Не все ловушки настроены непосредственно на захват шпионов. Большинство их видов — паспортный контроль, визы, таможенный досмотр, регистрации, специальные пропуска, наружное наблюдение, разрешения на поездки, негласные обыски, аккредитации, доносы, компьютерные идентификационные файлы и тому подобное являются, прежде всего, средствами устрашения и защиты. Как, скажем, для жулья охранные сигнализации, заборы, стены или решетки, которые ставят не затем, чтобы заманить внутрь и потом поохотиться на нарушителя прав владения, а с целью отпугнуть и, если не предотвратить, то усложнить вторжение.
Стандартные и специальные пропускные «фильтры», другими словами, всякого рода «шлагбаумы» профессионалам знакомы детально. И все же, собираясь преодолевать даже в десятый раз «полосу препятствий», опытный нарушитель изучит её так же тщательно, как и впервые. «Отстать от игры» в эпоху информативной революции слишком легко и, стало быть, в равной степени оказаться обманутым или, отчего не сказать и так, обойденным с флангов.
Не будучи все же специалистом в электронных, психотропных и всевозможных био — и химических трюках, приспосабливаемых в возрастающем числе к ловушкам, шпион по найму полагается на свое нажитое опытным путем базовое знание идеологической, если так можно выразиться, подоплеки подобных устройств. Эта подоплека, отмечал Василий К. Пак в своем курсе «Идеология ловушек», остается на удивление древней. Она все ещё покоится на презумпции непременной уязвимости жертвы. Вроде той, которой руководствуется охотник, считающий, что возле блеющего на привязи в лесу козленка непременно объявится голодный волк. Перехват или поимка шпиона постулированы, а выявление им ловушки — нет, она заранее считается обреченной на успех. Приманка в такой теории считается главным, а техника вторичным, она лишь то, что упрощает, делает безопасным и, если хотите, академичным обнаружение и при необходимости захват.
Опыт показывает, что ловушки-приманки являются фатальными, однако, отнюдь не для шпионов, а именно для тех, кто возлагает надежду на их безотказность. Предположение, что голодный волчище, услышав блеяние свежего мясца, не найдет сил воспротивиться аппетиту, носит теоретический характер. Во-первых, серый может оказаться сытым. Во-вторых, у него есть опыт таскать ягнят прямиком из овчарни, поскольку дворовая Жучка или волкодав Мухтар одной с ним породы, консенсус, по крайней мере, в период брачных игр, между ними вполне достижим. И, в-третьих, если зайти с подветренной стороны, донесется запах капканного железа, перемешанный с сапожным ароматом, оставленным охотником. Иначе говоря, не всякий охранный пост и не во всяком банке, набитом наличностью, то есть с особенно притягательной приманкой, будет атакован. Злоумышленники тоже следят за новациями. Обходных, «мягких» методов грабежа, включая, скажем, электронные, пруд пруди. Да и охранники «силовики» из аналогичной поросли и, в сущности, с волчьей моралью — «Бог не в правде, а силе». Они такие же, лишь припугнуты цивилизацией.
Отсюда вывод: совершенствование ловушек на шпионов — это, прежде всего, развитие гуманитарного, человеческого фактора в их обустройстве и использовании. Мастерство ловца шпионов проявляется в искусстве подбора приманок, которые не распознаются даже опытным нелегалом, а также в артистизме устройства ловушек и профессиональном чутье верного времени и нужного места для их расстановки.
Отправляясь на промысел, охотники и следопыты выискивают и добывают зверя в общем-то с одинаковым оружием и снаряжением, в тех же лесах, долинах или горах. Но одни приносят трофеи, а другие возвращаются с пустыми руками. Успех зависит от смекалки и навыка, природного ума, нажитого опыта, а также способности оценить обстановку и быстро приспособится к ней. Повторимся снова: от человеческого фактора.
Мышеловка прекрасное устройство для поимки грызунов, но и в увеличенном варианте и даже с двумя килограммами сыра она не сгодится для отлова кабана. Существенно — выбрать верное средство для приманки «дичи», и не только оборудовать «агрегат» под эту приманку в нужном месте и в нужное время, но и надежно замаскировать как сам «агрегат», так и его предназначение с учетом возможностей, свойств, привычек, сильных и слабых сторон намеченной жертвы. Те, кто охотятся за шпионами и ставят ловушки, знают эту «игру» и то, как в ней выигрывать.
Шпионаж, как уже отмечалось, в равной степени основывается на расчетливом использовании возможностей, свойств, привычек, сильных и слабых качеств объектов разведывательной вербовки. Шпион точно так же, как и контрразведчик, пытается заманить свои жертвы в ловчую сеть, запутавшись в которой, они выдадут краденые секреты или поспособствуют в достижении других целей.
Существует несколько классических идей ловушек, используемых обоими партнерами, контрразведкой и шпионом по найму, в жесткой игре друг с другом.
Однако, как и всякие идеи, они все-таки нечто условное. Как говорил на Алексеевских информационных курсах профессор Йозеф Глава, разведывательные идеи обретают свое материальное воплощение при одном условии — если на практике их осуществляет удачливый интриган.
Действительно, хотя осторожность и осмотрительность обычно продлевают перспективу выживания во враждебной среде, множество случайных факторов губит порою прекрасно подготовившихся во всех отношениях профессионалов. И в то же время вопреки всякому здравому смыслу и часто полностью необъяснимо нелегалы, не слишком обеспокоенные соблюдением техники безопасности и подстерегающими их напастями, включая захват, выходят сухими из воды. Иначе, откуда бы взяться завистливому выражению — «Дуракам везет»?
Характерная особенность повседневной жизни шпиона по найму заключается в том, что он ежечасно испытывают свое везение.
Работа ловца шпионов заключается в том, чтобы спровоцировать свою жертву на испытание этого везения в течение длительного времени или разовой экстремальной «перегрузкой». Это одна из самых эффективных идей ловушки. Она лежит в основе большинства оперативных контрразведывательных разработок. Суть её сводится к тому, что охотник за шпионом осторожно и взвешенно развращает «зверя», предоставляя ему возможность расслабиться, проникнуться чувством безопасности и снизить порог своей осторожности. То есть создать у шпиона иллюзию попадания в «благоприятную полосу».
Как же отличает нелегал действительное и «подставное» везение? Что вообще значат везение и удача, хороший и плохой шансы в шпионаже по найму?
Всякий выбравший такое ремесло, да и любое другое, при котором исход затеваемого предприятия сомнителен, имеет, конечно, личные, глубоко интимные представления об этих понятиях, свой, сугубо индивидуальный опыт психологического и практического приспособления к капризам «госпожи Удачи». Некоторые уповают на неё с религиозным рвением и начинают просмотр газет с гороскопов. Другая крайность — почти что деловой учет эфемерных «хороших» и «плохих» шансов в качестве позитивных, с одной стороны, и негативных, с другой, то есть самых нелепых вводных, которые в представлении учитывающего их непременно могут повлиять на ход и даже исход операции. Скажем, не вербуют рыжих, встретив горбуна, возвращаются на базу, при виде черной кошки переворачивают кепку козырьком назад, обуваются с левого ботинка, стучат по дереву, и тому подобное…
Как полагал буддист Василий К. Пак и вслед за ним значительная часть профессуры Алексеевских информационных курсов им проф. А. В. Карташова, понятие «госпожи Удачи» в контексте шпионского ремесла определению все же поддается. Возможно, кореец и другие придерживались такой точки зрения, поскольку всем им и каждому по отдельности удалось сохранить, если не рассудок, то головы на плечах, что и стало практической основой их общей теоретической посылки. Мертвые, а также пропавшие «с вестями» — в тюрьмах, и без вести — в небытии, другими словами, отсутствующее и явное большинство их коллег, для которых «их высокоблагородие госпожа Удача» обернулась Дульсинеей Тобосской, свинаркой вместо дуэньи, по понятным причинам возразить по теме не могли…
Определение продиктовал, подытожив соответствующую дискуссию, буддист и кореец, читавший курс «Идеология ловушек» профессор Василий К. Пак. Дефиниция в целом звучала понуро:
«Удача есть комплекс фактов, факторов и обстоятельств, которые на сто процентов не поддаются контролю, воздействию или управлению и внезапно становятся в той или иной степени определяющими для успеха операции на любом её этапе».
У каждого из наставников, участвовавших в обсуждении темы, в ходе шпионской практики случалось что-то хорошее или плохое, в той или иной степени повлиявшее вне их осознанного контроля на совершавшиеся события. Удача или неудача при исходе дела не явились чем-то, что можно было, если не предвидеть, то хотя бы ожидать. Вполне предсказуемые стадии или элементы операции вдруг полностью и неизвестно по какой причине отклонялись от высчитанного из слагаемых обстоятельств вектора развития событий. Вроде того, как в момент наивысшего отчаяния из-за безрезультатного поиска кредита и на пороге банкротства «с небес» сваливается биржевой подскок цен на акции предприятия.
При смертельном столкновении шпиона по найму и охотника за ним различия между удачей и неудачей для каждого не толще, говоря образно, папиросной бумаги. Скачок в ценах на акции, который приводился в качестве примера, не поддавался никакому воображению. Он вообще был исключен из расчетов и должника, и его кредиторов, и тех, кто уже предвкушал выгоды от банкротства, вне сомнения, заранее подстраивая его. Случайность стала неуправляемым решающим элементом для всех участников событий. Она именно такая всегда и при всех обстоятельствах, а также абсолютно вне увязки с любыми планами, расчетами, прогнозами и намерениями.
Таким образом, удачу или неудачу не отнесешь даже к области воображения. И шпион, и охотник за ним, просчитав все варианты и спланировав свои действия, с одинаковым пессимизмом или оптимизмом, в зависимости от темперамента, говорят: «Это сработает, если везение окажется на нашей стороне».
Везение считается «подарком судьбы». С оперативной точки зрения подарок состоит в том, что «госпожа Удача» по своей прихоти подправила обстановку, стала досягаемой для ухаживаний, податлива и готова для использования. Но она же может и отвернуться, если рефлекс шпиона или контрразведчика сработает на уровне павловской собачки. Многое в этом случае зависит от готовности воспользоваться опрометчивостью ветреной дамы. Впрочем, так же как и от готовности противодействовать шансу у противника. Реализация готовности подобного рода частично, а то и полностью может нейтрализовать неуправляемый решающий элемент, то есть случайность, удачную для одной стороны и неудачную для другой.
Противоборство шпиона и контрразведки в таких обстоятельствах сопоставимо с тем, как яхтсмены реагируют на перемену направления и силы ветра. Все они заранее изучили тот же фарватер и общий для всех прогноз погоды. Вперед же вырвался тот, кто детально знал прошлые эскапады фортуны, заранее прикинул её будущие капризы, внутренне и внешне изготовился к широкому спектру неожиданностей и руководствовался во время гонки не столько картой и прогнозом, сколько облаками на небе, ветром, цветом и формой волн, а также изучением соперников.
Везение и, соответственно, невезение не учитываются в оперативных сценариях ни шпиона, ни охотника за ним. Здравомыслящему менеджеру в любой отрасли не придет в голову вписывать в соответствующий бизнес-план нечто подобное в качестве элемента, определяющего результативность предприятия. Удача или неудача, повезет или нет, понятия не из области эффективного управления. Везение или невезение — нечто такое, что обычно соотноситься не с менеджерами, а с гадалками, с судьбой, роком, фортуной, кармой, сглазом и прочим в этом духе. Можно, конечно, обвешиваться амулетами, но все же не это главное перед операцией. Прежде всего, проверяется готовность и увязка реальных составляющих затеваемого дела, а также обеспечивающего оборудования, включая оружие, и только потом прочность цепочки с акульим зубом под сорочкой.
Разборка всякой шпионской операций показывает, насколько важным для исхода дела оказалось случайное везение. Или невезение. О нем, конечно, не говорят на официальных совещаниях. В служебных кабинетах докладывают о внезапных, не предусмотренных в оперативном плане обстоятельствах, которые упустили из виду или, наоборот, ловко использовали экспромтом, о вмешательстве посторонних сил, не поддающихся ни учету, ни воздействию, и либо поспособствовавших успеху, либо сорвавших его, и тому подобном. Об удаче или неудаче молчат, хотя все о ней думают и, возможно, потом, за стаканом пива выскажутся: «Нам крупно повезло». Или в противоположном смысле.
Люди разведывательного ремесла при подготовке операций и их осуществлении руководствуются экстремально прагматичными и жестокими принципами, несоизмеримо более суровыми, чем, скажем, даже сопоставимые с ними коммерческие, финансовые или маркетинговые правила. «Штуковины», которые называют «удача» или «неудача», для руководителя разведывательной сети и его агентуры не существуют. Этими словами обозначаются «успех» или «провал».
Конечно, никто из преподавателей Алексеевских информационных курсов не отрицал, что «в жизни всякое бывает». Но говорилось об этом вообще и уклончиво, нечто вроде того, что, де мол, случайностей у профи не должно быть. Всегда готовятся страховочные варианты. Если нелегал способен вовремя проанализировать каждую ситуацию, в состоянии верно оценивать каждую имеющую оперативное значение случайную, то есть непредвиденную вводную с точки зрения её воздействия на исход дела, везение или невезение можно свести до минимума.
Однако, исключение удачи из оперативных факторов только потому, что абсолютно все случайности следует предвидеть, уподобляется надежде разыскать молочную реку с кисельными берегами. Нет ни вакуума в воздухе, ни дистиллированной воды в луже.
Конечно, чем обширнее приготовления к операции и тщательнее её исполнение, тем меньше вероятностей везения или невезения, определяющих исход дела. В идеале шпион не должен давать контрразведчику ни малейшего шанса на выигрыш в их взаимной опасной игре. Охотник за шпионами, даже проиграв, не погибнет, у него всегда останется шанс отправиться на другую охоту. А всякий проигрыш шпиона — последний. Нелегал вынужден готовиться к прихотям «судьбы-индейки». Он без колебаний и оглядки должен использовать любые допинги, изыскивать любые технологические инструменты, а также трюки операционной психологии, чтобы компенсировать отсутствие права на ошибку.
Василий К. Пак, исходя из своей практики, советовал компенсировать отсутствие права на ошибку за счет обострения, как он говорил, ситуационного чувства времени, которое разнится у разных людей.
Госпожа Удача незримо сопровождает, прежде всего, того, кто знает цену секунде. Случайность, как и все в этом мире, действует не только в пространстве, но и во времени. Чем меньше у неё времени как неуправляемого решающего элемента, тем незначительней её роль.
Шпион по найму может отнять время у случайности, выстраивая две, а ещё лучше три агентурных сети. Первая будет действующей, вторая — резервная и третья — «спящая».
Допустим, что случайность вызвала провал первой, действующей сети. Никого и ничего не следует спасать. Определенно, охотник за шпионом и рассчитывает на естественный инстинкт нелегала — выручить своих. Привязанность, сочувствие или, что ещё опаснее, чувство товарищеского долга, а то и признательность, скажем, за «спасение жизни» в прошлом приманка в ловушке. Профессионал списывает со своих счетов всех, кто застрял в паутине контрразведки или ещё застрянет, отбрасывает абсолютно все, связанное с неудачей, отрезает прошлое раз и навсегда. Никаких колебаний. Быстрота разрыва спасает дело. Сосуществование с невезением в идеале не должно длиться и секунды.
В действие вступает вторая, резервная сеть с другим «агентом поддержки», его информаторами, а также связниками. «Спящая» соответственно выдвигается на позицию резервной, готовая с этого момента подменить активную в случае следующего невезения.
Госпожа Удача предпочитает осмотрительных.
Василий К. Пак любил присказку насчет того, что счастливых звезд на небе меньше, чем несчастливых, и прежде, чем перейти пустую улицу, следует оглядеться именно потому, что на ней отчего-то нет автомобилей.
Осмотрительность следует подпитывать трусостью.
Кореец выспренно обозначал трусость божественным даром. По его теории, страх сопровождает каждого при появлении на свет Божий, о чем свидетельствуют крики, издаваемые от ужаса расставания с материнской утробой. Потрясение на целую жизнь! Оно трансформируется по мере взросления в страх смерти, то есть инерционную трусость перед следующей, второй из двух кардинальнейших перемен в земной юдоли. Перед возвращением к Богу. Или уходом в ад…
Трусость органична. Ненормально её преодоление. В этой ненормальности и заложена причина того, что многие, очень многие, как говорил Василий К. Пак, доходили до преодоления даже страха Божьего! Чего уж говорить о страхе перед тюрьмой или другим возмездием, редко, правда, настигающих профессиональных злодеев, которые спят с угрозой в обнимку и не ведают при этом, что такое бесстрашие. Затяжное преодоление страха и выжигает их внутреннее «горючее» быстрее, чем любые другие заботы. Бесстрашие для человека подполья — душевная патология.
Храбрость для шпиона по найму, таким образом, грехопадение. Госпожа Удача предпочитает ещё и святош.
Выше говорилось, что уязвимость шпиона по найму возрастает на коммуникационных линиях как внешних, то есть в направлении подрядчика и обратно, так и внутренних, в пределах сети. Шпион, который шпионит за шпионами, это знает и выходит на перерез.
С тех пор, как электронные коммуникации стали повседневностью, донесения пошли этим путем. Он стал для шпионской информации лучшим прикрытием.
Любая электронная информация, её источники и получатели после перехвата оцениваются правительственной или корпоративной контрразведкой по собственным критериям. Качественность критериев разнится. И поэтому в электронные «ловушки» не редко попадаются бедолаги, соприкоснувшиеся с чувствительными информационными зонами случайно, или информаторы, отлов которых ничего не дает — «предохранители» их связей с заказчиком данных автоматически плавятся. Профессиональные же шпионы достаточно легко выявляют, нейтрализуют или обходят капканы, эффективность которых рассчитана на массовый перехват.
Контрразведки знают о низкой результативности массированной расстановки ловушек в системах коммуникаций, однако, не в состоянии превозмочь технологические соблазны тотального перехвата информационных потоков. Ловушки такого рода кажутся надежней контрразведчиков из плоти и крови, и на технику сподручнее, чем на людей, валить неудачи при внутри конторских разборках.
Парадокс заключается и в том, что не столь уж дорогостоящий современный компьютер в комплексе с продвинутой техникой перехвата накапливает без всякого разбора такой безбрежности информационный материал, что его практически невозможно оперативно и всесторонне проанализировать. Техника, помогающая сбору данных, их хранению и использованию, провоцирует накопительный подход ко всему, что сходу не застревает в перехватывающих фильтрах. В этих фильтрах массовой прокачки, как показала практика, заметной может оказаться только крупная рыба, которая вполне их обходит стороной, да и мелочь, за малыми исключениями, тоже остается неопознанной достаточно длительное время. Это обстоятельство сдерживает реагирование.
Шпион благословляет непрактичность перехвата всех без исключения информационных потоков, поскольку, чем скоростней и гуще эти потоки, тем неприметней растворяются в них расчлененные на «мелочь» послания. И он дробит и дробит их ещё больше и чаще на куски и фрагменты. Известно, что агенты Усамы бен-Ладена вкрапливали измельченными в тысячи порядков свои разведывательные данные, сообщения и инструкции в сигналы телевизионных станций, которые затем принимались и дешифровались с экранов специальным оборудованием. Продукт измельченного перехвата остается, по крайней мере, некоторое время, вне пределов расшифровки. Шпион за шпионом, провозившись с распознаванием, потом с дешифровкой, не успевает за нелегалом и не может адекватно оценивать оперативную обстановку.
При осуществлении электронной связи решающий фактор её эффективности скорость. Но быстрота передачи компенсируется такой же быстротой перехвата. Решение же что именно делать с перехватом, как им распорядиться в определенных обстоятельствах принимают люди. Которые работают медленнее машин.
Пользователи шифрами и кодами знают, что любой из них будет вскрыт по истечении определенного времени. Вскрывать будут люди, которые работают медленнее машин.
Таким образом, на практике успех или поражение в игре на коммуникационных линиях зависит от выигрыша не «виртуального», а рабочего времени, затрачиваемого на выполнение служебных обязанностей специалистом, медлительным или расторопным, способным или средних достоинств, уставшим или со свежими силами.
Человеческий фактор снова и снова выходит на первый план.
Электронное подслушивание коммуникаций на длинных расстояниях в последние несколько лет сделалось почти автоматическим. Выявление секретных передатчиков и их расположения с помощью гониометрии облегчило проблему преодоления удаленности для нанесения уничтожающего удара или захвата оператора. Хотя широко применяются так называемые «шприцевые» передачи, а миниатюризация передатчиков вообще сняла проблему их тайной транспортировки, они в не меньшей степени стали уязвимыми для захвата. Не помогает и то, что передатчики имеют компьютеризованные программы смены «подписи» отправителя под посланиями. Теперь совершенно невозможно хотя бы в течение десяти минут оставаться в эфире анонимным.
Таким образом, виртуальный мир ещё гипотетичен в качестве результативной среды для обустройства коммуникаций вне досягаемости охотников за шпионами.
Более действенными коммуникационные линии оказываются, каким бы странным это ни могло показаться в наши дни, на обычной почте. Так что, оборудование, устанавливаемое на почтовых линиях сортировки корреспонденции, как и ручные перлюстрации в свое время, отнюдь не убыточно и в XXI веке.
Многие, в том числе и шпионы по найму, продолжают в наши дни электронной связи отправлять и получать послания обычной почтой. Совершенствуемые из года в год методы дают возможность негласно и быстро проверять письма и посылки, до мелочей считывать или копировать содержимое, истолковывать его, сравнивать с информацией, проходящей от данного источника и обратно по другим коммуникациям, включая электронные, и выходить на тех, кому и от кого информация идет.
Отлавливание шпионов подобными «медленными» методами, присущими предыдущим столетиям, представляет по существу разновидность детской игры в прятки. То, что мы попытались выше определить в качестве «удачи», играет здесь большую, если вообще не решающую, роль для успеха.
Чужая переписка имеет непреодолимую привлекательность. Все люди с нескрываемым удовольствием читают письма, предназначенные не для их глаз, если такая возможность представляется. Умение подсматривать называют искусством соблюдать приличия. Свободный даже от таких приличий охотник за шпионами располагает официальным разрешением на попрание тайны переписки. Осведомленность о том, кто и кому пишет, о чем говорится в послании, представляет для него профессиональный интерес.
Конечно, контрразведчик совсем не ожидает, что шпион по найму напишет донесение прямехонько нанимателю. Или таким же образом получит от него инструкции. Или затеет переписку с осведомителями с использованием домашних адресов. Однако, объемистая почта, поступающая, скажем, на какой-то абонентный ящик в каком-то почтовом отделении, будет замечена почтовыми властями. И соответствующий сигнал непременно последует в «соответствующий» орган. Инструкции на этот счет существуют практически во всех странах.
Просмотр почтовых отправлений на выборочной основе является постоянным и непрерывным занятием контрразведки. Программа может расширяться до цензуры абсолютно всех писем и посылок или сужаться до определенных отправителей и получателей в зависимости от того, что диктует оперативная обстановка. Автоматизация обработки и рассылки почты сама по себе дает возможность надежно прикрывать любые перлюстрации. Ловушке на шпионов, как и всякой ловушке не полагается быть заметной.
Каждое изъятие из потока почтовых отправлений и соответствующая проверка письма или посылки производится подготовленными специалистами. Они практически не оставляют видимых следов своего вмешательства. Мало шансов на обнаружение их работы дают шпиону и «выходы» на сотрудников почты, которые могут что-то знать или заметить. Перлюстрация проводится в тщательной изоляции даже от того персонала контрразведки, на который возложена рутинная инспекция почты согласно утвержденной программе. Вся эта проверочная работа к тому же полностью отделена от остальных функций почты. Если «утечка» о неких «поисках» среди писем и посылок случается, её прикрывают запуском слухов, скажем, о контрабанде наркотиков, что подтверждается затем дезинформацией в печати, по радио и телевидению.
Ученые постоянно совершенствуют методы выявления несанкционированного вскрытия почтовых отправлений. Но эти методы, вне сомнения, становятся известными и тем, против кого направлены. Много усилий и средств тратится на разработку все новых и новых изощренных средств как для скрытного вскрытия почтовой корреспонденции, так и для его обнаружения. Опытный шпион должен особенно внимательно следить за подобными изысканиями.
И все же госпожа Удача, может быть, и поможет шпиону избежать ловушки в почтовом отделении, где он любит перекинуться парой слов с симпатичной служащей из комнаты для абонентных ящиков. Для этого ему необходимо выиграть у агентов контрразведки, выборочно, то есть на удачу, просвечивающих письма и посылки, соревнование за неуправляемый решающий элемент — то есть случайность.
Действительно, требуются не минуты и не часы для того, чтобы тщательно просмотреть под «рентгеном» дневную порцию почты и отсортировать те письма и посылки, которые, по мнению агентов-контролеров, заслуживают более тщательной проверки. Почтовые отправления такого рода вскрываются и просматриваются затем их квалифицированными коллегами, которые, конечно, и на это затрачивают время. Плюс к нему минуты или часы, а, возможно, и дни, которые уходят на ликвидацию следов негласного вскрытия. Физическое извлечение содержимого почтового отправления, его копирование, когда это необходимо, и возращение на место с восстановлением упаковки сами по себе сложные технические задачи, решение которых требует не только соответствующего мастерства и деликатности, но и дополнительного времени…
Перехват информационных сообщений шпиона, не означает, что ловушка, поставленная контрразведкой на почте, выполнила свое предназначение. Этот момент — лишь начало игры. Некто, обладающий соответствующими полномочиями в правительственной или корпоративной службе контрразведки, определяет, что именно следует перехватить, то есть пропустить письмо или посылку к получателю или их содержание настолько «чувствительно», что следует предотвратить их поступление к адресату. К выработке такого решения часто привлекается и вышестоящее руководство. На это тоже тратится время.
Шпион по найму в силу профессионального опыта и чутья, основываясь на среднем «ритме» поступлений в его абонентный ящик, обязан «перехватить» такую задержку корреспонденции, которая уже не оправдывается только нерадивостью почтовиков или сбоями в автоматической обработке писем и посылок.
Не следует шпиону по найму рассчитывать и на «святость» дипломатической почты, если по условиям подряда приходиться передавать добытую информацию через связника, который, скажем, работает в посольстве водопроводчиком. Канал связи через дипломатическое посредничество может оказаться дорогой в мышеловку, как и всякий другой. И не обязательно потому, что в «секретной части» посольства обретается «крот».
Обычно дипломатическим чемоданам или, как принято говорить, «вализам» воздается наивысшее уважение даже в странах с режимами, которые не утруждают себя соблюдением международных обычаев. Вне зависимости от того, как отправляются «вализы» — почтовыми посылками, средствами частной экспресс доставки или в сопровождении дипломатических курьеров, их неприкосновенность признается всеми правительствами мира. Подобное правило стало обычаем не потому, что субъекты международного права взаимно сдерживаются от настойчивого проявления любопытства к секретам друг друга. Напротив. Это любопытство воспалено постоянно. Причина сдержанности иная. В случае неуважения к дипломатической почте международные отношения осложнились бы именно потому, что использование секретных методов связи резко бы подскочило.
Однако, как известно, ни в природе, ни в обществе абсолютных запретов, в том числе и на кражу государственных и прочих секретов, нет. Когда необходимость заглянуть в «вализы» экстраординарна, неприкосновенность их нарушается и на стадии упаковки, и при перевозке и после доставки на место. Примеров этому в истории множество. Тайна дипломатической переписки, как и почтовой, а также любой иной, нарушается постоянно и повсеместно, в особенности, когда потребность в этом связана со шпионажем или терроризмом. Шпион, отправляющий послания через посредничество представительства, имеющего право на дипломатические «вализы», обязан следить за развитием техники и приемов такого рода перехватов и четко представлять их невыгоды для себя и выгоды для контрразведки.
Главным препятствием, сдерживающим ловца шпионов от взлома дипломатической почты, являются не оглядка на международное право или угрозу политического скандала, а опаска ответных репрессалий. Воровская «сдержанность» проявляется ради интересов собственного шпионажа.
Проникновение в дипломатическую почту, тем не менее, представляет повседневную, хотя и абсолютно секретную, часть работы контрразведок и разведок. Это деликатные, требующие особого мастерства операции. И поэтому они представляют самые опасные «случайности». «Удар судьбы» с этой стороны держать почти невозможно.
Ставшее практикой наружное наблюдение, то есть скрытая слежка за дипломатами и другими, включая коммерческих, иностранными представителями также касается шпиона по найму, если у него имеется «контакт» в посольстве или другом представительстве. «Контакт» в случае выявления может стать поводом для расстановки ловушек на дипломатических коммуникационных линиях именно с прицелом на него, подпольщика, лишенного всякой защиты в отличие от официальных представителей «под крышей».
Коммуникационные ловушки для шпиона, как правило, носят долгосрочный характер. Едва его почта — электронная, по радио, письменная или в любом другом виде — оказалась в перехватывающем фильтре, охотник за шпионами немедленно маскирует происшедшее. Риск выявления перехвата и методов, которые использовались, контрразведка исключает любой ценой. Ради этого решаются даже на рассчитанные потери, то есть умышленно пропускают определенную дозу «чувствительной» шпионской информации или даже всю её полностью. Это же делается, если секретное послание угодило в перехватывающие фильтры специальной ловушки, предназначенной для отслеживания ещё более важного агента противника, скажем, стратегического значения «крота». Малым жертвуют ради большего.
Фильтрация информационного потока на коммуникационных линиях при всей своей технической сложности, хотя и требует известного умения импровизировать, а также тренированного чутья на «необычное», все же относительно управляема и поддается планированию. В виртуальном мире и оперативная обстановка виртуальна.
В реальном же мире, на следующем этапе охоты за шпионом она, соответственно, реальна и напрямую сопряжена со стрессами визуальных и, возможно, боевых контактов в ходе обнаружения, наружного наблюдения и захвата агента. Если электронные инструменты передачи, приема и перехвата информации претерпевают революционные усовершенствования, то выслеживание, выявление связей и арест шпиона и его подельщиков сохранились в неизменном, библейском виде. Конечно, оперативная техника, ауди — и видео записывающие устройства, камеры с телеобъективами, инфракрасные бинокли, спутниковые телефоны, электронные «метки» и радиоэлектронные маяки и тому подобное становятся все совершенней и миниатюрней. Но и только. Захват остается захватом. Никому не придет в голову кричать при аресте «Пожалуйста, без рук!»
Услышать и идентифицировать «позывной» нелегала — только кончик нитки, которую предстоит ещё тянуть и тянуть. Охотник за шпионом считывает и истолковывает его сигналы, выявляя что противник успел натворить и прикидывая на что он нацеливается. Какими бы изощренными ни были перехватываемые коммуникации, для охотника за шпионами они представляют разновидность тропы, на которой все чаще и все более предсказуемо появляется агент. А затем наступает и то долгожданное время, когда на тропе уже не виртуальной, а земной контрразведчик расставит капканы и, наблюдая, как шпион приближается к ловушкам, будет предвкушать захват невидимки, с которым они так долго водили друг друга за нос.
Засады на шпионов — устройства штучные. Как правило, выслеживаемый зверь — это маргинал, индивидуальный предприниматель, чье существование вне подполья подобно засвеченной фотопленке. Такие не просто опасны. Каждый из них опасен, во-первых, по-своему, то есть непредсказуемо, и, во-вторых, целиком и полностью применительно к выполняемой ими задаче, ради которой ни перед чем не останавливаются. Поэтому для заманивания в ловушки и выслеживания шпионов требуются, прежде всего, крайней степени прагматизм, осторожность и тщательность. Профессионализм контрразведчика в этой дуэли подвергаются суровому испытанию. Сама же ловушка, которую он готовит, предназначена не просто для захвата конкретной личности, реально существующей во времени и пространстве, и совсем не ради одного пресечения её подпольной деятельности. Ловушка приспосабливается в первую очередь и прежде всего именно для того, чтобы исчерпывающе идентифицировать преступление попавшего в западню. Без этого она ловушка на половину, если вообще может считаться ловушкой.
Приведем аналогию. Западня, допустим, на слонов, огромная и массивная, поставлена в тропических зарослях. Если слон попался, агрегат оправдал свое предназначение. Трофей именно тот самый, на который и рассчитывали.
Но в слоновью ловушку может угодить и другое животное, мельче и слабее. Это значит, что западня не сработала, идентификатор дичи в агрегате оказался ущербным. Трофей приходиться отпускать за ненадобностью, время и средства растрачены напрасно.
Ловушки, устраиваемые контрразведкой, предназначены, во-первых, для захвата добычи совершенно определенного типа, и, во-вторых, для неоспоримой идентификации трофея. Охотнику за шпионом необходимо точно знать, что попавшийся в его виртуальные силки действительно шпион. Если соответствующих улик ловушка не дает, шпион останется кем-нибудь, ему не предъявить обвинения. Второй этап операции — перехват и арест откладываются тогда, может, и навсегда.
Шпионы идентифицируются по тому, что, когда и как они делают, по их контактам с заказчиком и информаторами, по доказательствам злонамеренности их действий и измене подручных. Ловушка призвана сорвать маску, выставить нелегала на свет Божий в качестве преступника и показать его таким, какой он есть на самом деле, да ещё и сработать при этом, что называется, с тихим шепотом, то есть так, что проведение разоблачения будет невдомек как самому шпиону, так и его подрядчику.
Пока шпион находится под постоянным наблюдением, контрразведка готовит его «изъятие» из ловушки в выгодное для себя время и намечает варианты использования «трофея». Судьба нелегала практически предрешена.
Однако, как говорил князь Сирилл Клинско, чем пристальнее всматриваешься в ночь, тем больше она кажется сумерками.
Шанс на спасение, хотя бы временный, может оставаться у шпиона по найму даже при таких обстоятельствах.
Какие-то сомнения в отношении идентификации нелегала или отдельных эпизодов его «деятельности» не исчерпываются долго. Кроме того, внутри спецслужб амбиции тоже разнятся. Пререкания между людьми контрразведки и разведки относительно того, как использовать шпиона в будущем, тянутся даже после завершения операции.
Сомнения контрразведки, а также возможные споры её людей с разведчиками становятся козырной картой нелегала. Он сможет сыграть ею, правда, практически только в темную, поскольку профессиональная ловушка подобна лабиринту. Шпион, ощутив угрозу, точно не знает где именно действительный выход из положения, а действовать следует быстро. И поэтому приходиться блефовать, выставляя общую раскладку карт, то есть складывающуюся оперативную обстановку, так, будто ловушка ещё не полностью идентифицировала шпионскую подноготную агента, что остаются некие тайны, которые окажутся похороненными в случае преждевременного его «изъятия». Другими словами, шпион по найму делает все возможное и невозможное, чтобы затянуть продолжение негласной проверки за собой под накрывшим его колпаком. А там, будет день, будет и пища…
Нелегалы, побывавшие в таких ситуациях, являются носителями уникального опыта.
На Алексеевских информационных курсах имени проф. А. В. Карташова один из таких, Боб Шпиган, в прошлом частный детектив международного класса, вел семинар «Ломка воли противника». Это был энергичный весельчак, потомок черниговских уроженцев, полное имя которого звучало Борис де-Шпиганович. Приставку «де» к фамилии изобрели его родители, поскольку без неё французам вовек бы не распознать в них шляхтичей.
Боб утверждал, что любая ловушка, поставленная спецслужбами, может расцениваться в качестве действительно эффективного средства выявления и захвата шпиона только априори. После того, как жертва попалась и её шпионская сущность идентифицирована, следующее первостепенное назначение ловушки — служить лакмусовой бумажкой для определения «породы» и личных качеств человека, с которым контрразведке ещё только предстоит по настоящему схватиться после ареста.
Не секрет, что вооруженное вмешательство США и союзнических им сил в Афганистане являлось, помимо всего прочего, составной частью ловушки, уготованной американскими и британскими спецслужбами для Усамы бен-Ладена. Едва вторжение началось, десятки специалистов оказались привлечены для составления психологических портретов «террориста номер один». Все они легли в основу психоробота для подготовки следователей ФБР к предстоящим допросам «императора страха», подобно тому, как для боксеров под вес и темперамент будущего противника подбирают тяжесть, контуры и динамику подвески тренировочного мешка с опилками.
В качестве примера приведем стенограмму характеристики Усамы бен-Ладена, которую дал петербургский психолог профессор Роман Войтенко:
«…устремления его, по сути, эгоистичны. Мы имеем дело с современным Геростратом. Ему неважно, каким образом он станет известным, даже если ради этого придется стать мучеником. Не имеет для него значения и то, во что это обходиться человечеству.
Бен-Ладен мало заметен. Он мало выступает. Он не принимает на себя ответственности за те террористические действия, в которых он сильно замешан и организатором которых является. Эта особенность его личности. Она и позволяет говорить о том, что, несмотря на всевозможные прикрытия одним из современных направлений ислама, это по сути дела эксцентричный и эгоистичный человек, у которого по шкале ценностей его собственный успех, его собственные свершения, его притязания являются, наверное, ведущими.
Как он организовывает самореализацию, это вопрос другой. Один это делает более открыто, скажем, как Гитлер. А вот Сталин делал это ближе, можно сказать, к [духу] Бен Ладена. Он тоже как бы стоял немножко в стороне, он как бы не сам был на первом плане. И эту особенность необходимо, видимо, тщательно проанализировать и использовать…
Личность Бен Ладена достаточно гармонизирована. Достаточно социабельна. Иначе невозможно было бы создать такую разветвленную хорошо организованную организацию.
С другой стороны, этот эгоцентрический интеграл личности, если рассматривать его как слабость, и позволяет говорить, что здесь заложена личностная его бомба [замедленного действия], личностная его неудача. И, наверное, можно было бы найти пути воздействия, исходя из этих особенностей, на бен-Ладена.
Мне вообще думается, что нужно глубже проанализировать особенности личности противников и сородников этой личности. Потому что такой подход помогает найти ещё один вектор в характере человека, который имеет серьезную общественную значимость.
(Вопрос): В последнее время появились сообщения, что Бен Ладан начал страдать почечной недостаточностью. Как это может повлиять на его психическое здоровье?
(Ответ): Вопрос этот очень интересный… Мы сейчас проводим исследование: больные с хронической почечной недостаточностью, которые находятся на диализе, живут [теперь] достаточно долго. А жизнь в ситуации болезни, при этом тяжелой болезни, ведет к тому, что серьезно меняются и психические процессы, меняется их мотивация, меняется ориентация личности и постепенно [болезнь] может стать одним из посылов такой тяжелой террористической акции как в Нью-Йорке. Одним из посылов.
(Вопрос): А насколько могли бы повлиять на его психологию те сексуальные ограничения, которые существуют в мусульманских странах?
(Ответ): Я не думаю, чтобы они могли повлиять серьезно. Слишком он гармонизирован как личность. Темперамент очень устойчив и я думаю, что эти проблемы он решает достаточно успешно.
(Вопрос): А как можно использовать недостатки его характера в целях продолжения антитеррористической операции?
(Ответ): Эти недостатки бесспорно можно использовать. Во-первых, глубже исследовать информацию о нем. Он плотно закрыт от мира, недостаточно о нем информации. Следует всеми возможными путями собрать о нем информацию. Второе, можно воздействовать не на него самого, а на его окружение…»
Разумеется, не всякий террорист или шпион по найму, оказавшийся под колпаком, заслужит запросов на составление его характеристик на столь высоком научном уровне и в разных странах. Но мини-аналогии существуют всегда. «Вскрытие» подноготной ничтожного агента может дать многое относительно крупной дичи. Профессор Войтенко не просто так сказал: «…воздействовать не на него самого, а на его окружение».
Таким образом, есть все основания устраивать ловушки изначально так, чтобы, упаси Боже, не сломать будущего пленника ни психически, ни морально, ни физически. Она должна обеспечить получение из него главного продукта контрразведывательного производства, а именно ответ на вопрос кардинальной важности — на кого шпион по найму работает. Без такого ответа ловушку считать удавшейся не приходиться.
А между тем, как считал Боб Шпиган, девять из десяти шпионов получают свои подряды через посредников и, добившись сведений о таком посреднике, может быть, более выгодно выпустить «замаранную» птичку на четыре стороны, да и последить за её порханием. Ведь настоящий профи, если и сохраняет верность, то только себе. Для измены ему не нужно обеспечивать себе даже алиби, ибо наемнику некому изменять, для него это не преступление, он служит только в данное время или только по данному подряду.
Рассуждение про алиби Боб, любивший плагиаты, заимствовал у судьи, который вел разбирательство по иску «штат Бомбей против Бориса де-Шпиганович». Дело было возбуждено после того, как ранним утром сработала электронная сигнализация в «Шанхайско-Гонконгском банке», где Боб «несанкционированно провел ночь».
«Что? У ответчика нет алиби? — спросил удивленный судья. — Злодей бы заготовил заранее и не одно… Невиновен! Определенно, как и утверждает, явился пьяным перед закрытием и свалился незамеченным за колонной. Штраф за нарушение общественного порядка».
Операционный банковский зал, в который заманили Боба, на самом деле оказался подставой в ловушку. После суда отрыв от «хвоста» индийской контрразведки стоил Шпигану, как он сказал, недели «жуткого существования», огромных расходов из собственного кармана и потери «великолепной южноафриканской идентификации»… Но, как он добавлял в конце своего захватывающего рассказа, цитируя кого-то, «шкура лисы — моя тайная кольчуга».
Возможности выстраивания ловушек для шпионов неограниченны, базовые идеи дают возможность для бесконечных вариантов их устройства, приспособления к обстановке и совершенствования. Каждое «дело» до или после выявления и анализа перехваченных коммуникаций заставляет контрразведку не менее тщательно, чем шпион идентификацию, подбирать варианты и детали ловушек и вообще все, что необходимо для захвата нелегала с поличным.
Шпиону следует помнить, что контрразведчик, правительственный или корпоративный, прежде всего чиновник, клерк. Он выберет наилегчайший служебный путь: сузит всякую идею ловушки до простейшей формы и примется рассматривать поставленную задачу не с точки зрения её особенностей, а исходя из того, что у него имеется на руках, включая время, остающееся от выполнения других обязанностей.
Но на длительность такого везения расчет все же будет неоправданный. Шпион будет продолжать действовать и, значит, преумножать улики, беспокоящие безопасность соответствующей организации. В конце концов, нерадивого контрразведчика заменяют квалифицированным и опытным дознавателем. Этот охотник за шпионами рассмотрит возникшую задачу всесторонне. Прежде всего, он выделит так называемую корневую идею ловушки, вокруг которой и будет строить свои расчеты. В чем главная слабость шпиона? Как использовать её применительно к обстановке? Каковы мелкие недочеты в работе нелегала — личные, организационные, ситуационные или методологические?
На эти вопросы комплексные ответы контрразведка находит в процессе перехвата коммуникаций, затем при выслеживании шпиона и его агентуры, а также его поведения и поведения его осведомителей в тот период, когда они почувствуют себя «под колпаком».
В большинстве случаев запуск соответствующих расследований бывает вызван каким-то происшествием. Чаще всего это внезапно обнаруженные признаки утечки информации или исчезновения материальных ценностей, какие-то другие обстоятельства, которые заставляют думать, что случившееся — работа шпиона. Само существование засланного шпиона или предателя в начале бывает только ещё предположительным. Все дело представляется некоей абстракцией. Но и из первых небольших признаков и свидетельств, тщательно собранных, ловец шпионов может очертить общие контуры того, чего же именно может добиваться шпион. Возможно, возникнут и какие-то зацепки, позволяющие рассчитывать на наличие у шпиона некоей личной слабости. Тогда идеологию ловушки будут основывать на двух моментах — вокруг той цели, на которую, как кажется, нацелен шпион, и с расчетом на имеющуюся у него некую слабость. Остается спровоцировать для шпиона соответствующие обстоятельства, оказавшись в которых, он неминуемо ринется к подставленной в качестве приманки цели и к тому же проявит слабость, на которую и сработает ловушка. Чем больше известно о потенциальном шпионе, тем прицельнее окажется западня на него. Лучшие ловушки делаются штучно.
Шпион должен четко себе представлять, что контрразведка сконцентрирует внимание именно там, где идеология затеянной ею ловушки тесно привязана к игре на его главной цели, на его конкретных личных особенностях и слабостях. Охотник за ним будет не просто сидеть у ловушки, он займется ещё и активным заманиванием в неё агента. Кто первый в этой дуэли заметит что-то или кого-то, тот и получит возможность, образно говоря, сделать первый и, возможно, последний победный выстрел. Это очень важный момент именно в нем закладывается успех или провал операции. И, если охотник за шпионом опередил шпиона, его главным оружием становится — рано или поздно, но непременно — допрос.
Один из высокопоставленных чинов спецслужб, оказавшихся в ловушке, Владимир Крючков, последний председатель КГБ СССР, оставил интересные свидетельства о том, что такое по психологическому и нравственному воздействию допросы и очные ставки, через которые ему довелось пройти в Лефортово после августовского путча 1991 года.
Наиболее характерные выдержки:
«По нагрузке допрос — процедура изнуряющая, очная ставка — ещё тяжелее. О взаимопонимании между допрашиваемым и следователем не может быть и речи. После допроса или очной ставки — глубокие раздумья, внутренняя борьба и одна, не покидающая тебя навязчивая мысль: кому и зачем это нужно?
…В тюрьме чувствуешь, как напряженно работает мозг, как без всякой шелухи выдает оценки, ищет выход…
Но я понимал и другое: на меня пытаются оказать психологическое давление. Стали чаще менять сокамерников, их число увеличивалось, ужесточался порядок общения с адвокатом…
Неравенство сторон — следователя и подследственного — ощущается практически во всем. Во-первых, следователь хозяин времени: день, час, продолжительность допроса, перерывы в работе с подследственным — все в его власти. Характер, направленность допроса также определяются следователем: он подбирает вопросы, очередность постановки, вокруг одних может кружить часами, по другим скользить. Внезапность темы допроса — излюбленный прием, хотя он мало что дает.
Многократный допрос по одним и тем же эпизодам, дополнительные вопросы, уточнения сопровождаются, как правило, подчеркиванием, что он, следователь, только и думает, как бы мне, бедолаге, помочь. Иногда даже становится неудобно оттого, что он усердствует, а ты не ценишь его стараний. Вдруг следователь выходит из себя, изображает обиженного, утверждает, что хотел бы помочь, а подследственный делает себе хуже. Много и других дешевых примитивных приемов, но они, как ни странно, иногда срабатывают, помогают следствию.
Причина в том же незавидном положении подследственного — он готов ухватиться за любую соломинку, связывая с ней надежду на спасение. Подследственный даже может наговорить на себя лишнее!
Все уловки приносят только временный успех, только в ходе предварительного расследования, о чем следователи забывают. В судебном заседании «успех» оборачивается брешью и компрометацией следствия».
Боб Шпиган рассказывал курсантам Алексеевских информационных курсов о своей отсидке под следствием в течение двадцати месяцев в Гонконге в бытность этого города британской колонией. Боб оказался за решеткой за превышение полномочий — выследил двух новозеландцев, выкравших партию сырых алмазов в Амстердаме, и допросил их «с пристрастием». Камни возвратили владельцам, а Боба, подставленного подельщиками поисковиков бриллиантового сырья, засадили в тюрьму. Кто-то, как говорил детектив, позаботился о поступлении в полицию свидетельств его причастности к контрабандной торговле опиумом.
В первую же ночь в портовой тюрьме Шпиган поставил себе задачу: «пережить, хотя бы на один час доносчиков». Месяцы шли, казалось, что неволя и допросы не кончатся никогда, но он оставался верен своей «идее-фикс» — пережить «их». Он видел, как европейские сокамерники в этой азиатской тюрьме теряли надежду, впадали в отчаяние и переставали есть. Их живьем пожирало чувство обреченности, а Боб-то знал, что обреченность только изобретение следователей, выдумка глупее, чем сказка о том, что «преступнику положено сидеть в тюрьме». Он не позволял унынию и злобе овладевать собою, поскольку и то, и другое выматывали силы, он экономил в себе «что только мог». Другие отворачивались от реальности, погружались воспоминаниями в прошлое, теряли чувство времени… Боб Шпиган был устремлен всеми помыслами и надеждами в будущее.
«За пятнадцать лет своей авантюрной жизни, — сказал он, — я ввязывался во многие свалки, но тюремную битву, самую трудную, мне приходилось вести против самого себя…»
Примечательно, насколько эти слова перекликается с рассказом, поведанным почти тридцать лет спустя Григорием Пасько, капитаном второго ранга ВМС РФ. Проведя в камере Владивостокского СИЗО свои двадцать месяцев, включая восемь в одиночке, он записал:
«…Я приближусь к той грани человеческого сознания, за которой начинается бессознательное. И испытаю жуткое желание переступить эту грань. От вывода до крика, от крика до мычания, от мычания до физической боли в голове и груди переходил я изо дня в день, путая дни и ночи, с одним приказом самому себе: не сдаваться».
Разумеется, на кафедре Алексеевских информационных курсов под Брюсселем Боб Шпиган появился много позже своих тюремных университетов. Трудно сказать, таким же энергичным и жизнерадостным он выходил из камеры или нет. Но и спустя пять, а может и семь лет после гонконгской отсидки он, хотя и производил впечатление «человека без возраста», все же держался нарочито по-мальчишески. На занятиях, если Боб распалялся, трудно было понять, кто же перед слушателями — детектив международного класса или святоша. Все-таки тюрьма надломила его. Он стал преподавателем потому, что не мог больше работать в полную силу.
«В камере, — сказал он, — мне хотелось, чтобы на меня всегда падал свет, излучаемый Господом. Я был благодарен Ему за силу моего отчаяния. Оно позволяло мне вырываться из апатии…».
А допросы? Как он боролся на допросах?
Боб Шпиган ответил: «Следствие может вытащить из вас, хотя бы клещами, любые показания. Однако, что именно эти показания должны доказывать зависит только от вас».
Может, так с ним и было. Но рубцы от клещей на руках, судя по всему, остались. Боб никогда не появлялся на внутренней лужайке Алексеевского кампуса в рубашке с короткими или закатанными рукавами.