— Кто учил тебя печь? — спросила она через несколько минут.
Я закатила глаза.
— Никто. Родители умерли, когда я была маленькой. Пирог я купила в магазине, — я собиралась снова извиняться, но она посмотрела на меня убийственным взглядом: не смей.
— А что насчет Вас? Есть ли кто-то? — неуверенно поинтересовалась я, принявшись за мытье посуды.
— Это неважно.
Мне хотелось спросить ее о чем-нибудь еще, но не стала. Фрэн было около восьмидесяти. Ранее я считала, что ей всего семьдесят, но увидев ее вблизи… Кожа тонкая, словно бумага, лицо испещрено глубокими морщинами.
Даже если бы она не сломала руку, мне сложно представить, каково это находиться в доме в полном одиночестве все время.
— Вы скучаете по своему мужу? — спросила я, стараясь отскоблить кусок пристывшего к тарелке желе.
— А ты по своему? — резко спросила она. Фрэн несколько раз вонзила вилку в кусок пирога.
— Ничуть, — солгала я, улыбнувшись. — Не знала, что тебе известно о моем замужестве. Мой бывший редко бывает дома.
— Ну, я и не знала. Просто предположила, что кто-то же должен нести ответственность отцовства за твою девочку.
Не знаю, почему, но ее слова пронзили меня в самое сердце.
Это твоя девочка.
Я могла справиться с грубостью. Опыт работы в отделе продаж сказывается.
Но никто, никто не смеет говорить гадости о моем ребенке.
— Что Вы имеете в виду? — Я поставила стакан, который мыла, и вытерла руки.
Фрэн пожала плечами, затем дернулась от боли и потерла свою больную руку.
— Что Вы имеете против моей дочери? — Я скрестила руки на груди и прислонилась к стойке, ожидая. — Кажется, Вы ненавидите нас с момента переезда.
— Ненавижу. Какое ужасное слово. Я не ненавижу ни тебя, ни твою дочь, — Фрэн фыркнула. — Просто…
— Просто что?
— Просто я привыкла к одиночеству. Привыкла, что это место принадлежит мне. Никто не переезжал, не приходил… После того, как умер Джим, все только ухудшилось. Но потом я привыкла. Я не ненавижу тебя, просто мне не нравятся соседи.
Мое сердце немного смягчилось.
"Ей тоскливо", — поняла я.
Я видела это в ее взгляде, затуманенном болью. Он напоминал мне мой собственный, тяжелый и грустный после смерти родителей…
— Я понимаю, — тихо сказала я. — Но мы не слушаем громкую музыку или…
— Сбиваете меня своей машиной, — Фрэн нахмурилась, а затем удивила меня, рассмеявшись. — Если честно, вы милые соседи. Но у меня бессонница и ночные посетители мешают.
У меня желудок сжался от жалости.
Она имеет в виду мое свидание с Максом?
— У меня почти не бывает гостей. Иногда приходит моя подруга, Пэм, или друзья Делани подвозят ее после школы… У меня был один поздний посетитель. Я взрослая женщина, имею право на это.
— Я не об этом.
— Я не понимаю, — сказала я, чувствуя, как во мне снова возрастает гнев.
— Несколько недель каждую ночь там стоит фургон. Черный, с тонированными стеклами. Хотя, раз уж я об этом вспомнила, пару дней его не видно…
Я смущенно покачала головой. О чем она говорит, черт возьми?
— Он приезжает около двух утра и просто сидит. Мне от этого не по себе. Я считала, что это друг твоей дочери. Может, парень.
Я покачала головой. Если бы кто-то парковался у нашего дома каждую ночь, мы бы с Делани заметили…
Я мысленно вернулась к снимкам обнаженного тела в сообщении. Саманта сказала, что это для художественного проекта, но что, если она не права? Что, если за Делани следят?
Или кто-то следит за тобой?
Возможно, кто-то, кто знает о моем прошлом.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Андреа, 1993 год.
Полосы коричнево — оранжевой плесени растянулись по стенам ванной дяди. Мне казалось, что я задернула штору перед приходом девочек, но, когда я вошла за Филоменой, она была сдвинута в сторону.
В углах скопилась черная плесень. Волосы от бороды дяди собрались у слива.
Филомена, которая не обращала внимание на беспорядок, села на край ванны. Ее шоколадно-карие глаза были серьезными. Я села на закрытую крышку унитаза и посмотрела назад.
Три минуты. Сейчас, вероятно, осталось две…
— Тогда давай начнем, — Филомена поднялась и пощелкала крошечными ножницами, дразня меня.
Слишком быстро. Слишком быстро тикает время…
Раздался стук в дверь. Я знала, что это Мэнди.
— Откройте! С Тамарой что-то не так. Кажется, ее сейчас стошнит!
Я с места не могла сдвинуться. Замерла на своем фарфоровом троне.