше всё время прямо… Да-а-а… Повернул? Теперь прямо, прямо, пока не увидишь… А-а-а… Всё время долблю, как дятел? У меня ж кликуха соответствующая — Дятел и есть. — Он засмеялся, продолжая ходить с телефоном под ухом.
Немногим ранее прислуге было велено разжечь камин, затем он отдал распоряжение горничной готовить ужин на две персоны — та мигом отправилась к повару. Дожидаясь гостя, он крутил в руках бутылки, выбирая алкоголь. Выбрал, поставил на столик. Впервые видела его таким довольным.
Обычно гостей встречала Гуля, но в этот раз он сам выбежал под дождь, чтобы лично встретить гостя. Я стояла, прислонившись плечом к стене, неподалёку от входа, не горя желанием выскакивать на улицу вместе с ним в такую погоду. Вообще в этот день я вела себя флегматично.
За дверью раздались оживлённые мужские голоса.
— Здорово ещё раз поближе! — бодро говорил Олег Маратович. — Он первым входил в дом, при этом сияя от радости. — Давай, заходи, чёрт пропащий!
Я увидела мужчину в профиль и остолбенела — это был мой отец. Я шла за ними словно завороженная, не в силах вымолвить ни слова, а Олег тем временем продолжал, хлопая отца по плечу:
— Ну здор-рово, чертяка! Сколько лет не виделись! — Он дружески трепал его и пребывал вне себя от радости.
— А я иду и вижу: Дятел! — прозвучал до боли родной отцовский голос, и у меня выступили слёзы, а отец продолжал: — Смотрю, с врачами языком треплет… Ещё ломал голову: окликнуть или мимо пройти… Ты ж теперь вон какой! К тебе теперь на козе не подъедешь! — Мужчины посмеивались. — Я тебя не сразу узнал!
— Хочешь сказать: изменился?
— Ещё бы!
— А ты совсем не изменился! Такой же ушастый… Ну иди сюда! — Олег снова обнял гостя, хлопая по спине.
— Пап! — наконец я услышала собственный голос, пронзивший пространство. — Пап, ты его знаешь? — Я заглядывала отцу в глаза, это были другие глаза, внезапно состарившиеся, с выраженной сеткой морщин у висков. — Откуда ты его можешь знать? Он убийца! Он убийца твоей дочери! Зачем ты сюда пришёл?
Но мужчины меня не слышали, они смеялись — смеялся отец, только с болью в глазах, не так, как прежде.
— А я искал тебя в соцсетях! — громко говорил Олег. — В этих самых… в «Одноклассниках»!
— Да я там не сижу…
— Не сидит он… Гуля! Давай неси нам… накрывай короче!
Взгляд отца пробежался по комнате, которая совмещала в себе каминную с библиотекой.
— Ну и домяра ты себе отстроил! — прокомментировал гость. — Прямо олигарх!
— Пап! Он опасен! Беги отсюда!
— Отстроил… Для большой семьи строил, а в результате живу в нём один. Жену прогнал… — Я удивилась такой откровенности. Обычно Олег не любит обсуждать свою личную жизнь. — И сын съехал — но то вообще отдельная история. — Он разлил по стаканам коньяк, закрутил крышку. — Ну а у тебя-то как? Давай, рассказывай!
Я вращала головой с одного на другого, злилась в ожидании, что и отец начнёт откровенничать… Так дело дойдёт до меня, а я не хотела напоминать о себе, я не хотела, чтобы Олег догадался, чья тень бродит по его дому, я не хотела, чтобы он начал ко мне обращаться по имени и разговаривать со мной…
— Про Маринку мою слышал? — спросил отец.
Оба разместились за низким столиком с фигурными ножками — Гуля завершала подачу, а я пыталась сообразить: почему отец начал рассказывать свою биографию с момента смерти мамы — истории восемнадцатилетней давности?
— Слышал, слышал… — с грустью произнёс Олег, после чего задумался, затем вернулся к беседе: — Сколько дочке вашей было, когда она умерла?
— Девять. — Всё-таки речь обо мне зашла! Я уставилась на отца с претензией.
— Мы тогда с Маринкой… как только она родила Софью сразу уехали в Волгоград, — начал вспоминать отец. — Девять лет мы прожили в Волгограде… Когда её похоронили, я остался с двумя девчонками — там старшая ещё, помнишь? Вероника.
— Да, да… Веронику помню.
— Веронику ты помнишь?! — внедрилась я. — Как у тебя язык поворачивается произносить её имя, сука?! Веронику ты помнишь?! Как орал на неё, беременную, помнишь?! Как угрожал нам… Как… убийцу своего подослал!
Мужчины произнесли первый тост за встречу, выпили, закусили, отец продолжил:
— Работа у меня командировочная… Пришлось вернуться сюда. Здесь за девчонками могла приглядывать, пока я в отъезде, Маринкина сестра — Люба, помнишь?
— Конечно! — засуетился Олег. — Как я могу не помнить Любашку? — всплеснул он руками.
— Это откуда ж ты всех моих знаешь, сволочь?! — не унималась я. — И тётю мою он, видите ли, знает… Тогда какого чёрта ты в нас стрелял? Куда ты глаза отводишь, гад?! Смотри на меня!
Я с остервенением пнула по китайской напольной вазе — раздался странный гул. Беседующие замерли, прислушались.
— Это в камине, — пояснил Олег. — Огонь разогнался. Кстати, как там Любашка-то?
Мне показалось, что он соврал — на самом деле он понял природу этих звуков, но не хотел отпугивать дорогого друга от своего проклятого дома.
— У Любашки всё нормально. Собственно говоря, я после разговора с ней решился тебе позвонить. Я ей рассказал, что тебя сегодня встретил… А так… постеснялся бы напрашиваться к тебе на ужин. Ты вон каким стал!
Олег Маратович застыл с бутылкой в руке, подумал и спокойно продолжил разлитие. Закрутил крышку. В его голове запустились процессы: догадки, домыслы, предположения, фантазии… Тут он вдруг что-то вспомнил, начал хихикать.
— Знаешь кого я вспомнил? — Он продолжал смеяться. — Вальку, твою соседку.
Отец залился краской, стыдливо опустил глаза, тоже начал улыбаться.
— Толстую?
— Она не толстая, она мускулистая, — гордо поправил Олег. — Помнишь, как она из бани выскочила и погналась за нами… в чём мать родила? Когда мы в окно за ней подглядывали. — В Олеге проснулся проказник.
— Да нет, она полотенцем прикрылась… — вновь смутился отец.
— Да обронила она его, пока ведро в тебя метала! Она ж мастер спорта по метанию копья! — из Олега Маратовича хлестали эмоции, глаза блестели. Я снова подметила, что никогда не видела его настолько радостным.
— Не мастер… — улыбался отец.
— Ну кандидат! Всё равно синяк у тебя долго заживал! — Олег захохотал ещё громче. — Ой, дураками мы были-и… — Он вытер слёзы радости. — А щенят помнишь? Ты всё кобелька себе хотел… И не хрена в них не разбирался! — Олег захохотал, запрокинув голову. — Тебе подсунули, ты и взял! — Друзья угорали от оба. — Вымахал такой — Адам! А оказался Евой!
— Пап, а чего ты смеёшься? Развеселился так почему? Ты пока не в курсе, с кем сидишь за одним столом? Знал бы — убил, а не обнимался.
— А как мы с тобой эксперимент проводили в посадках? — посерьёзнев спросил отец, опустив слово «помнишь». Оба притихли, затем стали шептаться, оборачиваясь на дверь. — Сколько леса тогда сгорело?
— Говори тише.
— А пожарок сколько тогда приезжало тушить? — Отец подтянулся ближе к Олегу. — Во-от… Мандраж до сих пор остался. Тебя, наверно, сейчас ничем не напугаешь, а этот случай наверняка до сих пор боишься вспоминать.
— Бабка твоя нас тогда чуть не убила… — понизив голос сказал Олег. — Но, главное, молчала, как партизан, никому ни слова не сказала. Ты же знаешь, она ничего утаить не могла — тут же выбалтывала первому встречному, а эту тайну унесла в могилу, что самое удивительное. Да-а, дураками мы с тобой были. Что называется, прошли крещение огнём. — Олег нервно постукивал пальцами. — Да-а, есть что вспомнить… Так про Любу ты начал, а я тебя перебил!
— Про Любу… Олег, у меня дочку убили. — Это прозвучало как гром среди ясного неба. А отец продолжал: — Обоих девчонок — Веронику вместе с ней.
На лице старого друга застыла гримаса ошеломления — он не сразу заговорил, долго сидел соображал. Затем плеснул себе в стакан, опрокинул, вытер губы.
— Рассказывай как это случилось! — сказал он со всей серьёзностью одновременно вынимая из ящика пачку сигарет — насколько я была в курсе он давно не курил по запрету врачей. Он протянул пачку отцу — оба задымили.
— Следствие — скоро четвёртый месяц пойдёт, как стоит в тупике. Я только хожу пороги обиваю, а толку — ноль. Не пойму, чем они там занимаются… Убийство резонансное: кто-то вломился средь бела дня, когда девчонки обедали… — И отец начал рассказывать историю нашего убийства.