ФРАЙЗЕР. Один поляк. Приплыл в Лондон матросом на торговом судне. А вчера отдал Богу душу.
МАРЛО. И как же я умру?
СКЕРС. Ты утонешь. Мы бросим труп поляка в реку, потом извлечем его и скажем, что это ты. Разумеется, мы его переоденем. В Скэдберри осталось кое-что от твоей одежды. Не волнуйся, бархат мы не тронем.
ПОЛИ. Мы опознаем труп. Никто ведь не будет знать, что ты в Дептфорде.
МАРЛО. Да.
ПОЛИ. Мы сохраним все в тайне. Да ладно тебе, Кит! Мы это проделывали и прежде. И сколько таких мертвецов сейчас живут припеваючи! Ты будешь в безопасности, а его похоронят на кладбище при Церкви Святого Николы.
ФРАЙЗЕР. В любом случае, мы сможем договориться со следователем.
МАРЛО. Каким образом?
ФРАЙЗЕР. Ты умрешь в пределах Тауэра, то есть не далее чем в двенадцати милях от королевской резиденции. И по закону расследование будет вести Дэнби, следователь королевы.
УОЛСИНХЭМ. Я уже переговорил с ним.
МАРЛО. Дэнби ни за что не пойдет против нее.
УОЛСИНХЭМ. Когда ты, наконец, поймешь, что только Архиепископ жаждет твоей казни. Архиепископ, а не королева. Дэнби уже получил указания.
МАРЛО. Чьи указания?
УОЛСИНХЭМ. Она ничего не узнает.
ОДРИ. И не захочет ничего знать.
МАРЛО отходит чуть в сторону, напряженно думает
МАРЛО. Если я умру, что будет с моими трудами?
УОЛСИНХЭМ. Возможно, с них снимут запрет.
МАРЛО. Я говорю про будущие труды. Или у меня уже нет будущего?
УОЛСИНХЭМ (К Стоуну). Расскажи ему о нашем разговоре.
МАРЛО. Так, так! Очень любопытно.
СТОУН. Я ничего не знал о подмене. Мы обсуждали в самых общих чертах возможность мне выступить в роли посредника.
МАРЛО. Ты хочешь сказать, моего агента? Как это мило с твоей стороны!
РОЗАЛИНДА. Мы придумаем какой-нибудь шифр... Для писем.
МАРЛО. Прелесть, как интересно!
СТОУН. Она будет сообщать мне, когда ты закончишь очередную пьесу. Я приеду в Венецию, выслушаю твои указания и вернусь в Англию с рукописью.
МАРЛО. Я придумал себе псевдоним. Один критик переделал мое имя Марло на "Марало". А что до прозвища Кристофер, я переиначу его в Фертокрист. Я буду Фертокристом Марало.
ОДРИ. Превосходно! Вот уж будет над чем поломать голову. Не успел Кристофер Марло отбыть в мир иной, как театры Лондона одну за другой ставят пьесы Фертокриста Марало!
МАРЛО. "Одну за другой"? Неужели Венеция способна творить чудеса?
РОЗАЛИНДА. Да!
СТОУН. Предполагается, что твои пьесы будут идти вместе с моими.
МАРЛО. То есть под твоим именем?
СТОУН. Да.
МАРЛО. Под каким из двух? Или у тебя их больше?
СТОУН. Под моим подлинным именем.
МАРЛО. Но как ты объяснишь различие? Ты видишь мир не так, как я. В твоих пьесах мир отражен, как в зеркале, меня же интересует зазеркалье.
ОДРИ. Да, да! Давайте еще поговорим о театре, об искусстве. Самое время! По мне, так мир бы ничего не потерял, лишившись всех своих гениев. К черту поэтов. По крайней мере женщине вовсе не обязательно читать Виргилия, а к Овидию мне даже прикасаться запрещали.
К Марло.
Ну что, мистер длинный язык. Ты отвергаешь наше предложение?
МАРЛО. Ник, Робин. Мы едем в Дептфорд.
Собирается уйти.
ОДРИ. Постой! Это еще не все. За эту маленькую услугу нам кое-что причитается.
МАРЛО. А я было подумал...
ФРАЙЗЕР. Имена. Список имен.
МАРЛО. Нет никаких имен. Никаких списков. Я так и сказал Рэли. Но есть воспоминания, мемуары, если угодно. После каждой встречи, я записывал на память высказанные мнения, предметы споров, идеи. Я должен был это сделать. Впервые в жизни я оказался в месте, где люди пытались познать истину. Истину, запрещенную Богом, как знание было под запретом в садах Эдема. Если б вы только знали, как сладка истина! Это вам не беспредметные упражнения в логике на университетских кафедрах. И не пошлый страх ляпнуть что-нибудь лишнее во время публичных выступлений. Нет! Мы стояли друг перед другом, обнаженные, и каждый мог предать каждого, но никто этого не сделал. И это тоже истина. Нет, я не вел список имен. Только то, что говорилось. И этого им из меня не вырвать, как бы они не старались. Мысль для них опасней, чем мыслитель. Эти мысли я возьму с собой, чтобы облечь их в нечто такое под чем...
К Стоуну.
...ты не решишься поставить свое имя. И когда будущая цивилизация обратит взгляд в прошлое, она увидит трещину, которая благодаря нам, пролегла через всю Европу, через весь мир, через самые отдаленные города и веси.
К Стоуну.
Ты понимаешь, о чем я? Два Бога. Два символа веры. Два великих обмана. Тираны, рядящиеся в одежды богоданной власти. Законы государства, загоняющие людей в храмы и заставляющие их преклонять колена перед алтарем, за которым спрятана дыба. Я хочу, чтобы они знали - были люди, которые не боялись говорить, и есть люди, которые продолжают верить, что единственный грех на земле - невежество.