36345.fb2
— Нет.
— А у меня тоже нет.
— Хохол проведет.
— С какой стати?
— Ты его коньяком угостишь.
Теперь я смотрю на Кешу вопросительно. Он радостно объясняет:
— Твой батя неделю назад принес коробку коньяка. Она у него под кроватью стоит.
— Да, — говорю я, — Но это ему для работы надо. Ты знаешь.
— А ты возьми одну. Он не заметит.
— Как же, — говорю, — он не заметит, если на одну бутылку меньше станет?
Лицо Кеши озаряется. Видно, что сейчас последует часть плана, за которую он сам себя расцеловать готов.
— А ты видел, как он коньяк достает? — шепчет он, расширив глаза.
— Ну, нагибается и достает из-под кровати.
— Да-а! Он не вытаскивает коробку! — Кеша приплясывает на месте, — Он просто засовывает руку под кровать и достает. Я видел у тебя вчера.
— И долго ты этот план вынашивал?
— Все время, пока до тебя шел. Минут пять.
Мимолетное желание сходить на дискотеку, возникшее у меня совсем недавно, стремительно исчезает.
— А что тебе вдруг приспичило?
— Да… тут… — мнется Кеша, — понимаешь, я ходил в магазин. За хлебом. Иду уже из магазина. Хлеба купил. В подъезд захожу. Поднимаюсь. А там, на втором этаже Егор Грузчик с пацаном портвейн пьют. И мне налили. Три стакана. Нельзя мне сейчас домой — родаки пришибут.
— А хлеб ты куда дел?
— Сестренку встретил. Ей отдал, сказал, чтобы сказала, что я на дискотеку пошел.
— Погулял бы.
— Холодно.
— Ладно, я иду, — киваю головой, — Сейчас, только коньяк возьму.
Через несколько минут я уже иду рядом с Кешей по темной улице. Светят фонари, окруженные радужным сиянием из-за мороза. И карман куртки мне оттягивает бутылка коньяка «Арагви».
Костя Гриценко, по прозвищу Хохол, живет недалеко. У него в подъезде тепло и пахнет по-домашнему. На первом этаже — борщом, на втором — печеньем. Мы стучим в тусклую бордовую дверь. Он открывает сразу:
— Чего стучите? Звонок есть!
Костя — худой, длинный, с бледно-голубыми глазами. Одежда на нем болтается.
— Не ори! У нас выпить есть. — удивительно в тон отвечает Кеша.
Мы проходим в квартиру. В длинной узкой прихожей темно. И пахнет совсем не по-домашнему — застарелым водочным перегаром.
— Проходите в комнату, — говорит Костя, — Да, не в ту, в другую. И не шумите — там спят.
В маленькой спальне две кровати. На каждой спит по мужику. Перегаром несет именно от них. Мы растерянно топчемся в темноте, не решаясь включить свет или заговорить. Я начинаю искренне сожалеть, что оставил удобный диван, интересную книжку и спер отцовский коньяк. Ситуация не пахнет ничем хорошим ни в каком смысле.
Появляется Костя с табуреткой. Он несет ее, как поднос. На табуретке разложена какая-то еда.
— Садитесь. Чего стоите?
— А куда? Тут…
— Садитесь с краю. Только их не трогайте.
— А кто это? — мы аккуратно присаживаемся. Я ставлю на табуретку бутылку.
— Папа с другом. А в честь чего коньяк?
— Батон паспорт получил, — отвечает Кеша.
— На какую цифру заканчивается?
— Три, — отвечаю я. — Хватит с тебя одной бутылки. Это хороший коньяк.
— Слушай, Хохол, пойдем на кухню. Чего мы тут…
— Нельзя на кухню. — раздраженно отвечает Костя, выколупывая ножом пробку из горлышка.
— А что там?
— Нельзя.
Пробку приходится протолкнуть внутрь. Костя разливает коньяк. В рюмках плавают пробочные крошки.
— За тебя, Леха.
Коньяк обжигает горло и горячим комком падает в живот. На языке остается привкус карамели.
Закусываем соленой селедкой и хлебом.