Принципы манипулирования человеческим фактором в шпионаже практически не менялись, начиная с V века до нашей эры, когда китайский философ Сунь Цзы изрек про разведку классическую банальность, которая без конца цитируется в соответствующих учебниках. «Причиной победы, — оповестил кабинетный мудрец, — неизменно является наличие информации о противнике». Про такое можно было бы узнать и от пещерных молодцов с дубьем, владей они письменностью, чтобы оставить нам мемуары. Так что, самим шпионам оставалось лишь пристегнуть к древней мудрости возвышенного теоретика собственную банальную истину, разумеется, предельно прагматичную и низкую, впрочем, тоже сомнительной свежести: чтобы информация стала причиной победы, сведения полагается достойно оплачивать.
Таковы принципы.
Конкретные приемы техники использования человеческого фактора в разведке также не сложны для понимания, а освоение их — вопрос времени для старательной тренировки. Приведу некоторые:
• Разделение агентурной сети на изолированные ячейки.
• Использование меняющихся псевдонимов.
• Максимальная децентрализация управления сетью, поскольку при концентрации связей на одном человеке риски возрастают.
• Глухие, по возможности непроницаемые переборки между самой сетью и связниками, ибо агенты, обеспечивающие связь, наиболее уязвимое звено.
• Постоянные меры предосторожности: не носить оружия, которое выдаст на милость противника при рутинной проверке; обходиться по возможности без автомобиля; жить преимущественно на окраине или в пригороде, где слежка выявляется легче, чем на центральных, переполненных людьми и машинами улицах; не получать почту, превышающую средний для данной местности объем, отправлять и получать открытки, поскольку не запечатанное в конверте послание вызывает меньше интереса; не передавать документы из рук в руки без маскировки (ручкой, коробкой спичек, газетой), а ещё лучше пользоваться тайниками; контакты преимущественно по воскресеньям и праздничным дням, когда полиция малочисленна и менее бдительна; свидания в местах банальных и посещаемых — в библиотеках, аптеках или спортзалах…
Далее идут ухищрения. Скажем, использование телефонных справочников в телефонной кабине для назначения встречи или оповещения относительно появления «обломка кирпича» в тайнике. На определенной странице агент подчеркивает слово в десятой строчке: контакт состоится или «булыжник» подбросят в оговоренное место в 10 часов; на другой странице обводится шестая строчка: шестой день недели, то есть суббота после ближайшего воскресения. Благодаря подобным системам не требуется предварительный контакт между агентами. При этом тот, который назначал свидание, если он сомневается в другом, может, подсмотрев издалека или укрытия, убедиться, что другой явился в телефонную кабину один, без сопровождения или не под слежкой.
Всякая агентура разрабатывает собственный, обновляемый полностью или частично, регулярно или по обстоятельствам набор трюков применительно к выделенному бюджету, личным склонностям и выполняемым задачам, сезону и всему остальному, что относиться к окружающей оперативной среде. Например, в учебном пособии египетского движения «Исламский джихад» его активистам запрещено раскрывать при общении друг с другом подлинные имена, сообщать номера идентификационных документов, паспортов, по которым приходиться ездить за границу, и места жительства, знакомить «соратников» с родственниками или друзьями. Им запрещено переходить на нелегальное положение или путешествовать с двумя паспортами, выписанными на разные имена, или хранить у себя документы, имеющие отношение к деятельности движения и способные вызвать интерес, например, у иммиграционных служб.
Фиксированных правил нет, да и никто им и не следует. Правила — для недалеких людей, рассчитывающих попользоваться чужим опытом, а для шпиона, в работе которого повторы — гибель, они только идеи для выработки своих методов и приспособления их к обстоятельствам.
Есть, однако, одно весьма важное, хотя в известной степени и условное, как все в нашей жизни. Оно касается формального разделения агентов на две категории — разведчиков и нелегалов. Осознание своей принадлежности к одной из этих двух категорий является жизненно важным для шпиона по найму.
Разведчик является своего рода «военным» наблюдателем.
Считается общепринятым выпускать впереди «войска» (конкурирующих структур, фирм и т. п.) разведчиков, которые ведут наблюдение за противником (конкурентом) и передают сведения о нем тому, кто их послал. В коммерческих структурах в этой роли выступают менеджеры по маркетингу. Работа такого разведчика может носить оборонительный или наступательный характер, но в целом он всячески избегает боевого контакта. Секретность его действий носит в целом внешний характер, она существует до тех пор, пока их не выявили. Разведывательный поиск может вывести такого агента на передовые линии противника. Возможно, он продвинется и за них, если проникновение возможно и соответствует его задачам. Такие вторжения, если предпринимаются, обычно не глубоки, временны и имеют ограниченные цели. Разведчик этого рода оппортунист, который действует применительно к моменту, изменяющимся обстоятельствам, и только.
Каждая сторона, конечно, ожидает, что противник попробует заполучить данные о её возможностях и намерениях средствами разведки извне. На войне, да и не только, применяются бинокли ночного видения, телескопы, воздушные шары с видеокамерами, разведывательные самолеты с высокими полетными потолками, орбитальные спутники и так далее. В ответ пускаются дымовые завесы, включая психологические, чтобы ввести противную сторону в заблуждение относительно собственных намерений. Разумеется, делается все необходимое для обнаружения и захвата разведчика или, скажем так, агента-наблюдателя.
Традиции отношения к обнаруженным и даже захваченным внешним наблюдателям противника складывались веками.
Веками же складывались и традиции отношения к шпионам-нелегалам.
Те и другие разнятся.
Направление патрулей и дозоров для перехвата разведчиков противника, как и подъем в воздух истребителей спутников-шпионов, никогда не входили в компетенцию служб контрразведки. Взятый на передовой линии или непосредственно за ней разведчик, а также, скажем, сбитый летчик-наблюдатель становятся пленными и, если не совершили военных преступлений, не подлежат суду, хотя функционально они мало чем отличаются от шпионов-нелегалов. Обычно после завершения военных действий таких «пленных» отпускают на четыре стороны.
Разведчики или агенты-наблюдатели оперируют, образно говоря, с собственных позиций или на сомнительной, ничейной территории.
Нелегал проникает дальше наблюдателя, более того, он может быть завербованным «своим». Он принимает лживое обличье, прикрывшись которым и копается в хранилище секретов противника. Он — преступник, даже если и не предатель из «своих», а поэтому, нападая или защищаясь, спасая шкуру, стремительно, с опережением выходит на боевой контакт.
Большинство спецслужб именно на такой основе делают различия между теми, кого мы условно назвали разведчиками и нелегалами, хотя разницы в количестве или качестве добытых ими разведывательных данных может и не оказаться.
Есть и вторая основа для такого различия. Разведчику или наблюдателю в отличие от шпиона-нелегала наплевать на следы, которые после него остаются. Следами он обеспокоен настолько, насколько они мешают поиску. Практически он ограничивается обычной маскировкой.
Нелегал в нашем условном понимании занят как раз и прежде всего заметанием своих следов, у него неистребимая подозрительность, хронический комплекс преследования. Он совершает преднамеренное, тщательно спланированное в деталях и вполне рассчитанное вторжение в чужое, скажем так, владение, чтобы получить нечто, что не может быть получено извне. Нелегал сосредотачивается на том, чтобы не оставлять никаких признаков своей работы, ничего, что могло бы указать на его присутствие или направления, по которым он передвигается. Для этого нелегал обзаводится точной, детальной и по возможности свежей «картой» ожидающих его случайностей.
В большинстве случаев разведчик — это государственный служащий, даже в солдатском звании защищенный государственным флагом.
Нелегал — индивидуальный предприниматель, частник, которого заранее предупредили, что его знать не знают, если он провалится. Впрочем, в случае успеха его тоже, вероятно, не захотят потом знать… Расплатившись, наемником будут брезговать. Чаще всего, из зависти к успеху и денежному вознаграждению.
На приведенных различиях и покоится тактическая терпимость к разведчикам или агентам-наблюдателям, которая совершенно не распространяется на шпионов-нелегалов и на то, что они вытворяют.
Получая работу нелегала, приходиться тщательно взвешивать весьма сложный комплекс шансов на успех и провал. Наемник в этом случае ставит себя вне закона, последствия чего, вполне вероятно, предусматривают и военно-полевой суд с расстрельным взводом в чрезвычайных обстоятельствах.
Конечно, работодатель и нелегал спланируют ход операции так, чтобы избежать или минимизировать число контрольных проверок, на которые можно нарваться. Нелегал должен быть уверен или почти уверен, что его легенда, а также документальное и прочее оснащение её подтверждения, то есть свидетельства его «подлинности» самодостаточны, они качественны и «выстоят» все экспертизы.
Есть, конечно, общепринятая сумма приемов осуществления проникновения для разных его этапов. Затеряться в окружающей обстановке, притереться к ней, смешаться с толпой. В том числе, кстати сказать, и в Интернете. Не выделяться манерами, одеждой, выговором, даже уровнем алчности и бесстыдства, например, и тому подобное. Оставлять минимум «бумажных» следов, поскольку любой клочок, даже трамвайного билета, может стать поводом к массированной охоте за нелегалом. Вовремя почувствовать, что следы оставлять вынуждают преднамеренно, чтобы, во-первых, спровоцировать нарастание тревоги, в результате чего шпион попытается запутывать их, и тем, во-вторых, умножит настолько, что они сами по себе обозначат цель выполняемого задания…
Однако, эта, назовем её внешней, угроза обнаружения — не превалирующая. Нелегал тянет за собой хвост «тыловой» опасности предательства в собственном лагере.
В бизнесе добывания и защиты секретной информации, в особенности, если речь идет о намерениях или планах, неминуемо присутствует политика, даже если вместе работают только два человека — наниматель и шпион по найму. Политика взаимоотношений такого сорта людей по определению отравлена полным отсутствием взаимного доверия.
Каким бы осторожным и предусмотрительным агент не был, он практически лишен защиты, если далеко-далеко и в неизвестный ему момент работодатель или шеф затевает коммерческую, политическую или карьерную интригу. Сделает, скажем, ставку на провал своего агента в качестве завуалированной взятки или встречной услуги некоему партнеру.
Бонзы от силовых структур, получившие пост в результате политических интриг или семейных связей, переполнены чувством собственной значимости и потому, хотят они того или нет, склонны оформлять его внешними проявлениями. Они-то и представляют опасность. Выскочки чванливее балерин и теноров. Стоит «некоему в штатском», предположительно с генеральской звездой под наплечниками пиджака, появится в тусовке и — ничего, конечно, не переменилось, но переменились все. «Он» упивается самоиндуктирующимся полем настороженности, удивления, почтения и других чувств и ощущений, в основном — гнусных, конечно… Возникает сговор многозначительности. Остальные потом говорят: «Знаете, с кем я общался?»
В полной мере это относится и к директорам корпораций, ответственным за операции по так называемому «уничтожающему проникновению» конкурентов в промышленные, коммерческие и финансовые структуры с целью поглощения или, хотя бы, разложения изнутри их самих или их ресурсов и рынков.
Тень ореола рискового человека осеняет владельца всех тайн и властелина секретного подразделения. Но этот человек, если и рискует, то лишь собственными кадрами. Людьми разведки платят, ими же дают сдачу, обменивают словно валюту в зависимости от страны, как говорится, пребывания.
Случается и хуже. Многие агенты, даже очень многие, провалились потому, что их подвела, назовем это так, неосторожность начальства или работодателя, замешанная на мести, разочаровании, личной неприязни, даже мелочной зависти. Скажем, к новациям в методах работы, заработкам, квартире, написанной книге, игре на губной гармошке или скрипке, удачной рыбалке, шевелюре или красивой жене…
Агент слишком хорош или слишком плох — особо опасное мнение, административная ядовитость которого обеспечивается прибавлением к прилагательному слова «слишком». Сорвавшись с языка, произнесенное, или написанное на бумаге, не важно, оно становится объективным, а нелегал покойником заранее. Работает слишком хорошо — несомненно двойник. Слишком плохо — трус или пентюх. В обоих случаях приговор: делу опасен, подлежит отзыву. Как именно, неважно. Допустимо и в направлении царства Божия.
Разведка не индивидуальное предприятие, хотя Алексеевские профессора готовили своих курсантов в шпионы по найму именно как индивидуальных предпринимателей. Шпион работает для других, его хозяин — правительственная или корпоративная контора, существующая в сложной системе подобных же организаций, вынужденных время от времени выполнять также и общие задачи. А действуя вместе, они неминуемо соревнуются и вырождаются в подобие примитивных племен, грызущихся за делянки с информационными гнилушками. Сотрудничество — расслабляющий фактор, морально он опаснее вражды. Зазевайся или повернись спиной, союзник обберет твою корзинку, чем и порадует собственное начальство. Тараканьи дрязги между мушкетерами короля и гвардейцами кардинала, возникающие по темным углам и довольно часто без ведома их хозяев, только подражание интригам «высшего порядка».
Нелегалы наших дней и нашего века выполняют свои задачи вместе с другими и для других — часто неизвестных им самим, лишенных индивидуальности людей. Заказчики управляют жизнями наемников с полнейшим равнодушием к их участи и руководствуясь собственными потребностями, да и капризами исключительно.
Среди прочих рутинных мер техники шпионской безопасности уже указывались такие как минимизация личных рабочих контактов и децентрализация сети, а также изоляция её от агентов связи. Однако, при самой максимальной изоляции друг от друга всех ячеек сети личностные контакты, пусть редкие, даже посредством тайников, неизбежны. Нелегал не в состоянии выполнить подряд в социальном вакууме. Опасность при этом таиться не только в том, что рабочее общение подметит противник. Контакт нелегала со «своими» агентами, случается, вдруг приобретает неведомую ему политическую окраску в глазах его же нанимателя или кого-то, кто имеет дело с этим нанимателем по другим поводам.
Политика — власть в действии, а возглавляющие шпионские конторы личности — неизменные участники властных игр. А, значит, предательств. Великие мастера разведки Зорге,[3] Абель,[4] Лонсдейл[5] и немало других безымянных провалились отчасти из-за властных игр внутри конторы. Шпионы вне опасности, даже минутной, не живут никогда, независимо от того, где находятся — в глубоком тылу противника или за письменным столом в «родном» офисе. Кстати говоря, именно те, кто не в «поле», и оказываются минимально защищены.
Шпионы за шпионами неусыпно отслеживают кадровую и практическую политику внутри организаций, с которыми вступили в конфронтацию. Внутри дружественных структур, с которыми сотрудничают, так же. Эта политика изучается как составная «боевых порядков» врагов или коллег, которые тоже себе на уме. Причуды, пристрастия, внутренняя и внешняя культура, привязанности, вертикальные и горизонтальные связи, глупость и ум, расхлябанность и собранность, чванливость и ограниченность или благородство и тактичность тех, кто пользуется нелегалами, непрерывно исследуются охотниками за нелегалами. И нелегалу приходиться учитывать то, что внутренняя конторская политика и отношение к нему в собственном тылу нечто постоянно нестабильное. То, что сегодня в игре, завтра непременно окажется вне её.
Тертые нелегалы знают, что в «блестящие» захваты они попадают, когда из тыла вдруг пахнёт тонким, едва уловимым гниловатым ароматом разлада. Или распада.
Какова репутация нелегала в тылу, его собственная оценка работодателя, насколько оба преданы друг другу, а также многое другое, связанное с этим скрупулезно оценивается и теми, кто выявил шпиона по найму в результате преднамеренного или случайного предательства. Контрразведка разрабатывает все выгодные варианты: выложить карты на стол и, припугнув расправой, склонить к сотрудничеству в качестве двойного агента, соблазнить взяткой или заставить перебежать в открытую, наконец, захватить, а то и просто, что называется, убрать?
Выбор зависит от того, насколько шпион вписывается в перспективу развития своей организации, насколько многочисленны и качественны завербованные им «контакты», много ли среди них влиятельных и нужных, которых контрразведке удастся использовать и дальше в собственных целях тактических и долгосрочных, кого из своего окружения шпион потянет за собой в случае его успешной разработки и какой вообще может оказаться от всего этого прок на перспективу… В отношение новых кандидатов, намеченными вслед за выявленным на разработку, поступают так же. И далее до бесконечности…
Заботами подобного рода занимаются, как правило, десятки специалистов и не только контрразведки. Привлекаются соответствующим образом все ведомства, которых затеваемая операция может заинтересовать. Разумеется, сам нелегал как человек и его личная судьба в расчет берутся только в связи с конкретными интересами «дела». Агент рассматривается лишь как инструмент. Его индивидуальные способности и физические данные учитываются, чтобы определиться, скажем, с составом группы захвата, или особо взвешивается его жадность, поскольку от величины и аромата наживки зависит клев… А останется ли он живой, не убудет ли здоровья на допросах и при иных обстоятельствах и все остальное в этом роде — интимные проблемы бедолаги.
Обычно нелегал предощущает паучью пасть с переваривающей кислотой.
Что он может предпринять?
Один из тестов, предлагавшихся приемным бюро Алексеевских информационных курсов имени профессора А. В. Карташова, формулировался так: «Маятник часов, тело висельника, падающее яблоко — подтверждение закона земного притяжения. Какое сравнение вы предпочтете?»
Этот вопрос по сути своей аналогичен заданному до него чуть выше.
Как бы ни складывались карьера и участь шпиона, он должен попасться. Не в этой, так в другой операции. В его ремесле — это закон по силе равный Ньютоновскому. Всякий предмет стремится упасть. Каким именно образом — в виде маятника, висельника или подгнившего яблока — детали. Выбирай подходящую. Под колпаком только это и остается…
Но только под колпаком. Накрыть же им мастера и легко, и трудно в силу не всегда возможного предвидения последствий. Захват нелегала одна из сложнейших задач. Даже вынесение судебного приговора шпиону не означает, что проведенный ранее его захват безупречно удался. Захват вообще может стать свидетельством полнейшего провала контрразведки, ибо блокировал возможности иной, более прибыльной игры.
В стратегическом плане техника охоты на шпионов при всем богатстве её вариантов представляется пассивной. Системы защиты объектов интересов разведок — системы именно защитные. Всякая из них, что называется, ждущая. Если система преодолена, она должна, по крайней мере, подать об этом хотя бы сигнал для организации погони. Но для погони нужны следы. А успешное проникновение потому и считается успешным, что проходит незамеченным, о нем не догадываются. Скрытность — существо шпионажа. Идеальный лазутчик не выявляем. Выполняет миссию и исчезает, растворяется в небытии, не оставив следов.
Существует понятие абсолютного преступления, то есть не раскрываемого. Шпионаж — преступление. И всегда абсолютное. Без этого прилагательного оно не может считаться состоявшимся.
Шпионы приходят ниоткуда. То есть их приходиться ждать, что называется, со всех сторон. А обороняться везде — это значит не обороняться нигде. Если системы задержания, обнаружения и оповещения не сработали, это значит только одно, а именно то, что ничего не случилось. Ни во времени, ни в пространстве.
Абсолютное проникновение, выполнение поставленной задачи и исчезновение в никуда — не выявленные и бесследные — это и есть тот случай, когда ремесло агента поднимается до высот искусства. В чистом виде, однако, подобное происходит редко. Даже если шпион ускользнул невидимкой после выполнения задания, какие-то мелочи, осколки, опилки и обломки от его трудов, образно говоря, застревают в системе, обеспечивающей безопасность подвергшейся нападению организации или структуры. Нельзя пройтись по ковру, не оставив вмятины или пылинки с обуви. Нельзя включив и выключив компьютер, рассчитывать, что «железо» — монитор или коробка — не сохранит на какое-то время тепло, не говоря уж о всякого рода электронных «порогах», о которые невольно приходиться спотыкаться по пути к информации.
Паспорта, визы, досмотр багажа, всякого рода пропуска, кодированные замки, детекторные арки и тому подобное, возможно, не представляют собой контрольных фильтров высокого класса, но все же, худо ли, бедно ли, заставляют тех, кто должен заниматься этим по службе, присматриваться к происходящему. Память и чутье, наработанные этими людьми с опытом, опаснее компьютеров. К инструментальной проверке подготовиться можно заранее, тщательно изучив её особенности. К встрече с человеком, которого не знаешь, даже с таким, который смотрит на монитор и ленится поднять глаза с похмелья, намного сложнее. Здесь расчет — на импровизацию и артистизм агента.
Бывает и так, что шпион невидим, находиться за сотни километров от базы данных, действует опосредованно, через подельников, имеющих официальный доступ к данным, но присутствие, появление «чужого» все же ощущается, поскольку из-за характера изымаемой информации «фильтры», пропускающие её, не дают данным уходить полностью или частично не замеченными. Нелегал, пусть и вынужденно, этим сам как бы подает атакуемой структуре, в которую проник, сигнал о неблагополучии в ней. Он, что называется, проткнул предохранительный экран, о котором не ведал. Это ловушка, за которой последуют и другие.
Один неосторожный, заранее не просчитанный шаг уже обернулся «взрывом хлопушки» при контакте с первой ловушкой. При этом самого «взрыва» можно и не заметить. Он «грохнул» в штабе противника. Так же точно как и проникновение, успешными считаются невидимые и неслышимые «мины»-ловушки, не вызывающие абсолютно никаких подозрений у того, на кого поставлены. А ставят их так и столько, что хотя бы одну все же не удастся ни обойти, ни обезвредить, ни нейтрализовать или переделать в свою пользу. Нелегал об этом хорошо осведомлен.
Обстановка как бы вывернулась наизнанку. Теперь шпион в положении незнайки — не видит преследователей, не знает, что они предпринимают. Территория, включая виртуальную, где приходиться перемещаться, вообще становится сплошным минным полем. В этом случае решающими факторами становятся удача, а также способность сохранить хладнокровие и ясность ума.
Психологический эффект не опознаваемых ловушек ужасен. Упертый ловец нелегалов в состоянии довести будущую жертву до параноидального состояния её же собственными догадками или предположениями. Нелегал, улавливая едва приметные признаки охоты за собой, страшиться контактов, любого незначительного шага, даже если все идет хорошо, особенно если как раз хорошо. Начинает казаться, что все подстроено, что в любой момент предприятие обернется провалом. Здоровый нормальный страх перерастает в патологию. Патология разъедает оборонительный механизм психики и, в конце концов, разлагает его полностью.
Психологический стресс нелегалы способны преодолевать с помощью различных методов, которые каждый мастер подбирает индивидуально и хранит в строжайшей тайне. Годиться все — от курильни опиума и прочих разновидностей пороков, включая грязнейший портовый публичный дом с матросским мордобоем, до концерта скрипичной музыки XVIII века в филармонии и романтической любовницы в шале среди альпийских лугов и рощиц. Существовал шпион, который приезжал в детский приют на автомобиле с багажником, полным гостинцев, и играл в футбол с сиротами, которые его безумно любили…
Но усталость существует даже у металлов. Она накапливается, эта проклятая усталость. Набор ею критической величины — вопрос времени, очень короткого времени.
Шпионаж же редко организуется на краткосрочной основе. Слишком дорого — и не только в денежном выражении — обходиться подготовка проникновения, чтобы превращать удачу мастера в «одноразовый шприц», не говоря уж о стоимости сопутствующих проникновению операций поддержки, чрезвычайных роскошеств «аппарата» в «Центре», который и заказывает, в конечном счете, любую работу. Так что, соответствующие «усилия» растягиваются обычно надолго.
Конечно, случается, что необходимость получить сведения или оказать влияние на ход событий возникла внезапно, носит срочный характер, а свободные инструментальные возможности отсутствуют и только шпион может незамедлительно выполнить требуемое. То есть, цель достигается с помощью сравнительно недолгого проникновения и с набором специальных средств.
Но это совсем не значит, что приготовления для скоростных операций бывают не долгими и не глубокими и что для обеспечения их не привлекаются нелегалы, осуществившие ранее долгосрочные проникновения.
В практике успешного шпионажа абсолютно ничего нет мелкотравчатого. Уже приводилась пословица, частенько использовавшаяся на Алексеевских информационных курсах профессором Йозефом Главой: где дураки спешат, ангелы боятся и шагу ступить. Шпионская операция, какой бы короткой по времени не предполагалась, действительно результативной становится как итог именно длительного планирования и тщательных приготовлений. Только те, кто обдумал и просчитал все заранее, наносят блестящий удар в точно рассчитанное время и с предвиденным успехом.
Заготовленное заранее средство, в особенности если это натренированный испытанный нелегал, можно намного быстрее и эффективнее задействовать, чем любой другой инструмент, подвернувшийся, что называется, в спешке под руку. Внезапные и краткосрочные операции не оставляют времени системе безопасности объекта разведывательного интереса адекватно отреагировать на проникновение и, тем более, организовать отпор ему именно потому, что к возможности такого рода проникновения готовились. Стремительное проникновение вообще можно провести так, что заранее изученный механизм противника по обнаружению проникновения, идентификации и выявлению шпиона окажется специально выведенным из рабочего состоянии, поскольку о его официальном профилактическом ремонте «позаботится», например, обретающийся «на месте» нелегал-долгожитель. И шпион, осуществивший налет, исчезнет задолго до того, как контрразведывательные меры сработают. В таких случаях все, что останется сделать противнику — это провести расследование служебного преступления внутри собственной конторы. То есть попытаться погнаться за агентом-долгожителем.
Упертые нелегалы, со своей стороны, также имеют набор средств психологического изматывания шпионов за шпионами.
Контрразведчики, обеспечивающие безопасность объектов возможного проникновения и взлома хранилищ данных, как и шпионы, лишены отдыха. Расслабление бдительности ведет к атрофии и утере навыка. Отсиженная коленка опасна. Шпионы за шпионами, которые не бдят ежесекундно и ежесекундно же не готовы к заранее разработанным ответным действиям на любую угрозу и в любом месте, опаснее для системы безопасности, чем шпионы противника.
А напряжение, в особенности постоянное — источник депрессии.
Общепринятое определение депрессии — подавленное психическое состояние, душевное угнетение, при котором окружающее представляется в мрачном виде. Такие настроения кончаются одним — тем, что на жаргоне называется «пофигизм».
Имеющие более или менее регулярные контакты с охраной на автостоянках, при входах на предприятия и учреждения, в том числе и закрытые или секретные, примечали, вероятно, смену внимания и настроений у людей на вахте. Иногда они кажутся сонными, что вообще-то недопустимо, а иногда возбужденными попусту, даже если на лицах профессионально ничего не выражено. Примелькавшихся им людей проверяют едва-едва. Или начинаются необоснованные придирки. Существует и остальная гамма состояний и настроя. Такие явления не случайны, какими бы случайными ни оказались конкретные поводы для конкретного настроя охранных агентов. Кстати говоря, некоторые состояния провоцируются при определенных условиях, например, в дни выплат, праздники основания «родной части», получения очередного чина, скажем, «отцом-командиром» или при необходимости помянуть «того парня». При отслеженном и просчитанном уровне внутренней и внешней культуры членов службы безопасности соответствующий подогрев в их среде «авторитетов» с упором на «боевое товарищество» и бахвальство, на «личные услуги» в разрез с профессионализмом и профессиональной этикой дает ощутимый эффект в разложении оборонительной системы вплоть до её неэффективности.
В службах безопасности действует закон депрессивной тенденции.
Охранная система расслабляется и процесс набирания вялости идет с убыстрением, если нужда в готовности к действию не кажется её операторам ежесекундной и здоровое напряжение не бывает постоянным. В основе этого процесса — общепринятое заблуждение, внушаемое силовиками всем и, чаще всего, самим себе, что охранные службы всесильны, всемогущи и всезнающи, что они «видят все» и обладают постоянной способностью контролировать кризисную ситуацию или проникновение.
Этого заблуждения начисто лишены нелегалы, профессиональные шпионы по найму. В отличие от неискушенных они-то знают, что «адекватная» реакция в подавляющем большинстве случаев — показушный грохот, с которым захлопываются, образно говоря, ворота обворованного уже склада. Характерные примеры: десант 375 следователей ФБР, высадившийся в Найроби после взрывов у посольств США в Кении и Танзании, глухие намеки о подготовке которых поступали задолго до террактов, или подобная же, хотя и меньшая по массовости, суета после взрыва в переходе под Тверской улицей в Москве…
После взломов информационных банков или «кражи намерений» агентам безопасности обворованной организации не приходиться даже чесать в затылках, тем более придумывать себе оправдания. Такого рода взломы, в особенности через завербованного предателя, проходят незамеченными, остаются не выявленными и причин для суеты вроде той, которая возникает после взрывов или открытых нападений, нет.
Служба контрразведки представляет собой своеобразную форму страхования, то есть дополнительные расходы финансовых средств и агентурных резервов для обеспечения безопасности определенной структуры. Защита стоит больших денег и требует множества далеко не ординарных по личным качествам людей, подготовка, переподготовка и содержание которых тоже расходы. Но альтернатива таким расходам одна — открытые настежь шпионам и террористам ворота.
Если организация, её персонал и информация, которой этот персонал располагает, представляет ценность как объект шпионажа или открытого нападения, нужна наилучшая, намного лучше, чем существующие системы шпионажа, защита. И более того. Даже если на кон ставятся промышленные, коммерческие и финансовые секреты одной фирмы или одного человека, кто знает, не являются ли они частью и национальной безопасности в целом?
В хищении секретов виновен не шпион, а владелец секретов. По мнению охранных экспертов, 70–80 % структур, где происходит утечка секретных данных, просто-напросто подставляются. Возникла и соответствующая наука виктимология, которая исследует причины и признаки такой «добровольной» жертвенности.
Система безопасности информации, то есть её страховки, должна быть не пассивной, а активной. Соответственно напрашивается и вывод: охота на шпионов должна быть упреждающей и ловушки на них следует ставить ещё на подступах к секретам, то есть следует обзаводиться собственными шпионами, которые будут шпионить за потенциальными взломщиками секретов.
Система активной защиты секретов представляет собой нечто, что невозможно ни купить, ни обустроить в спешке или в случае внезапной необходимости. А именно так и бывает. Шпионы по найму знают об этом, как и о законе депрессивной тенденции пассивных, выжидающих нападения охранных систем, а поэтому продолжают браться за свои подряды.
Характерно, что частных шпионов ещё в средние века нанимали в основном торговые и банкирские дома. Не все жители Твери, видимо, знают, что «ходившему за три моря» Афанасию Никитину памятник в их городе на набережной Волги — разведчику. Афанасия подрядил московский филиал английского банкирского дома. Никитин взялся проверить реальность проекта караванов по Волге и Каспию к персам и далее в Индию. Конечным пунктом его «хождения» стал тот же порт, где позже высадились португальцы, конкуренты никитинского работодателя. Возвращаясь через Сомали, Аравию и Турцию, опытный лазутчик сменил идентификацию — перешел в ислам и взял новое имя… Не праздно звучит вопрос: почему «купец», едва вернувшись в 1472 году домой, внезапно умер? Мавр сделал свое дело — слишком многое узнал о маршруте, по которому из Индии пошли товары, обменивавшиеся в Западной Европе на вес золота?
На протяжении истории человечества, начиная с библейских времен, разведывательные и контрразведывательные службы, включая частные, находились и находятся на службе и под контролем, прямым или косвенным, высших классов общества и функционируют только в элитных механизмах финансовой, коммерческой и государственной власти. Но сами шпионы по найму вряд ли относятся к элите и, конечно, никем, кроме самих себя, не защищены, хотя за порог дома их и выносит мощными финансовыми потоками…
Ремесло кражи информации, проще сказать — шпионаж, практикуют люди, выбирающие его по душевному складу, что бы там ни плели про идеалы или, наоборот, относительно жажды наживы мастеров плаща и кинжала. Вступивший на стезю разведки понимает, что, кроме всех прочих рисков, это и вероятность втянуться в оперативную мясорубку на уровне террористической разборки. Согласно «шпионской библии», как иной раз называют книгу А. Даллеса «Искусство разведки», непосредственно добыче информации всякий нелегал посвящает только 10 % своего рабочего времени, остальные 90 % ему приходиться затрачивать на «подрывную деятельность».
Не вербовка делает человека разведчиком. Вербовка — следствие призвания. Характера.
Методы, технические приемы, системы шпионажа, цели, ради которых к нему прибегают, одинаковы во всех странах. На Алексеевских курсах это стало очевидным немедленно. Умудренный международным опытом преподавательский сброд повествовал о самолетах-шпионах, кораблях, спутниках и прочей невероятной инструментальной чертовщине, включая и чертовщину в прямом смысле слова, вроде «учения» Блаватской. Но всем своим прошлым опытом и в особенности тем, что, в конце концов, им удалось выжить, этот же сброд свидетельствовал, что люди, выбирающие стезю второй древнейшей профессии, с вавилонских времен неизменно добровольцы, что в услужение тех, кто ими пользуются, они идут сами. За утонченными штучками-дрючками, психотропными и техническими рычагами вмешательства в чужую жизнь, финансы и политику всегда обнаруживается живой, копошащийся человечишка.
А он — предатель, Иуда. Потому что продукт разведывательной системы, построенной на предательстве.
Бывший унтер-офицер французского Иностранного Легиона, бывший частный детектив и в последствии университетский профессор Николай Бахтин называл своих однокашников-легионеров «беспутными монахами военного монастыря». В курсантах Алексеевских информационных курсов имени профессора А. В. Картошова, как мужчинах, так и женщинах, просматривалось нечто общее с этой характеристикой.
В качестве аналогов Алексеевских выкормышей по понятным причинам можно привести, конечно, не имена, а только типажи легионеров более позднего «разлива», нежели бахтинские коллеги. Среди Алексеевских «беспутных монахов» встречались аристократы, имелся один князь, были крупные воры с кликухами вместо имен. Имелись дезертиры, бродяги, сбежавшие военные и торговые моряки, невозвращенцы, офицеры советской армии, брошенные на произвол судьбы в Конго при Лумумбе, потом в Афганистане, пленные, уведенные моджахедами в Пакистан, один семинарист из Загорска, который переименовали в Сергиев Посад… Способный, хваткий, непредсказуемый, вольный и опасный люд, обреченный на вымирание или размножение где-нибудь вне пределов собственной Родины.
Курсы, как и Легион, хотя и немногих, все же спасали. Странно, конечно, было видеть качественных, стойких профессионалов-наемников, которых обуздали и которые, больше того, позволили себя обуздать. Возможно, конечно, отчасти и «Weisse Sklaven» — белые рабы, как говорил немецкий коллега Дитер Пфлаум, но по вольному выбору и душевной предрасположенности.
На Алексеевских курсах Николас Боткин, бывший «эс-эй», то есть специальный агент ФБР, читавший курс идентификации, в числе существенных признаков, помогающих отделить личину от сути человека, особо выделял прошлый, изначальный жизненный опыт. Тот, который, став неотъемлемой частью личностной истории, «обстругивает» характер при любых переменах, включая искусственные, исключительно на свой, уникальный манер придает стиль и форму каждому последующему опыту, всякому переживанию и на уровне подсознания проявится в любом занятии — от шиномонтажа до политологии. Даже подавленный или тщательно скрываемый, он, этот опыт, «высовывает уши» в решающие моменты.
Человек, считал Боткин (возможно, он и сам побывал наемником), с татуировкой «Legio Patria Nostra» — «Легион наша родина» — инстинктивно уважит просьбу поверженного врага закончить его мучения, не бросит раненого или на осквернение труп подельщика и не позволит завладеть своим оружием. В том же, что касается шпиона по найму, то его опыт прошлого чаще всего сказывается на том, как он осуществляет свои перемещения.
В любой разведке, даже для того, кого мы условно называли наблюдателем, переезд, переход, вообще любое путешествие представляют трудную часть работы, ибо приходиться пересекать зону повышенного риска, в особенности за пределами района, где примелькался. Тем более, если речь идет, скажем, о переходе через государственную или иную какую границу с не устоявшимся режимом и, желательно, без документальных следов да ещё в паре с неизвестным «спутником», чью драгоценную жизнь следует сберечь любой ценой…
Так начинаются мечты о шапке-невидимке.
«Невидимых» шпионов, даже когда они, как говорится, не при исполнении, природа и общество не знают. Люди скрытных занятий навечно покрыты, скажем так, татуировкой неизбывных примет с внутренней стороны кожного покрова. Самые предательские — генетически унаследованный нравственный (или безнравственный) инстинкт, а также врожденные вкус и стиль собственного «внешнего» оформления (походка и остальное в этом духе легко переделывается). Вкус и стиль словно кокили при отливке металлических заготовок придают форму даже неосязаемым индивидуальным особенностям, как, скажем, манера обзаводиться определенными вещами и определенной кампанией (в особенности, противоположного пола). Это тоже улики. Например, обзаведение камерой или авторучкой по вашему собственному вкусу укажет на то, что первая — копировальный инструмент, вторая же окажется одноразовым пистолетом, а дружба преимущественно с партнерами по бильярду или интрижки с секретаршами — представляет собой манеру вербовки агентов-помощников и среди таких и следует расставлять на вас ловушки.
Всякому практикующему одно из древнейших занятий известен закон, который приходится принимать во внимание даже во сне: от улик не отделаться, хотя бы в виде миллиграмма талька под ногтями от резиновых перчаток, которыми листал засекреченное приложение к контракту год назад, или вскользь брошенного взгляда прохожего, когда вылезал из канализационной трубы в позапрошлом месяце. Находят много всякого, если охотятся грамотно и упорно…
Матерый таможенник, скажем, в аэропорту просмотрит на экране монитора содержимое вашего чемодана, а потом некто, получив от него наводку, отправляется на квартиру, которую вы покинули на пару дней, и находит именно то, что вы не решились вывезти в чемодане. Может быть, чемодан и выдал.
На Алексеевских курсах, помнится, удивило поначалу странное предупреждение о том, что нет ничего опаснее безрезультатного обыска у вас в конторе или дома, а также такого же досмотра багажа, скажем, в аэропорту. Именно потому, что нашли что-то. Мастера негласного шмона не оставляют следов. А в редких случаях, когда они остались, будьте уверены, ими прикрыли следы «другого» обыска, вполне удавшегося.
Но это о теле и остальных материальных уликах. Имеются и иные наслоения. Участие в спецмероприятиях, назовем это так, оставляет роговицу на психике человека даже с манильскими канатами вместо нервов.
Мастера обыска знают об этом. Они исполняют свое ремесло, не притрагиваясь к карманам, бумажнику или багажу. Шарят глазами, принюхиваются, прислушиваются к интонациям голоса, присматриваются к цвету ботинок, даже к вашему насморку, одним словом — примеривают к своему накопленному многолетним опытом «каталогу примет» все, что только возможно. Например, кадровые военные, что называется, печенкой чуют чье-то легионерское прошлое…
Контрабандисты не случайно предпочитают избегать таможенные «зеленые коридоры». Эти вольные проходы просматриваются наметанными глазами экспертов. Людьми штучной охоты. Они и сами не могут объяснить, отчего срабатывает внутри их красный флажок. В оперативной контрразведке мастера обыска «без рук» или «без следов» в ценностной шкале поставлены выше профессионалов скрытой слежки. Они обыскивают, если угодно, без обыска. Выслеживают, не садясь «на хвост». И когда некто миновал их, это совсем не значит, что у него все обошлось благополучно. Он уже тянет за собой след как муха, вылезшая из чернильницы.
Неудачно подобранная шапка-невидимка, нахлобученная на нелегала или нелегалом, может стать причиной неэффективности тщательно спланированного и вполне удачно проведенного проникновения. По причине несоответствия «шапки» характеру или объему работы, предстоящей после проникновения, а также способу ухода. Скажем, шпионский туризм под «крышей» журналистики, научных и культурных контактов, торговли и тому подобного — предприятие убыточное по соотношению временных, да и вообще затрат и результатов. К нему прибегают за неимением лучшего. Журналисту приходиться писать корреспонденции, а то и книги. Коммерсант мучим сложными переговорами. Артист обязан вести разгульную ночную жизнь, вникать во всякого рода «пост» и «измы». В противном случае «крышу» быстро «высчитают». Разведка же и, прежде всего та её часть, которая связана с обеспечением собственной безопасности, требует полной самоотдачи. Отвлекаться — значит поступаться качеством основной продукции.
Соммерсет Моэм и Грэм Грин, Джон Ле Карре и Юрий Любимов, ставшие известными писателями, были сановными разведчиками. Агенты, «технари» и нелегалы по найму с литературными работами появляются редко, если появляются вообще даже в отставке и на покое. Матерые нелегалы-профи по найму посматривают на пописывающих коллег со смешанными чувствами. Во-первых, жизнь на поверхности и, тем более, разговорчивость у них не в чести, в лучшем случае они посчитают такое неким камуфляжем с какой-то специальной целью. И, во-вторых, правда, которую они знают, принадлежит не им. К тому же их работа действительно требует напряжения всех без остатка творческих, физических и психических сил, как заложенных от рождения, так и благоприобретенных. Только предельная сосредоточенность, не оставляющая ничего лишнего в помыслах и действиях, сосредоточенность на уровне инстинкта хищного животного обеспечивает прорыв за черту дозволенного законом или моралью и позволяет максимально приблизиться к цели, будь то информация, материальный объект, влияние или вербовка.
Конечно, максимальное приближение — тоже относительное понятие. Космос для разведки ближе, чем, скажем, канцелярия министра топлива и энергетики в мало кому известной столице Астана, где, возможно, и удастся по заказу некоего петербургского банка выведать подлинные запасы нефти на казахстанском шельфе Каспийского моря и то, насколько она смешана с газовым концентратом. При наличии высокотехнологичного оборудования такая информация перехватывается и без вербовки помощника министра. Спутники «Photint» с высоты от 240 до 400 километров дают АНБ — Агенству национальной безопасности США — в реальном времени фотокартинки происходящего на земле с разрешающей способностью до десятков сантиметров, оставляя службы наружного наблюдения без работы. Аппаратура спутника «KH-11» (аббревиатура от «Keу holе» — замочная скважина), время которого можно брать в лизинг, как написано в соответствующей рекламе, «отличает одного муллу от другого в Тегеране по длине бороды и разбирает номерные знаки на машинах».
Взлом агентами-хакерами, число которых достигло нескольких сотен тысяч, компьютерных заслонов в генштабах или банках и выкачивание электронной информации отводит на второй план силовые прорывы или «тихие» проникновения в бронированные комнаты с секретной оперативной документацией.
Но, как это ни парадоксально, достижения разведывательных технологий ещё больше, если не многократно, поднимают котировку живой машины из плоти и крови, именуемой шпионом. Спутники слепнут из-за облачности. Хакеров из «группы захвата» оставляют с носом коллеги из «группы отрыва». Взаимный массированный огонь на поражение вирусами и «червями» становится неэффективным из-за огромных денежных и временных затрат. Так что, в этой жизни и на этой земле в избытке имеется и постоянно прибавляется всякой всячины, которую только живой шпион и способен заполучить в нужное время и в нужном месте. «Максимальное приближение» в таких случаях означает ровно то, что должно означать — возможность дотянуться и взять информацию, или некую физическую сущность, или доверие другого человека, а выход на позицию точного приближения обеспечивается только артистизмом разведчика.
Великие шпионские операции удавались при наличии двух факторов тщательной подготовки дебюта (об этом говорилось) и талантливой импровизации агента, которую нередко называют удачей, в эндшпиле. Это самая важная часть задания. Эндшпиль приходиться играть в одиночку и на дефиците психического, а возможно физического и денежного ресурса.
Профессор Йозеф Глава называл четыре качества, необходимые для более или менее успешного прохождения через этот этап. Первое — международный опыт, отсутствие религиозной, идеологической, политической, этнической или региональной культурной зашоренности как внутренней, так и внешней. Второе — врожденный инстинкт нового, подкрепленный образовательной подготовкой. Третье — реактивная готовность к авантюрным выходкам, натренированная психически. И четвертое — способность принимать решения и выживать в одиночку, то есть самодостаточность высочайшей пробы.
Автор курса «Разведка и контрразведка как факторы национального подсознательного» говорил, что есть и другие качества под номерами пять, шесть и так далее, однако, уже индивидуального плана. Каждый, помимо четырех обязательных и общих, вычленяет для себя собственные, как говорил чех, интимные, но не менее важные в эндшпиле. Скажем, некто «сорвался», поскольку не нашел сил исчезнуть до завтрака из квартиры матери своего ребенка. После завтрака это оказалось поздно… Затем мать ребенка показала следователям, что «родной» язык, на котором говорил с ней муж, всегда казался ей «выученным».
Незабываемый чешский профессор в буфетной Алексеевских курсов, среди многих развешанных пришпилил собственноручно изготовленный постер с изречением:
«Под грубой кожей крокодила спрятано нежное и чувствительное сердце».
Это, видимо, относилось, как следовало понимать, и к преподавателям, и к слушателям.
Приятных среди них и на самом деле мало водилось. Некоторые вообще производили отталкивающее впечатление. Может быть, Глава был прав — на матерых профессионалах сама по себе нарастает крокодилья шкура? Профессор сказал однажды, что, в сущности, все без исключения герои плаща и кинжала подонки. Крокодилы, косящие под корягу, чтобы высмотреть жертву и безжалостно наброситься на нее…
Наверное, все-таки слишком круто было сказано. Конечно, существование без правил и вне закона не сделают человека приятным. Попытайтесь-ка поймать взгляд шпиона, даже бывшего… Но они — не лгуны. Как раз наоборот. Просто их правда не принадлежит им. Да к тому же спецконторские наемники в вечной изоляции. Не по своей вине — в силу занятия. Вот и нарастает панцирь. С изнанки кожного покрова и за счет собственных душ.
Зорге Рихард — журналист; советский разведчик — руководитель организации антифашистов-интернационалистов, действовавшей в Японии в период 2-й мировой войны
Рудольф Иванович Абель (настоящее фамилия и имя Фишер Вильям Генрихович) (1903–1971), советский разведчик, полковник. По оценке ФБР, Абель относится к крупнейшим мастерам шпионажа 20 столетия.
Молодый Конон Трофимович (17 января 1922–9 сентября 1970) — кадровый советский разведчик-нелегал периода холодной войны, полковник действовавший под именем Гордона Лонсдейла