36349.fb2
Леи форсе, белла синьора?13(
МАРЛО. Он просит зрителей помочь ему.
АРЛЕКИН. Меглио анкора! Ун волонтарио че си уччида кози поссо верде коме си фа!14(
МАРЛО. Кто-нибудь согласен убить себя, дабы он увидел, как это делается?
АРЛЕКИН. Ведиамо! Ведиамо! Дове аттако ля фуне острега.15(
Нессуно че ми аиута? Орбене ми уччидеро ди рисате.16(
МАРЛО. Подумав, он все-таки решил, что лучше умрет от смеха.
АРЛЕКИН принимается щекотать себя, разражаясь грубым хохотом, характерным для этого персонажа. Внезапно обрывает смех, плутовато улыбается зрителям, отвешивает поклон.
Появляются КОЛОМБИНА и ПАНТАЛОНЕ и тоже кланяются. Актеры, игравшие АРЛЕКИНА и ПАНТАЛОНЕ, благодарят зрителей и уходят.
АКТЕРЫ. Ви ринграцио а номе ви егееш ди кози грата аудиенца э ви салюто. Аддио!17(
РОЗАЛИНДА. Спасибо! Спасибо! Тристано и Бернардино благодарят вас за ваши аплодисменты. Будь здесь вся наша труппа, мы сыграли бы для вас что-нибудь более серьезное. Хотите, мы на бис сыграем "Принцессу Фез"? Там я принимаю яд и умираю от несчастной любви.
МАРЛО. Только не "Принцессу Фез".
РОЗАЛИНДА. Тебя никто не спрашивает.
УОЛСИНХЭМ. Да, да, Розалинда. Мы хотим на бис.
РОЗАЛИНДА. Значит, так тому и быть. Я поговорю с актерами.
Дает понять, что делает это ради Уолсинхэма, а не Марло.
МАРЛО. Видали этого Арлекина? Как он подцепил нас на крючок и выволок на землю. Вот, что такое комедия - наживка, скрывающая крючок.
ОДРИ. Я думала, комедия - это то, над чем смеются.
МАРЛО. Что такое смех? Рыба, открывающая рот.
ОДРИ. Ты ничего не смыслишь в комедиях!
МАРЛО. Зато я знаю, что когда мы смеемся, мы наиболее уязвимы. И учитывая сложившееся положение, я постараюсь не разжимать губ. А то еще глядишь - попадусь на крючок.
ОДРИ. Какой крючок?
МАРЛО. Крючок это цель. Цель комедии. Цель любой пьесы. Показать зло и безумие, царящие в этом мире. Конечно, я могу ошибаться. Вот Уильям Шекспир, наверное, считает, что я ошибаюсь. И раз так считает сам Уильям Шекспир, мне ничего не остается, как допустить вероятность того, что я ошибаюсь.
СТОУН. По-моему мы договорились, что пока театры закрыты из-за чумы, Уильяма Шекспира не существует.
МАРЛО. Ах так? Ну что ж, выведите его наружу, вытряхните из него пыль, а потом дайте ему высказать мнение.
СТОУН. Я полагаю под целью пьесы ты подразумеваешь свою собственную цель. А если есть, что-то отдельное от пьесы и называемое целью автора, пьесе это может только навредить.
ОДРИ. Ну-ну...
МАРЛО. Он хочет сказать... Старина Уильям хочет сказать, что если комедия - наживка, скрывающая крючок, то мы имеем право соскочить с этого крючка.
СТОУН. А может, цель в том, чтобы покормить рыбу, а не поймать ее.
МАРЛО озадачен этими словами, но быстро приходит в себя.
МАРЛО. Довольно говорить о пьесах. Посвятим себя поэзии. Пусть театры остаются закрытыми. Мы обоснуемся здесь, под этой луной, в этой деревенской ночи, и будем сочинять при свете звезд. Здесь наша Аркадия, наша Академия. Здесь мы забудем всех, кто пытается вредить нам, кто ставит нам ловушки, пусть даже ловушки в виде сладчайших земных наслаждений. К черту пьесы!
РОЗАЛИНДА чувствует себя отвергнутой.
РОЗАЛИНДА. Сам ты пошел к черту! Пиши с ним свои стихи в вашей мужской Аркадии. Пишите своих Леандра и Адониса. Кому вы нужны? Нам вы не нужны. В "Коммедиа" нам не нужны писатели. Мы берем историю и мы сами сочиняем слова. Мы - актеры! Мы свободны. И плюем на вас!
У х о д и т.
ОДРИ. Как можно быть такой бессердечной.
СТОУН. Они никогда не свободны.
ОДРИ. Кто "они"?
СТОУН. Актеры. Как могут быть актеры свободны от писателя. Если актеры сочиняют пьесу, она утрачивает неповторимость. То есть неповторимость того мира, который открывается лишь одному человеку. Неповторимое - значит единственное. Это я. Я один.
МАРЛО. И воплощение этого неповторимого мира и есть цель автора?
СТОУН. Нет, это потребность души.
УОЛСИНХЭМ. Объясни разницу.
СТОУН. Первое - это то, что создаю я. Второе - то, что создается ДЛЯ меня. Первое мне известно. Второе - никогда.
УОЛСИНХЭМ чувствует, что МАРЛО задет этими словами.
УОЛСИНХЭМ. Но разве не могут два человека увидеть одно и то же? Разве не может мысль одновременно прийти в голову двум людям?
СТОУН. Двум - возможно. Но не трем, не шести, не дюжине.
МАРЛО. Папа Римский сказал бы, что миллионы людей могут видеть и чувствовать одно и то же.
СТОУН. Это правда. Видеть и чувствовать. Но не создавать.
ОДРИ. Выходит, когда паства преклоняет колена в молитве, ничего не создается?
УОЛСИНХЭМУ надоели инквизиторские манеры его жены.