Буратина кивает молча, но в движении его подбородка читается уверенность. По крайней мере, один ход он себе обеспечил.
— А может, вы нам сыграете, пока не началось? А то потом будет неловко, да и руки у вас могут быть другим заняты. — Карлик делает умоляющий жест, обращаясь к Гераклу.
— Что сыграть?
— Сыграйте «Коней» Высоцкого. Можете?
— А чего не мочь?
Геракл вскидывает гитару, ловким перебором отбрякивает проигрыш, вступает резко, громко, так, что в ушах звенит.
«Вдол-ль обр-рыва, да над пр-ропастью, по сам-мому по кр-раю-ю,
Я коне-ей с-своих-х нага-айкою с-с-тегаю-ю, погон-няю…»
Карлик, закатив глаза, откидывает лягушачью голову на спинку кресла, начинает плавно раскачиваться в такт музыке.
Геракл поёт, будто в последний раз, отчаянно лупя по струнам и горланя на разрыв, так, что жилы на покрасневшей шее вздуваются до невероятных размеров. Это его любимая песня, точнее просто его песня; песня, которая впиталась в него с молоком матери.
«Чу-уть пом-м-м-медленнее кон-ни, чу-у-уть пом-м-м-м-едленнее…»
Карлик не открывая глаз, лупит себя по ляжкам. Он подпевает, или просто раскрывает рот, но это неважно, так как его комариный писк всё равно утонет в мощном баритоне.
Глаза маэстро азартно блестят, всё тело, руки ноги, ходящая ходуном крупная голова работают на эту песню, движутся в такт, вибрируют от переполняющей его энергии. Это его лучшее исполнение, но это уж точно не лебединая песня. Он, так же, как и я, знает, что Буратина сделал всё как надо. Он всё рассчитал, и уж как минимум, не собирается продырявить свою, хоть и пустую, но единственную башку. А может быть всё это дурацкий розыгрыш? Ну конечно! Как же я сразу не догадался! Будет олигарх так рисковать своей жизнью, которая, между прочим, сама по себе является активом и принадлежит не ему одному. Будет ли он совершать такой глупый поступок прямо на глазах у брата, с его молчаливого согласия. Всё это часть игры, урок, который Карлик намерен нам преподать. Ну и пусть, мы усвоим материал занятия, и уже через несколько часов будем с хохотом вспоминать, как едва не наделали в штаны. Ну конечно же это поняли все, и Буратина, лицо которого выражает безмятежное спокойствие и, хитро прищурившая глаза, Светка. Это всего лишь спектакль, но мы как настоящие актёры доиграем свои роли по Станиславскому.
28
Ближе к концу песни Геракл раскаляется так, что, того гляди, взорвётся и разнесёт всё вокруг. Исходящая от него энергетика, заставляет вибрировать внутренности и подрагивать непослушные конечности.
Впавший в экстаз Карлик, пьяно размахивает ручонками и даже сметает со стола бутылку, которая с грохотом катится по полу.
«Хо-о-оть нем-м-много ещё пос-стою на кр-раю-ю!».
Финальный перебор, фирменная дробь и точка.
— Фуф! — Красный как рак, мокрый от пота Карлик, растекается по креслу. Он прикуривает сигарету, делает длинную блаженную затяжку, будто только что завершил бурный, неповторимый сексуальный акт. — Спасибо! Спасибо за доставленное удовольствие. — Из под полуприкрытых век, проглядывают белки глаз. — Это моя любимая. Кстати… — рука с сигаретой вяло поднимается вверх, — она стала любимой совсем недавно, с некоторых пор. Это случилось в погожий весенний денёк. Я вышел из одного кабинета и понял, что мир перевернулся. В один миг всё встало с ног на голову, потому что за дверью, которую я только что закрыл, мне открылась одна истина. — Неторопливая, укутанная в густой дым речь, струится из приоткрытого маленького рта. — Я внезапно осознал, что столкнулся с настоящей силой, с дьяволом. Все мы, в какой-то момент начинаем переоценивать себя, это свойственно даже неудачникам. — Ручонка с дымящейся сигаретой, описывает небрежный овал. — А уж людям успешным, тем, у кого хоть когда-то что-то получалось, начинает казаться, что они ухватили бога за бороду. Это происходит ровно до тех пор, пока эти люди не поймут, что столкнулись с силой намного превосходящей их собственную. Ну взять хоть вас — раскалённое остриё окурка, направлено на Буратину. — Вы шли сюда с уверенностью, что задуманное удастся, потому что точно такие же аферы проходили у вас и раньше. Вы в какой-то мере тоже считали себя Богом, ну, или Богами. Только сейчас вы начинаете понимать, что нарвались не на тех людей. Всё что сходило с рук сотни раз, в этом случае не пройдёт. Вы только начинаете это понимать, но уверен, что ещё не до конца осознали. Ничего, скоро поймёте, осознаете и прочувствуете всем своим нутром. — Тонкий баритон остывает, становится ломающимся ледяным. — Я попался, так же как и вы. Моя заносчивость меня подвела, и я понял, что всего лишь слабый и беспомощный человечек. Оказывается, чтобы опустить человека с неба на землю, чтобы в одну секунду перевернуть весь его внутренний мир, не нужно обнулять его счета, захватывать предприятия, или приставлять к голове пистолет. Хватает нескольких непонятных (поначалу) слов, которые тебе зачитывает с листочка человек, одетый в белое. Нет, этот человек не прокурор, хотя по факту является самым худшим его воплощением. Он зачитывает тебе смертный приговор, который нельзя обжаловать, потому что инстанция, которая его вынесла, равнодушна к каким либо апелляциям. Латинские фразы, равнодушно произносимые этим с виду простым и миловидным, но по факту самым жестоким в мире человеком, говорят, что твой главный актив подвергся рейдерскому захвату. То, самое главное, что ты холил и лелеял, исправно кормил, поил, доставлял удовольствие и охранял от внешних воздействий, оказывается захваченным изнутри. У него, у твоего тела, внезапно появился новый хозяин. Он неумолимо поедает его изнутри, питаясь его энергией выпивая соки, совершенно не заботясь о том, что оно погибает. Этот дьявол раскидывает свои щупальца, засовывает их в лёгкие и печень, и уже вот-вот дотянется до головы, и эта тварь абсолютно цинична и неумолима. Ей всегда хочется жрать, и вопрос, когда твое тело будет проглочено — вопрос времени. С этой тварью бесполезно бороться, ничто: ни твой ум, ни находчивость, ни смелость не смогут тебя спасти. Есть, конечно, вариант, заключить временное перемирие. Накачать свой организм химией, и тогда какое-то время он перестанет тянуть щупальца, а будет выжидать и ухмыляться. Теперь он с радостью будет наблюдать, как тебя убивают смертельные дозы токсичных веществ. Он дождётся того момента, когда ты ослабнешь и сам скажешь «хватит», и тогда…тогда он проглотит тебя в один миг. Я отказался от компромисса с этой тварью, и тот визит в больницу был последним. Конечно, меня уговаривали и даже умоляли пройти курс химиотерапии, но я принял решение биться самому и до конца. Вы думаете, что я играю в эту игру сам с собой, или с вами? Нет, молодые люди! Сейчас и всегда, я играю только с ним, и это мой главный козырь в этой игре, гарант того, что я пойду до конца, ну и вы соответственно тоже. Я собираюсь обмануть эту тварь, и однажды это сделаю. Я лишу эту гадину пищи, и заставлю её сдохнуть вместе со мной. Всё что останется после меня, это он…мой брат — пальцы с испускающим последний дымок бычком показывают на Германа. — Надеюсь, теперь вы поняли, почему он не играет сам и вынужден из раза в раз наблюдать, как его родной брат пытается свести счёты с жизнью…
— Фуф — пальцы зарывают потухший бычок в горе пепла. Карлик улыбается, словно закончил рассказывать увлекательную историю. — Зачем я это рассказываю? Для того, чтобы вы поняли, что на этот раз я не блефую и игра будет честная и до конца. Вот ведь какая коллизия получается: он третирует меня, а я вас. Для вас я тоже самое, что для меня он. И в этот длинный вечер кому то из нас суждено освободиться от дьявола, или встретиться с ним лицом к лицу. — Он выпрямляется на кресле и хлопает в ладоши, будто босс, закончивший планёрку и отправляющий коллектив по рабочим местам. — Итак, начнём. Надеюсь, я придал вам бодрости!
29
Мне кажется, что потолок медленно опускается, подобно матрице пресса. Он давит на голову, заставляя её уходить глубоко в плечи. Мой череп норовит заползти в туловище, как у черепахи, прячущейся в панцирь, от надвигающейся беды. Слова Карлика словно ядовитый токсичный дым проникают внутрь, спирая дыхание и вызывая приступы тошноты. Этой своей исповедью он отобрал у меня, у всех нас надежду, что всё может кончится хэппи эндом, и сидящие здесь покинут комнату в полном составе. Теперь мне ясно, что этого уж точно не будет и остаётся только маленькая надежда на то, что результат игры будет в нашу пользу. И этот тихий вопль надежды, обращён сейчас к медленно поднимающему отягощённую пистолетом руку, Буратине. У него должно получиться, иначе, зачем бы ему вызываться играть первым.
Сухой щелчок, возвещает о том, что курок взведён, пружина натянута. Через какие-то секунды, нажатие пальца на триггер освободит пружину, которая сжимаясь, увлечёт за собой боёк. А дальше…
— Молодой человек, — снова слышится противный писк Карлика, — поскольку, сейчас играем по настоящему, я просил бы вас соблюсти некоторые предосторожности. Пожалуйста, развернитесь левым боком к стене. Вот так…
Буратина поворачивается на стуле, и я вижу его бледный профиль с приставленным к нему стволом. Ещё я вижу часть глянцевой перламутровой стены, которая усеяна, хаотично расположенными чёрными точками. Если всё пойдёт не так, к этим точкам прибавится ещё одна. Но эта будет большой маслянистой бурой кляксой.
«Дружище, ты уверен, в том, что делаешь? — адресую я ему немой вопрос. — Надеюсь, что уверен! А если нет?
Уверен, или нет?
Ты уверен, или нет?
Пуля и ствол, нажал и разошлись!
Мёртвая тишина!
Ты уверен?
Он дьявол!
Не надо!
Уверен, или нет?!
ЧОК-К!
Сухой удар пробивает мне темечко, застревает ржавым гвоздём между полушариями. Я морщусь, сдавливаю веками глаза так, что те вот-вот лопнут.
30
В темноте я слышу три монотонных хлопка в ладоши.
— Браво! Можете считать, что вы родились в рубашке. На сей раз игра для вас закончена. — приглушённый голос Карлика раздаётся где то очень далеко. Это просто кошмарный сон. Я открываю глаза и понимаю, что по-прежнему нахожусь в этом сне.
— Твоя очередь, — сипит Буратина пропавшим голосом и протягивает револьвер Карлику.
Тот, ухмыляясь, с радостной готовностью хватает револьвер.
— Хм-м…разумно. — говорит он, любуясь своей страшной игрушкой. — Мой шанс вылететь, хоть и не самый большой, но всё же один к четырём, а это достаточно критично. — он снова закуривает, делая невероятно глубокую затяжку, будто хочет прикончить сигарету за один раз. — На вашем месте я бы сделал точно такой же ход. Тактически это верно. Теория вероятности, конечно, имеет место, но на то она и теория, что исключает случай. Для оставшихся игроков есть один жирный плюс: это то, что моя вероятность один к четырём, сыграет раньше, чем их «один к трём», «один к двум» и «один к одному». Итак, вам остаётся надеяться на его величество случай.
«Ну уж нет дружок. В этот раз все мы надеемся на одно величество. И это величество зовут Сергей Бондарь».
Я бросаю взгляд на Буратину, который продолжает сидеть как замороженный и смотреть стеклянным взглядом поверх головы Карлика. Наверное, он не отошёл от шока, или…А если он не уверен? Что если он ошибся? Одно дело крутануть барабан на удачу, так, что бы в боевую позицию встала пустая камора, другое, рассчитать всё так, чтобы за этой пустой каморой шла камора со смертельной начинкой.
— Ну да ладно. Долгие проводы, лишние слёзы! — очередной (надеюсь последний) бычок тонет в воздушной горстке пепла. Карлик отталкивается ногами от пола и откатывается на кресле к стене. — На всякий случай прощаюсь и благодарю за игру. Гера, ты всё знаешь!
Мёртвое лицо Германа не выражает эмоций, глаза по-прежнему спрятаны в слепых стёклах. Брат только чуть отклоняется в противоположную сторону, а это значит, что Карлик не блефует.
Прислонённый к палевому виску ствол, на фоне детской головы, кажется невероятно толстым, как жерло пушки.
— Вот он этот момент. Интрига, кайф, то чем я живу последние три месяца. — Он говорит чуть медленнее, чем обычно, но из голоса исчезли все эмоции, будто вещает механическая кукла. — Думаете, мне страшно? Ничуть. В эти моменты я спокоен как никогда. — палец лежит на курке и мне кажется, что он совершает поступательное движение, только скорость этого движения ничтожно мала. Ноль целых ноль ноль ноль тысячных метра в минуту. — То, что произойдёт после того, как курок будет спущен, для меня в любом случае будет благоприятным. — в холодном голосе слышится сосредоточенность сапёра, или хирурга. Его палец в пути. Он просто забалтывает себя и нас и это…произойдёт внезапно для всех, в том числе и для него.
Герман отклоняется всё дальше и отворачивает голову к противоположной стене, Буратина так и не отошёл от заморозки, Светка закрыла глаза ладошками. Я снова зажмуриваюсь, и слышу только этот голос.