— Браво! — восторженно кричит карлик. — Здорово…очень здорово. Песенка хоть и матерная, но с большим смыслом. Прямо про нас с вами, козлятушки вы мои. Голос и исполнение, просто превосходны.
— Ну так чё, берёшь? — в голосе Геракла слышится затаённая надежда, будто он находится на кастинге конкурса «Евровидение».
— Беру! — Карлик машет рукой, с зажатым в ней револьвером. — Только гитару с собой захвати.
— Обязательно! — обрадованный исполнитель вскакивает со стула, потрясая гитарой, будто выигранным кубком.
«Поздравляю, дружище! Мы с тобой прошли кастинг на очень увлекательную игру, которая называется «Вышиби себе мозги!»» — думаю я, обводя всё это сумасшествие безумным взором.
— Герман, Напиши Диме, чтобы поставили замки на предыдущую программу…это буквально на пять минут. — распоряжается Карлик, затем тут же обращается к нам. — Я ведь не ошибусь, если предположу, что у вас есть все дубликаты ключей?
— Есть! — решительно киваю я.
— В таком случае, у вас есть пять минут, чтобы оказаться в нашей компании. Надеюсь, дорогу найдёте?
— Найдём! А как же они? — я указываю на оставшихся друзей, растерянный вид которых показывает, что они не знают, что им то делать.
— А эти два юноши, останутся. Нас уже итак слишком много, для такого маленького помещения, а я не переношу тесноты. А вашим друзьям остаётся только ждать и бояться. Почему бояться? Просто ждать неинтересно и скучно. Ждать чего-то страшного гораздо интересней. Итак…ваше время пошло.
25
Я наспех обнимаю Уксуса, тычу в бок Поночку, на секунду прижимаясь лбом к его лбу. Стараюсь сделать наши объятия обыденными.
— Не переживайте пацаны, мы всё решим! — Поднимаю сжатую в кулак руку.
— Мы не сомневаемся, брат! До встречи! — говорит Уксус и глаза его блестят.
— Ну всё, Вова пошли, время!
Я окликаю застрявшего в объятьях Поночки, Геракла, и подхожу к двери. Все карточки Буратина предусмотрительно пронумеровал маркером, согласно порядка прохождения дверей. Я прикладываю карточку с криво намалеванной чёрным цифрой «один» к пластиковой панели возле двери. Маленькая лампочка меняет цвет с красного на зелёный, и в замке раздаётся характерное жужжание.
Я открываю дверь, выходя стучу по косяку (дурацкая примета), и ещё раз машу пацанам напоследок. Квест стартовал. Мы оказываемся в узком коридоре, с глянцевым как зеркало полом, который быстро заканчивается упираясь в лестничный пролёт. Свистя резиновыми подошвами, уныло шагаю по ступенькам, чувствуя позади тяжёлое дыхание Геракла.
— Чё, Славка, страшно? — Он нарушает молчание, видимо думая подбодрить меня этим неуместным вопросом. Страшно ли мне?
— Нет, Вова!
Да, Вова! Мне страшно…ещё как страшно. Моя сжимающая карточки ладошка, мокрая от пота, а в горле пересохло, будто я глотнул вязкого клея. Я трус, Вова, но никогда тебе в этом не признаюсь. Почему? Потому что я иду в авангарде, а ты за мной наблюдаешь. Точно так же было, когда мы шли на разборки с зареченскими. Мне было страшно, потому что я знал, что они сильнее, и мы крепко получим по щам. Но я шёл, потому что сам был инициатором стрелки, и сливаться было поздно. Я шёл на ватных ногах, которые порывались унести меня прочь. Но сзади шли вы, и мне приходилось уверенно шагать, стискивая стучащие зубы. Даже когда мы на спор снимали девчонок, за своей напускной бравадой, я прятал страх. Меня трясло от мысли, что я могу потерпеть публичное унижение (что чаще всего и случалось), но всё равно приходилось с глупой улыбкой подкатывать к расфуфыренной красотке, которой такой оборванец и малолетка и в подмётки не годится. Я был вынужден казаться храбрым, из-за того, что вы за мной наблюдали. Но ты, Вова не такой. Я знаю, что ты храбрый по-настоящему. Ты настоящий, но я никогда тебе этого не скажу, так же как и того, что я трус.
Перед нами очередная дверь, я нахожу карточку с номером «два» и открываю замок. Скрипя подошвами, пересекаем большой холл.
— У тебя есть план? — спрашивает Геракл.
— Весь мой план, сделать всё, чтобы до неё не дошёл ход.
— Хм-м…да-а…план так себе. Неконкретный и туповатый. — Я чувствую спиной его кривую улыбку.
— У тебя есть что-то умнее?
Очередная дверь. Карточка номер три. Мы оказываемся в переходе, соединяющем крылья здания.
— Пока нет…просто это как-то тупо, плясать под дудочку этого недомерка.
— Под дудочку этого недомерка, Вова, пляшет весь город, криминал, банкиры, бизнесмены, депутаты и даже сам мэр. Почему ты думаешь, что он не заставит плясать нас, тем более нам есть за что. Ты уж меня прости. Я должен был остановить Буратину, или по крайней мере поставить в известность вас, — говорю я, продолжая скрипеть подошвами по глянцевому полу.
— Сейчас-то чего…дело прошлое. Нужно думать, как выкарабкаться из этой жопы, а извиняться будете потом.
— Давай решать по обстановке, дружище!
По мере продвижения по коридору, ватные ноги замедляют ход. Чем ближе мы приближаемся к этой проклятой двери, тем больше нарастает тревога, а инстинкт самосохранения, парализует разум, но какая-то его частичка ещё жива, и только она мобилизует меня прибавить шаг и поднять голову. Я знаю, для чего туда иду. Моя задача сделать всё, чтобы в Светкины руки не попал атрибут этой дьявольской рулетки.
За спиной неожиданно раздаётся весёлое бренчание гитары.
«Вместе ве-есело шага-ать по просто-орам,
По просто-орам, по просто-орам…»
Бодрый баритон Геракла разливается по коридору, отражаясь от мрачных синих стен.
«…и конечно при-ипевать лучше хо-ором,
Лучше хо-ором…лучше хо-ором…».
На моем лице непроизвольно возникает широкая улыбка. Тревогу снимает как рукой, и я переношусь в безоблачное детство.
***
Я марширую в центре раскачивающейся и горланящей кучки, одетой преимущественно в синие и коричневые цвета. Это наш класс, который участвует в смотре строя и песни. Мы с Вовиком, как всегда плечом к плечу, вышагиваем в середине строя. В отличие от класса, где нашим излюбленным местом является задняя парта, в строю мы предпочитаем находиться посередине. Передние, задние и боковые ряды всегда на виду, и это обязывает неистово маршировать и горланить песню на разрыв глотки. Посерёдке же, можно чутка расслабиться, шагать не в ногу и не петь. Передо мной кудрявая шевелюра Лысого, который распевая писклявым голоском, так трясёт башкой, что с волос, подобно снегопаду сыпется перхоть, накрывая белой позёмкой синюю ткань. Кличка «Лысый» образована от фамилии и несколько диссонирует с образом патлатого паренька.
Вовик, как обычно криво ухмыляется и держит руки в карманах. На нём синий костюм с затёртой эмблемой на рукаве пиджака и лоснящиеся вытертые штаны. Галстук на тонкой шее повязан криво, а по центру красного узла темнеет пятно, образованное упавшей на него кашей, либо соплями, так как Вова обычно пользуется этим аксессуаром как носовым платком. Перед его носом хаотично болтается огромная, толстая в кулак, коса Надьки Евграфовой.
«Спой нам песню перепёлка перепёлочка-а…»
На последнем протяжном звуке, Геракл дёргает за косичку, будто за верёвку на унитазном бачке, от чего рот у Надьки открывается шире и протяжная «а-а-а» в конце фразы звучит очень убедительно.
«Раз иголка два иголка будет ё-ёлочка-а-а…»
И снова ручонка Геракла дёргает заветную верёвочку, после чего тут же прячется в карман.
Надька не оборачивается, и лишь по малиновому цвету мочек ушей видно, насколько она зла. Но она знает, кто это делает, а главное за что, поэтому по окончанию смотра не отхлещет негодяя по морде мешком со сменной обувью. Сама виновата.
Надька сдала нас пионервожатой, что явилось следствием жуткого скандала с вызовом родителей и угрозами завуча поставить маленьких мерзавцев на учёт в комнату милиции. А дело то было дрянь. Просто Вовик, уже с детства имевший тягу к музыке и всяческим музыкальным инструментам, вздумал создать рок-группу. Вдохновившись примером таких восходящих звёзд отечественного рока, как «Кино», «Наутилус Помпилиус», «ДДТ» и «Аквариум», Вова однажды произнёс: «Они могут, а мы, что рыжие?». Репертуар можно было пока заимствовать у известных групп, благо, главный солист тоже имеется и поёт ничем не хуже.
Остальные члены группы подбирались не по музыкальным навыкам, а по единственному принципу. Все они, то есть мы, были друзьями Вовика. Дело оставалось за малым, за инструментами. В наличии была гитара отца Вовика и домбра, стянутая Уксусом с кружка, который он посетил всего один раз. Хоть все мы и были начинающими музыкантами, но подозревали, что этих инструментов недостаточно для полноценного звучания. Нужны были как минимум барабаны. Где же их взять? Ну, разумеется, в пионерской комнате. Там их столько, что можно смастерить из них целую барабанную установку не хуже, чем у «Наутилусов». Ещё там есть горн, который тоже пригодится, хотя пока не понятно как. Оставалось только придумать, как всё это позаимствовать. Собственно, там и думать было нечего. Замочек, на который запиралась комната, с ценным инвентарём, был простейшим. Такие замки вешали на почтовые ящики и открывались они, любым попавшимся под руку острым предметом. Наша пионервожатая Тамарка, либо не знала об этом факте, либо не могла предположить, что кто-то может позариться на пионерский инвентарь, но на любое плохо лежащее имущество в то время всегда находились охотники.
Всё шло, как по маслу. После уроков мы с Вовиком зашкерились в предбаннике, находящегося в подвале тира, где часа два сидели на ступеньках, дожидаясь вечера. Под покровом сумерек, стараясь быть незамеченными техничкой, мы выбрались из подвала и порскнули на запасную лестницу, которая находилась рядом. Запасной выход не закрывался, и в дневное время там просто ставили двух дежурных, до сих пор не понимаю зачем. Мы беспрепятственно зашли в дверь, от которой было буквально два шага до заветного кабинета. Дежурное освещение ещё не включили, поэтому всё вокруг было окутано голубыми сумерками. В этих сумерках мы и наткнулись на Надьку, которая как раз направлялась из коридора к лестнице. Непонятно, что она там делала, а мы и не интересовались, лишь обменялись при встрече глупыми улыбками. Мы и предположить не могли, какую опасность таит за собой это случайное столкновение, и продолжили путь.