На Алексеевских информационных курсах имени профессора А. В. Карташева мастер-класс «Терроризм как культурный шок» вел старичок Сирилл Клинско. Говорили, будто он последний из княжеской династии, ведущей происхождение от Калиты и владевшей подмосковным Клином. Кому и когда служил по своей нынешней специальности опростившийся владетельный потомок, трудно было сказать. Биографии, как и полагается международному агенту высокого класса, он, конечно, не имел.
Первое занятие князь начал с изречения и опроса. Воздел тряский от ветхости обрубок указательного пальца — остальные до косточек на ладонях были сожжены, судя по рубцам, кислотой, скорее всего, под пыткой — и изрек: «Лучшие из террористов — те, кто беззаветно, до смертного конца преданы святому делу справедливости и по велению совести мученически борются со скверной, разъедающей человеческие души». Затем попросил поднять руки считающих себя совестливыми, чтобы запомнить, как он сказал, в лицо, а имеющих склонность к мученическому искоренению скверны — покинуть мастер-класс и больше не появляться.
Никто не шелохнулся. Потом некоторые, как бы оправдываясь, говорили, что сделали это из лицемерия — князь ведь явно шутил. И до сих пор иногда приходит мысль: да так ли действительно?
По-русски Клинско говорил с акцентом, преподавал на французском, а национальность, как штрих личностной идентификации, я думаю, некогда отбросил преднамеренно и навсегда. Абсолютный агент, да ещё специалист по террору, диггер, спускающийся глубоко и далеко в путаные и страшные лабиринты потайных связей фанатиков, должен соответствовать формуле Маяковского — быть облаком в штанах.
Агент с княжеским титулом специализировался на опасных изысканиях по наследству. Его предки, начиная с прадеда, расследовали терракты в России, Европе и Америке. Дед, жандармский генерал, приходился родственником капитану Рудневу, командиру знаменитого «Варяга». Возможно, по этой причине «прэнс Сирилл» прибегал к флотской аналогии и при этом тихоокеанской. В разгромах русских при Цусиме и американцев в Перл-Харборе в ХХ веке Клинско усматривал кальку для массовых террактов XXI века — абсолютная беспомощность разведывательных структур, уничтожение или захват судов-гигантов, воздушных и морских, а также небоскребов, немыслимых в контексте гибели или попадания в трофеи, психологические шоки «масштаба Хиросимы и Чернобыля» у населения и легенды о могуществе и неуязвимости мистической личности, поражающей города, флоты и самолеты… Следующий шаг развития терроризма — ядерное, химическое или биологическое нападение регионального масштаба, план и организацию которого готовит Император Зла в эти минуты, именно сейчас, пока мы рассиживаемся в своей аудитории.
Мэтр теории и практики антитеррора утверждал, что следует различать «террор» и «терроризм». Первый — это право имеющих власть устрашать и подавлять политических и иных противников без суда всеми доступными силовыми методами. Второе — такая же реакция недовольных и угнетенных. А поскольку и то, и другое напрямую связано с политикой, ни один более или менее крупный террористический акт в конце XX и начале XXI веков, да и ранее, был бы невозможен без поддержки или попустительства спецслужб.
Практику институционального террора, то есть, открыто и силами правительственной спецслужбы, ввел Ленин. Еще в молодости он осудил метод своего старшего брата, террориста с более узким мышлением, из дремучих идеалистов, выдвигавшего на первый план необходимость уничтожения единичных деятелей, именно их и только их. Ленин предсказал: «Мы пойдем иным путем».
Что имел в виду революционер, тело которого, превращенное в мумию, уложено под пирамидой в середине кладбища, устроенного на территории бывшего рынка на Красной площади в Москве?
После Первой мировой войны в процессе развития и совершенствования терроризма наступил качественно новый этап в соответствии с программой, которую, как считал князь Клинско, Ленин изложил в книге «Государство и революция». Террор поднимался на правительственный уровень, стал оплачиваться из госбюджета, а террор индивидуальный или в составе банды перешел в разряд уголовных деяний. Хотя, конечно, уголовный терроризм перерождается при определенных условиях в отстрел не только криминальных, но и чиновных авторитетов… Как бы там ни было, рыба, говорил Клинско, ищет где глубже, и контингент, предрасположенный устанавливать справедливость быстро и силой, ринулся на госслужбу сначала в красной России, потом в черной Италии и затем коричневой Германии. Почин террора с помощью спецслужб был сделан. Его занесло даже в оплот демократии, США, во времена «охоты на коммунистов», затеянной сенатором Маккарти после Второй мировой войны.
Начиная с 1960-х авторитарные режимы в Европе и отчасти в Азии, Африке и Латинской Америке начали уходить в прошлое. К концу 1980-х демократия поставила политиков в большую зависимость от избирателей. Кровь этих избирателей обретала цену в расчетах практиков терроризма: терракт массового поражения мог привести к падению режима, не сумевшего защитить население, и, таким образом, становился эффективным политическим оружием.
Самой кошмарной «историей из будущего», как назывались у Клинско футуристические сценарии «террористических чернобылей XXI века», из всех услышанных от него был проект «Хиросима-2». Событию предстояло случиться «золотой осенью в Подмосковье». Дряхлый князь, мучимый, возможно, ностальгией — наследственной, конечно, поскольку никогда, во всяком случае, формально, не приезжал в Россию, для начала живописал «прекрасное бабье лето», повторяя, видимо, прочитанное в туристском путеводителе, «в районе Московского моря». 26 сентября 2008 года около 6 часов утра US Atomic Energy Detection System — американская система обнаружения атомных взрывов и катастроф — сообщает о зафиксированном на этом море, в 120 километров к северу от Москвы, взрыве ядерного устройства, оцениваемого в тротиловом эквиваленте в 12 килотонн. Примерно такой же мощности, как и бомба, сброшенная на Хиросиму в 1945 году.
Белый Дом немедленно связывается с Кремлем и своим посольством в Москве. Но и несколько часов спустя «советские» (занятие проводилось в 1980-х годах — В.С.) не в состоянии оценить обстановку и ущерб. Жесткие рамки информационной секретности блокировали источники. Ступор в Политбюро и ЦК КПСС, миллионы мечущихся беженцев, грабежи и побоища на бензоколонках, парализованные, с летящими под откос поездами железные дороги, хаотичные, беспорядочные взлеты сотен самолетов на аэродромах. Ветры разносят радиацию, превращая в опасные помойки стратегические запасы продовольствия.
За полчаса до взрыва в посольства и консульства США по всему миру поступили факсы и телеграммы, подписанные десятком или больше террористических объединений — французской «Аксьон директ», баскской ЭТА, ирландской ИРА, бретонской ФОБ, немецкой «Красной Армией», итальянскими «Красными бригадами», «Японской Красной Армией», ближневосточными «Хезболлах», «Братья-мусульмане», «Исламский Легион», а также «Пенджабскими львами». Текст: «Взрыв в Подмосковье — только показательный. Россия, где население равнодушно к судьбе правителей, а правители — к его судьбе, не цель. Произведенный взрыв — доказательство наличия атомных зарядов у Всемирной Лиги Борцов. Следующие взрывы, тройной мощности по сравнению с московским, будут произведены в Нью-Йорке, Глазго, Сингапуре, Тель-Авиве, Тулоне, Гибралтаре, Кельне и Дубае. Эти города — уже прямые цели. Последует крах политических, военных и финансовых структур многих стран, население которых, возмущенное беспомощностью своих правительств, призовет тех из нас…»
Сирилл Клинско не вдавался в подробности что именно и к какому сроку потребует Всемирная Лига Борцов от Вашингтона. Это не имело отношения к существу «игры» на основе предложенных князем чудовищных вводных. Курсантам предлагалось обсудить стратегию и тактику внедрения агентуры, как правительственной, так и частной, в террористические группировки и выше, до уровня тщательно законспирированной Всемирной Лиги Борцов с целью получения о ней полной информации, а также «упредительного нанесения удара изнутри». Исходить в решении задачи следовало из оценок, как говорил Клинско, террористических групп, «наиболее перспективных» с точки зрения проведения террактов «типа 2008 года», то есть таких, «за которыми будущее».
Преподаватель в качестве «перспективных» предлагал на выбор несколько группировок из стран Ближнего и Дальнего Востока, Сибири и Поволжья, а также Европы вроде албанских, боснийских, французских, немецких и шведских, охваченных поветрием «евроислама». Нелегалам, проникающим в группировки, ставились три задачи. Первая: получение и передача информации о направлении готовящихся террористических акций — страна, район, конкретный объект, источники получения и характеристика применяемых средств массового уничтожения, исполнители и так далее. Вторая: проникать в аппарат подрывных организаций, анализировать методы противника и выявлять «кротов», внедряемых террористами в правительственные спецслужбы. Третья: скрытно оказывать поддержку полицейским службам стран или районов, где базируется террористическая группировка-объект проникновения.
Сложность проникновения в террористические группы и вербовки внутри их агентуры, считал Сирилл Клинско, связана с тем, что главари групп в отличие от разведывательных организаций, где подчинение «вертикально», используют «горизонтальные» боевые порядки. Они не образуют объединенного командования или координационного центра, согласовывают действия только электронными средствами связи, а их боевики — «типа Клинекс», вроде одноразовых салфеток, выпускаемых фирмой с таким названием. Под «одноразовыми салфетками» Клинско имел в виду фанатиков, которых употребляют, скажем, для единственного взрыва и списывают в «герои-мученики». Конспирация доведена до такой степени, что о руководителях группировок ничего, даже имен, не известно бойцам в ячейках. Взаимная изоляция ячеек, а также между бойцами внутри — абсолютна. Лишний вопрос или взгляд грозит смертной казнью.
Предоперационная неуязвимость террориста объясняется тем, что он убивает не ради денег, то есть неподкупен. Терроризм на уровне исполнителей — удел молодых, готовых принять мученичество, стать символом героической жертвенности. Смертников вербуют по всему миру, где придется, среди идеалистов, обездоленных, впавших в отчаяние, и только таких, которые в силу недалекого ума или религиозной зашоренности не догадаются, какой кукловод дергает нитки, приводящие их в движение. Завербованные верят, что работают на благородную организацию и во имя святого дела, которые их командир или лидер воплощает в единственном лице «из соображений конспирации». Террорист, который «знает в лицо вождя», представляется человеком не в своем уме. Если он сподобился узреть духовного лидера, это значит одно — с этой минуты он абстракция, мертвец без имени и обличья.
В таком театре марионеток, считал Клинско, ставят пьесы и подбирают одноразовых актеров государственные спецслужбы, порою сразу несколько и независимо друг от друга. Они же манипулирует журналистами и запускает слухи. Правда, без всяких гарантий, что актеры, со своей стороны, не дурят «фирмы», а «использование салфеток» не пойдет однажды в ином, неожиданном направлении. Типичная ситуация, когда хвост вертит собакой.
«Клинокс»-террористы не дают показаний. Еще совершая преступление, они уже — трупы. После терракта с устройством взрыва не остается и их, только разорванные куски тела, которые практически невозможно идентифицировать. Если удается захватить террориста или внедрить в ячейку агента, проясняется не многое. В изолированной и разобщенной горстке людей каждый по отдельности и втайне от другого знает свою крохотную частичку правды, которая сама по себе, в отрыве от остальных частичек правды, не дает возможности хотя бы предположить, как готовился совершенный терракт или каков план следующей акции. Заполучить даже задним числом разрозненные детали, из которых можно выстроить последовательность в действиях заговорщиков — несбыточная мечта. «Прэнс Сирилл» попытался однажды дотянуться до таких кончиками пальцев, да еще, как он сказал, в кромешной тьме, и ему просто отожгли их до культей.
Главарь террористов в отличие от шефа шпионской сети не обволакивается тайной. Он всегда — человек из громкой легенды. Мистика вокруг мерзавца обязательная приправа к нарастающим слухам о его несокрушимости, прозорливости и неуловимости. Благодаря телевидению и газетам он изо дня в день на уме у каждого в качестве универсального страшилы. Могущество, богатство, убежденность в правоте и торжестве своего дела, а также сверхчеловеческие качества и святость «Террориста-номер-один» несоизмеримы с тем, какими неотесанными и коррумпированными пентюхами предстают в глазах общественности представители верхушки, да и низов разведывательных и силовых структур.
Менеджеры шоу-бизнеса гордятся своей профессиональной поговоркой: «Что бы ни случилось, представление продолжается!» Миф об Императоре Зла так же безостановочно раскручивается, звучит изо дня в день громче и громче, по нарастающей, на грани фола. Даже смерть чудовища, если такое случится, не оборвет легенды. Об этом предупреждают заранее. На снимках в прессе и на экранах телевизоров «на всякий случай» время от времени появляется нежное, одухотворенное лицо юноши, наследника, который поднимет автомат, если он выпадет из рук отца, деда, прадеда…
В начале 90-х прошлого тысячелетия, когда Сирилл Клинско вел свой мастер-класс на Алекссевских курсах, ещё только предстояло состояться точечным ударам террористов из «Братства Усама бен Мохаммед бен Авад бен Ладен» по посольствам США в Африке, Всемирному торговому центру в Нью-Йорке 26 февраля 1996 года и 11 сентября 2001 года, в поезде Парижского метро, базам США в Саудовской Аравии, в Косово, на Филиппинах, в Лондоне и в других местах. Но прототип лидера «Аль-Кайеда» (в переводе — «Организация», В.С.) существовал. Под именем Сабри Кхалил аль-Банна в 1976 году возникало уже нечто подобное: палестинец, известный также под кличкой «Абу Нидал», «слава» которого загремела с экранов телевизоров и на страницах прессы.
Действительно, говорил Клинско, спецслужбы располагали свидетельствами того, что человек по имени Сабри Кхалил аль-Банна существует, что он причастен к Организации Освобождения Палестины и что он имел от рождения второе имя — Абу Нидал. И все же, сами по себе, эти факты вряд ли были достаточны для подтверждения былей и небылиц, а также всевозможных догадок относительно «героя». Выложить надежную мозаику жизни Абу Нидала имевшиеся данные не позволяли. При сопоставлении и перепроверках они либо не согласовывались, либо противоречили друг другу. И уж никак не выводили на продолжение легенды о Сабри Кхалил аль-Банна под именем Абу Нидал. В сумеречной зоне этого разрыва все было возможно, любые предположения подходили, но слишком мало, если совсем ничего, прощупывалось такого, что можно было бы проверить или достоверно утверждать. Единственное, что, по мнению Сирилла Клинско считалось достоверным, так это наличие некоей личности, которая заявляет, что её зовут Абу Нидал и про которую говорят, что раньше эта личность носила имя Сабри Кхалил аль-Банна. Остальное же мрак догадок и предположений.
Спецслужбам и мировой прессе подсовывалось мастерски скроенное по тщательно разработанному дизайну пугало, про которого гадали: является ли настоящий Сабри аль-Банна настоящиим Абу Нидалом или первый давно умер, а второй — миф и, возможно, что и наоборот? И кого именно видели попеременно то в Дамаске, то в Триполи, то где-то ещё и куда затем этот «кто-то» под именем Абу Нидал направит свои стопы согласно сценарию, который для него пишется каким-то хозяином? Варианты других теорий о том, что Сабри аль-Банна погиб, сдался израильским властям и стал их агентом только усложняли мистификацию и подогревали, но не подтверждали десятки догадок.
Определенным и не вызывающим сомнения фактом было лишь то, что с именем Абу Нидал увязывались все терракты, совершавшиеся «клинексовыми» террористами. Но и увязка эта делалась как бы по наитию: объективных свидетельств о связи хотя бы одного из таких террористов с реально существующим, из плоти и крови Абу Нидалом или о том, что террористы получали приказы именно от него, не было. «Борцы за свободу», не ведая того, могли работать и на любое из мировых разведывательных агентств, вообще на кого угодно, имевшего веские причины создавать чудовищное пугало, скажем, с целью заполучить финансовую помощь или повод для воздушной бомбардировки.
Кто действительно руководил смертниками, известными как «группа Абу Нидала» так и оставалось загадкой. Впрочем, Сирилл Клинско допускал существование ответа и на нее. Разведывательные и подрывные агентства, говорил князь, проделывали то же самое, что и «группа» на заре существования организованного шпионажа. Лишь фигуранты, факты и методы менялись и меняются из века в век. Только главный вопрос, на который следует искать ответ, остается неизменным: «Кому это выгодно?»
Кошмар 11 сентября 2001 года назвали «культурным шоком» и провозгласили этот день концом ХХ века. Политики датировали им начало Третьей мировой войны, войны на этот раз против глобального терроризма…
Они сделали это с большим опозданием. Подобные кошмары, хотя и меньшего масштаба, начались раньше и в течение последнего десятилетия только набирали масштабность. Сирилл Клинско вызывал едва скрываемые улыбки, когда говорил в 1980-е годы, что террор инициирован отнюдь не бедными и обездоленными. Зачинщики — «новые» разбогатевшие на нефти и своем географическом положении страны, которые через собственные спецслужбы используют террористов в качестве повода для нового, постиндустриального передела мира. Взрывы — это «сопутствующий товар» глобализации, понимаемой на Востоке несколько иначе, чем на Западе.
В 1991 году знамя, выпавшее из рук пугала, именовавшегося Абу Нидал, подхватил новый «Террорист-номер-один», Усама бен Ладен, вернувшийся из Афганистана, где он сражался против Советской армии. Слова князя Клинско о том, что все в подпольном мире разведки и терроризма возвращается на круги своя, подтвердились в очередной раз. Стандартное использование «одноразовых» боевиков осталось неизменным, хотя появилось и нечто новое: «герой», Император Зла — уже не обездоленный палестинец, а богатейший человек и подданный самой защищаемой Западом страны — Саудовской Аравии.
Пророчество князя Клинско сбылось. Не все миллиардеры, в особенности из «новых», понимают глобализацию на один и тот же манер.
«Легион бен Ладена», как и группировка Абу Нидала в свое время, идет на гибель своих бойцов, никогда не стремится предотвратить её, а стало быть, у него нет необходимости вызволять пленных.
Это расходится с практикой других террористических групп на Среднем Востоке и в Европе, в частности в Ирландии. Их главари идут на все, чтобы сберечь боевиков или вызволить провалившихся товарищей. И отнюдь не из сентиментальных побуждений. Нежелание спасать коллег по подполью контрпродуктивно с оперативной точки зрения. Боевики, как и шпионы, сданные противнику, легко становятся двойниками.
Боевик, приписываемый группировке бен Ладена, отправляется на задание в первый и последний раз. Никто и никогда не подтвердит, что он знал «духовного лидера» или выполнял его приказ.
Человек, которого называют Усама бен Ладен пользуется «клинексовыми», то есть «одноразовыми» бойцами, видимо, не только по причине конспирации. Вернувшийся с задания или вырвавшийся из плена может задать «роковой» вопрос сначала себе, а потом командиру: зачем столько невинной крови, зачем убивать сотнями мирных людей? Или того хуже: кто вы такой на самом-то деле, на кого работаете, чего добиваетесь и где остальные лидеры «святого дела»?
Сообщения о том, что Усама бен Мохаммед бен Авад бен Ладен жив и здоров, а также продолжает руководить деятельностью своего «Легиона» то ли из Ирана, то ли из Чечни, с одной стороны, и информация, хотя и не проверенная, что он умер от болезни печени или от взрыва бомбы, с другой, являются в равной степени неубедительными и не выдерживают проверки. Чем и уравновешиваются. Специализированные частные источники молчат. Главный режиссер театра кукол, ставящий сериал под именем «бен Ладен», видимо, ещё не определился с его концовкой. Показывать ли «Террориста-номер-один» и дальше живым, угрожающим всему миру, или подстроить ему ужасную гибель, покрыв себя исторической славой?
Зависит от политической и иной конъюнктуры.
Шпиону по найму, который отправляется к террористам, советовал в свое время Сирилл Клинско, следует непременно заглянуть в толковый словарь, чтобы вполне уяснить смысловое значение этого термина.
Психологический эффект терракта, говорил Клинско, тем сильнее, чем плотнее людское скопление в месте его проведения. Это — первое условие воздействия нападения на толпу. Второе — акт терроризма должен наблюдаться, что называется, из ожидаемого будущего, выставлять военную, техническую, финансовую и иную мощь противника несомненно уязвимой и в последующие годы, ясно давать понять, что повторения неизбежны и неотвратимы. И третье условие: цель тем предпочтительнее, чем больше она связана в представлении людей с первенством их страны в международном сообществе. Гибель самого совершенного и надежного должна предстать как безвозвратное, невосполнимое попрание национальной гордости. Цель терракта — надругательство над чужой моралью и честью…
Люди в своей массе предрасположены к страху и панике, как следствию гнетущего чувства неопределенности. Они с надеждой взирают на выскочек, которых воспринимают в качестве лидеров, и верят или не верят их рассуждениям насчет того, как следует себя вести в тех или иных обстоятельствах, в том числе в случае террактов, чтобы, в конце концов, подчиниться выбору убогих вариантов, предлагаемых теми же выскочками. Человек совершает временное самоубийство, часами собирая «электронные сплетни» на мониторах компьютеров, с экранов телевизоров и из радиоприемников, поглощая субпродукты «поп» политики и такой же культуры. Поглощение информационного мусора занесено психологами в список вредных привычек вкупе с пьянством и наркотиками. Террористы, считал Клинско, и в «эту канализацию» закачивают «свои миазмы».
Бациллы тупого любопытства, сплетен и страха выползают из захламленных закоулков общественного сознания, в особенности тех, не поддающихся очистке гласностью, где гнездятся мифы о шпионаже и терроризме. Урон, который наносят преувеличение опасности, её нагнетание или психозы «внешней и внутренней угрозы», а также легенды о спецслужбах трудно переоценить.
Террорист и шпион в равной степени являются тайным, внутренним врагом. Кто он? Кому служит? Что замышляет? Разумеется, нечто ужасное…
Однако, между обоими, считал Сирилл Клинско, есть существенное различие.
Выявленный или подозреваемый шпион имеет «хозяина». Ответственные за засылку нелегала могут быть установлены, «репарации» востребованы и адекватные репрессалии предприняты. Одно правительство в этом случае имеет дело с другим правительством, частная организация с такой же и инцидент улаживается в относительно джентльменской манере, даже если речь идет о самых гнусных выходках шпионов.
Группы террористов не имеют обозримого, юридически определяемого «хозяина». Нормальным считается, что слова «талиб», «мусульманин», «палестинец» или «чеченец» воспринимаются как синонимы слову «террорист». Соответственно этому находятся и ответы на вопросы — кто истинные вдохновители терракта, кому и где наносить удар возмездия?
И здесь возникает одна из серьезных опасностей, которую приходиться учитывать шпиону по найму. Разведывательные службы в оперативной практике прибегают к тем же методам, какие присущи и действиям террористов. «Агент активного действия» по сути своих приемов не отличается от «городского партизана». Секретные разведывательные организации, правительственные и частные службы испокон веков втянуты в не менее мерзкие и смертельные варианты подрывных игр, чем те, которые приписывают террористам, возможно, не без подсказки самих этих служб. От подрядов, которые внепланово перерастают в боевое столкновение, ни один нелегал поэтому не застрахован.
Студента Гаврилу Принципа, чьи выстрелы в наследника австрийского престола в Сараево в 1914 году дали формальный повод для Первой мировой войны, «подогревали» мастера из спецслужб. Это установленный факт. Турок Мехмет Али Ага, поднявший руку на Папу Римского 67 лет спустя, тоже имел, вне сомнения, «хозяина», хотя тот и остался формально не выявленным. По немецкому телевидению прошел репортаж, из которого следовало, что бомбардировки Сербии в 2001 году были спровоцированы подстроенными взрывами в общественных местах…
Подобные «па-де-де» шпионаж и террор исполняют на протяжении веков.
Затеваемый конфликт требует повода. Для этого подбирается «извинительная» причина для государственного, корпоративного или личного нападения, замысел которого вынашивается по тщательно скрываемым политическим, экономическим, финансовым и другим мотивам. Это забота политическая, она в компетенции «высших кругов». Повод же фабрикуется непосредственно перед «наездом» и занимаются этим специалисты, то есть спецслужба.
Провокация — особая шпионская операция. Существенным её элементом является абсолютная секретность. Исполнителем выступает шпион, мастерство, методы и роль которого становятся ключевыми для успеха и операции, и обмана общественного мнения.
Само по себе проведение акции не обязательно засекречивается, она лишь обставляется как чужая работа. Выполнить задачу и свалить вину на жертву дезинформации считается высшим классом шпионского искусства. Предварительный подогрев слухов, маскарад с переодеванием, выход на линию огня и эффектная концовка выполняются не просто безупречно — с блеском. Обман должен восприниматься свидетелями как нечто действительно случившееся. Сомнения заподозривших что-то или докапывающихся до истины снимают агенты «второй линии», ординарного разряда, или заготовленные на этот случай «одноразовые» из подставной террористической группы.
Нелегал, выполнявший основную работу, конечно, помнит, что к истине он подходил ближе всех. И поэтому быстрее этих всех позаботиться о своей безвестности, говорил цинично Клинско, «чтобы не попасть post mortem в учебник истории рядом с основным героем».
Существует аксиома: шпионы в состоянии предсказать, спровоцировать и предотвратить конфликт, но войны выигрывают или проигрывают только армии.
На Алексеевских информационных курсах имени профессора А. В. Карташова курс «Военные открытия XX века, стратегия и структура вооруженных сил XXI века» читал Теофил Барсуков, выпускник 1939 года Высших военно-научных курсов в Париже, работавших по программе бывшей петербургской Императорской Николаевской академии Генерального штаба. Его отец, Лавр Барсуков, унтер-офицер Русского легиона в составе Марокканской ударной дивизии, одной из лучших во французской армии, в мае 1918 года участвовал в «последней русской штыковой атаке» у Суассона, задержавшей наступление немцев на Париж.
Русские стали «зуавами», то есть марокканскими стрелками, добровольно.
После Брестского мира, заключенного в 1918 году, российские полки Экспедиционного корпуса во Франции разоружались. Переброшенные с Восточного фронта германские дивизии развивали наступление на Париж. Русских в лицо называли предателями. Удрученные беспорядками дома, оскорбленные в своей национальной гордости, несколько сот офицеров и солдат просили вернуть их на фронт. Французский генштаб, поколебавшись, разрешил формирование Русского Легиона.
О бое под Суассоном и Русском Легионе остались обрывочные сообщения французской прессы:
«Полковник Лягард приказал контратаковать атакующих немцев. Отряд русских с офицерами впереди бросается вперед со штыками наперевес сквозь ряды залегших под огнем зуавов. Из 150 бойцов 110 пали на вершинах Вобан. Но противник вынужден был отступить… Бой стоил 85 % состава Русского Легиона и почти всех его офицеров».
«Русский Легион пополнен волонтерами. Сформирован батальон, который будет участвовать в прорыве укрепленной линии Гинденбурга».
«2 сентября 1918 года. Русский Легион захватил укрепленный опорный пункт немцев Терни-Серни. Стойко выдерживает контратаки».
«12 сентября 1918 года. Русский Легион после двухчасового кровопролитного боя преодолел три ряда железобетонных укреплений, вклинился в германскую систему обороны, с налету взял массу пленных и крупную добычу. За бой Легион удостоен «Военного Креста» с двумя пальмами на знамя, его чины — «Фуражера».[6]
Утром 11 ноября 1918 года легионеры получают приказ остановить свои боевые действия. Противник принял условия союзников. Русский Легион маршем проходит Лотарингию, Эльзас, Саар и пересекает границу Германии. На Рейне легионеры становятся гарнизоном во Фридрихсгавене, откуда перебазируются в назначенный для оккупации город Вормс. Командир записал в дневнике: «Удивление и негодование немцев узнавших, что их оккупируют русские, неописуемо. Поднят бело-сине-красный флаг. Слово чести, данное Государем и Россией союзникам, сдержано в лице Русского Легиона».
После войны легионер Лавр Барсуков изучал оружейную футурологию на Высших военно-теоретических курсах в Париже и затем их белградском отделении. По мнению его сына, Теофила, прозрениями будущего вооружения пехотинца Лавр поклялся заняться, если останется живым, когда хоронил товарищей, павших в «русской штыковой атаке» под Суассоном. Старший Барсуков предвидел «фауст-патрон», который называл «ручным ракетным жалом», и предсказывал ему будущее «личного оружия гренадера XX века». Унтер, вооруженный «7,62 миллиметровой винтовкой образца 1891 года конструкции С. И. Мосина, масса со штыком 4,5 кг», предугадал появление «Стингера», пробивающего бетон и сжигающего «самодвижущиеся и летающие броневые машины». Он сравнивал «ракетное жало» по последствиям своего появления с аркебузой и пушкой, которые превратили доспехи рыцарей и каменные стены замков в картон, полностью поменяв правила войны.
Его потомок, Теофил Барсуков, консультировал корпорации, производящие вооружения, и считался специалистом по «ручной артиллерии». Он в свою очередь предсказывал, что «запуск с плеча» ядерного заряда «опустит» военные конфликты до уровня диверсионных операций, с одной стороны, и «поднимет» стычки дозоров регулярных армий — спецназ против спецназа — до высот «космической убойности» по причине мощи оружия одиночного бойца, с другой. Танки, самолеты и ракеты пехотинец будет уничтожать «так же, как охотник бил крупную дичь из лука или ружья».
Концепция безопасности XXI века, утверждал Теофил, складывается как безопасность потребителей. Граждане западных демократий пристально отслеживают, как далеко политики готовы зайти в намерениях развязать войну. Сытый, приобщившийся к спорту не хочет участвовать в боях, за исключением сражений с автоматами, стреляющими шариками с краской. Обыватель считает, что выполнявшаяся призывниками, «пушечным мясом», затем наемниками, «псами войны», работа должна теперь делаться машинами. Развитый Запад настолько превосходит по качеству военной техники другие страны, что вполне готов воевать безопасно для своего населения, то есть со спутников или, скажем, самолетов-невидимок. Избиратель диктует политикам: ведите «чистые» войны с больших высот или вообще перенесите боевые действия в космос, а ещё лучше совершенствуйте разведку, чтобы упредить потенциальную угрозу и нанести «точечный» превентивный удар.
Войны, ожидающие человечество, Теофил Барсуков называл «асимметричными», поскольку скорость поляризации качеств солдатских сообществ с каждым годом становится стремительнее. В одних странах солдаты могут позволить себе использовать в войне новейшие технологии и технику, в других — нет. Тоже относится к здоровью, питанию и одежде бойцов. В XXI веке сформируется «закрытый клуб» трех или четырех стран, которые Барсуков-младший называл «государствами имеющими», с одной стороны, и неорганизованная, разношерстная «орава не имеющих», с другой. Не имеющие не в состоянии позволить себе развитие или покупку современных военных технологий. Физическое и культурное состояние их недокормленного и недоразвитого населения не даст качественных бойцов и потому армиям «не имеющих» уже никогда, даже в будущем, не суждено сравняться с вооруженными силами «имеющих». По этой причине «бедные» армии в конфликтах поведут себя иначе, чем «богатые». Им придется, избегая прямых столкновений, прибегать к террористическим методам, использовать шпионов-смертников для ударов не по вооруженным силам «клуба», которые им не по зубам, а по их мирному населению, а также применять для этого дешевое оружие, скажем, биологическое или химическое.
Аналогичные американским системы ПРО и ПВО, с помощью которых можно сбить самолет-невидимку или летящую на цель ракету, в XXI веке смогут позволить себе единичные страны, а возможно и только одна в мире. Однако купить грузовик, начинить его взрывчаткой и подогнать к казарме противника — да. Или катер, чтобы вогнать в борт вражеского ракетоносца. Другими словами, говорил Теофил Барсуков, если я не в состоянии изменить технику войны, саму игру, мне остается одно — поменять её правила по своему произволу.
Уже в 1980-х становилось все заметнее, что «западные» военные стандарты становятся неприемлемыми в бедных странах. Из-за того, что США ушли слишком далеко, во многих регионах, в особенности после советского вторжения в Афганистан, начался откат в прошлое. Плохо управляемые армейские группы, вооруженные словно «Безумный Макс», совершают хаотичные налеты, исчезают, снова появляются… Регулярные войска стран, которые «не имеют», просто волею обстоятельств обречены вырождаться в орды.
Классический пример Барсуков видел в Афганистане: ракетная установка, снятая с вертолета, была поставлена на джип. После каждого выстрела, джип заваливался на бок. «У моджахедов не было вертолета, — говорил Теофил, только ракеты. Они приспособили оружие к своим обстоятельствам. До этих людей западные концепции дойдут не скоро… Если вообще это произойдет. Такие армии — просто частные шпионские банды».
В XXI веке страны «имеющие» приступили к реализации технической революции в вооруженных силах. Готовятся дивизии роботов, которых будут поддерживать ракетные установки, самолеты и танки с дистанционным управлением. Патрульную и дозорную службы возложат на электронные устройства, отслеживающие передвижения противника. Самолеты-разведчики размером с ладонь зависнут над полем боя. Каждый пехотинец «из плоти и крови» получит по несколько роботов-оруженосцев. Его новое оружие обладает высочайшей избирательностью. Оно позволяет наносить точечные удары и только по тщательно выбранным целям.
Беда в том, что в предстоящей войне «имеющие» будут сражаться с врагом, а «не имеющие» — с кем попало, не отличая солдат от детей и женщин. Чем точнее становится военная технология у одних, тем грубее и неразборчивее средства террора у других.
Наиболее приемлемым способом борьбы с «Безумными Максами» и терроризмом потомственный футуролог Барсуков считал массированное развертывание шпионажа и контршпионажа, изыскания в области машинных средств сбора информации о потенциальном противнике. Нелегалы, массами внедряемые «странами имеющими» в «страны не имеющие», представлялись ему в виде «молекулярных роботов». «Мета существа», бесцветные словно плексиглас, пластичные как вазелин, размазывающиеся, вытягивающиеся, рвущиеся и снова восстанавливающиеся… По их наводке разведывательные дозоры спецназа со спутников из космоса уничтожают ядерными мини-стингерами выявленные на земле «кассы взаимопомощи», в которых террористы скапливают деньги на покупку грузовика или катера с взрывчаткой, а, может быть, и пары кульков со штаммами сибирской язвы.
Разумеется, «молекулярные роботы» не смогут подобно легионерам под Суассоном в 1918 году, говорил Теофил Барсуков, держать «в своем лице слово чести», данное отцам-командирам. Биороботы тоже роботы, их мораль будет моралью молекул. Ремеслу современного шпионажа, таким образом, предстоит все-таки выродиться и деградировать, поскольку выродятся и деградируют коррупция и предательство, зависть и тщеславие, а также многое в этом же роде, что и составляет основу ремесла. Шпионов-людей заменит «обволакивающая противника пульпа-невидимка, отсасывающая информацию прямиком в соответствующие центры». (?)
Это, однако, не умаляет роль человеческого фактора в разведке и контрразведке. «Молекулярные роботы» только открывают новые горизонты для творческого шпионажа, избыточные возможности для взлома информационных банков. Роботы, конечно, будут стоить дешево, но все же и они, признавал Теофил Барсуков, не сделают жизнь дорогостоящих, капризных и эгоистичных шпионов-людей кошмарной из-за перспективы потери доходного занятия. Напротив, она станет намного комфортней и, скорее всего, сведется к просиживанию штанов за компьютером, который будет подавать команды молекулярным собратьям. Виртуальная игра для детей. Шпиономания в электронной версии… Но тем более массированная из-за того, что страх перед шпионами ещё больше усилиться.
Теоретически станет допустимым, что, скажем, цифровая запись одновременно становится и синхронным излучением секретной информации, которую обеспечит для своей штаб-квартиры «молекулярный робот». Это, во-первых. А, во-вторых, нелегалы, шпионы-люди, охотящиеся за планами правительств или правлений корпораций, тоже увеличатся в числе, поскольку информация «молекулярных» и её анализы в свою очередь вызовут на шпионском рынке бум спроса на «намерения».
Еще издревле формировалась правительственная и корпоративная практика, согласно которой серьезные политические, военные, финансовые и прочие неудачи, провалы и преступления сопровождаются массированной дезинформацией, провоцированием маний. Эти мании, в особенности шпиономании, вызывают определенный настрой, лишающий массы людей способности адекватно оценивать обстановку. Такие общественные паранойи организуются и проводятся только спецслужбами и, прежде всего, их агентурой в средствах массовой информации.
Социальные мании представляют собой периоды возбужденности, поводы для которых дают заранее подготавливаемые «дела» о коррупции, интригах в «верхах» и в особенности об активности вражеских шпионов с рассчитываемой заблаговременно реакцией политиков, прессы и просто законопослушных граждан. Воров, террористов, шпионов видят повсюду, общественная честность «других» падает везде и повсюду. Внимание от истинных неудач и виновников провалов отвлечено. Действительно серьезные дела обволакиваются пеной, которую взбивают вокруг надуманных тем.
Для толкового нелегала или террориста общественные состояния шпиономании весьма благоприятны. В ходе таких кампаний серьезные охотники за шпионами оказываются, обычно против собственной воли, втянутыми в дутую суету, которой по политическим или корпоративным соображениям придается ложная значимость. Верно поставленный классический вопрос — «Кто извлекает выгоду из происходящего?» — дает нелегалу отличные возможности для расширения своего поля деятельности именно в тех кругах, которые как раз и заинтересованы в нагнетании тревоги в собственных политических или корпоративных целях.
Шпион постоянно оценивает информацию, поступающую от контактных операций, то есть предоставляемую агентурой, относительно затеваемых анти-шпионских или анти-террористических кампаний. Если шпионов или террористов ищут везде, это значит, что их не ищут на самом деле нигде, ресурсы соответствующих служб распылены без учета вариантности уязвимости различных информационных баз или организаций. Приоритетов защиты у объекта разведывательного интереса нет. Другими словами, пока охотники за шпионом «гонят пену», заняты политикой, шпион может спокойно бить точечно.
Шпион является секретным оружием. Само существо работы заставляет его оставаться тайной. И эта таинственность, неизвестность, скрытность вызывает страх. Это, наверное, единственный надежный друг нелегала в стане противника. Если этот друг отвлекает на себя толпу, которая втягивает в панику — стихийно или по расчету «верхов» — собственные службы безопасности, правительственные или корпоративные, это прекрасно. Такой друг создается впрыскиванием «капельки» заразной тревоги в нужное время и в нужном месте.
Спустя несколько дней после 11 сентября 2001 года составитель блока новостей одной из американских телекомпаний получил сообщение, что спутник контроля за движением воздушных судов над городом, в том числе и тех, которые врезались в башни ньюйоркского Всемирного торгового центра, подвергся хакерской атаке и был в момент нападения выведен из строя. В результате аварийное предупреждение, которые спутник дает об объектах, покинувших воздушный коридор, не поступило.
Сведения об «электронной» хакерской атаке, однако, не подтвердились. Попытки найти упоминание о ней в иных источниках, предпринятые в последующие три недели, ни к чему не привели. По всей вероятности, информацию засекретили.
Что же это было?
Сирилл Клинско, будь он в добром здравии, наверное, посчитал бы это примером запуска террористических информационных «миазмов» в «канализацию мировой электронной паутины» или чем-то ещё в этом роде. Теофил Барсуков, скорее всего, охарактеризовал бы хакерскую выходку как поступок «Безумного Макса». Вывод из строя спутника контроля за полетами с помощью Интернета он представил бы как продолжение стрельбы из ракетной установки, привинченной к джипу, который заваливался на бок после каждого запуска. Некто в который раз поменял правила войны на собственные, доступные и «по карману».
Десятки, а возможно и сотни специалистов, шпионов про найму осваивают ремесло программистов: где и как хранятся пароли, как они устроены и как организовать их подбор при взломе, как проскальзывать в «сеть», растворяться в ней и исчезать из неё бесследно, каким образом после определенной доработки откормить на «бэзик-стрит» жирненького сетевого червя, как запустить вирус. Хакер, порезвившись в чужом сайте, с удовольствием оставляет на его титульной странице подобно домушникам свою «кучку». Он невидим, не выявляем, а, стало быть, неуязвим и безнаказан.
Для нелегала, начинавшего осваивать ремесло, скажем ещё в 1980-е годы, такие опыты связаны с восхитительным, редчайшим ощущением. Возникает совершенно немыслимая по прежним, хотя бы пятилетней давности представлениям ситуация — человек в условиях абсолютной безнаказанности.
Не следует считать, что так называемый «вирусописатель» хулиганствующий, но все же бескорыстный компьютерный убийца, получающий удовольствие от самого процесса своих гнусных изысканий, и что если его прицельные удары не заказаны, они не могут считаться ударами. Однако, по сути своей это все-таки удары, удары массового поражения. Те самые, которые страны «не имеющие» могут противопоставить в XXI веке технологической мощи «стран имеющих», это удары в стиле «Безумного Макса», мощь которых уже, возможно, дурманит воображение следующего на очереди Абу Нидала или бен-Ладена.
По оценке специалистов компьютерного антитеррора, мировой «паутине» Интернета суждено погибнуть от компьютерных вирусов к 2010 году. По имеющимся у организации «Message Lab» данным, в 1999 году 1 вирус приходился на 1400 электронных писем. В 2000 году — на 700. Теперь, на пороге XXI века вирусы присутствуют в каждом 300-м послании. Экстраполируя эти результаты, специалисты «Message Lab» обещают, что в 2004 году зараженным окажется каждый сотый e-mail message, а в 2015 году вирусы будут сидеть в 75 % электронной корреспонденции. Вирусные атаки, как считают, например, в университете Беркли, являются в большинстве своем организованными.
После 11 сентября 2001 года ученые и инженеры ускорили осуществление стоящего огромных затрат проекта стопроцентного дублирования управления самолетами, как военными, так и гражданскими, с земли. Если пассажирский «боинг», скажем, выходит из-под контроля, в том числе и в результате постороннего вмешательства на его борту, по радиокоманде через спутник блокируются рули самолета и пилотская кабина как бы «перемещается» в компьютерный центр управления полетами. Центр затем возвращает самолет в нормальное полетное состояние и самостоятельно приземляет на заданном аэродроме. Беспилотное приземление, конечно, сложная задача и не во всякую погоду осуществима… Однако, лучшего средства обезопасить самолеты пока нет. Истребители-перехватчики все равно не успеют, это, во-первых, а пассажиры и команда захваченного террористами «боинга» погибнут, во-вторых.
Теперь представим себе, что однажды, уже после реализации сверхсложного проекта управления полетами самолетов и их приземления с земли, некий «Безумный Макс» пробивается к электронным штурвалам самолета из глобальной сети Интернета. Он аккуратно разворачивает воздушное судно и направляет его на восстановленный в Нью-Йорке Всемирный торговый центр. Затем, открыв на экране монитора «окошечко» для web-камеры, с удовольствием наблюдает, как самолет снова врезается в небоскреб…
Незадолго до появления первых сообщений о конвертах со штаммами сибирской язвы в Интернет была вброшена заметка под названием «Почтовое письмо как залог здоровья». Автор писал о принципиальной разнице между электронными и бумажными письмами.
Обычным письмом послать вирус не безопасно, утверждалось в заметке. То есть, теоретически, конечно, и это возможно, если надеть перчатки, респиратор, пропитать бумажный листок ядом длительного действия, приготовленным из листвы, корней или плодов африканского или азиатского дерева, а письмо вложить в специальный защитный конверт, чтобы не потравить сотрудников почтового отделения. А 17 октября 2001 года лаборатория Касперского сообщила об обнаружении двух интернет-червей, распространяемых в формате «важной» информации о том, как сопротивляться сибирской язве, чьи штаммы могут «прилететь» в конверте.
Разве это не согласованность?
Возникла цепочка. Первое звено — цифровой вирус. Второе — почтовый конверт в качестве средства обеспечения безопасности, который на самом деле сам оказывается источником реальной заразы. И третье звено — появление в «паутине» нагнетающей страх перед этой заразой, заметки, являющейся в свою очередь маскировкой нового цифрового вируса. Цифра — материя — цифра. «Безумный Макс» объединил ракетную установку с джипом. И получил желанный результат: дикую и опасную игру по своим страшным правилам.
Разновидность аксельбанта на левое плечо, В.С.