Наверное каждый из нас в этот момент сделал микроскопические движения и посмотрел вокруг, соображая здесь ли он ещё, или уже там на небесах.
— Это муляж…учебная граната. — Он пинает цилиндр, который бодро отскакивая от шлифованных досок подлетает к блестящему мыску ботинка Карлика. — Единственный добытый в армии трофей. Вы знаете, полезная штука оказалась, правда использовал я её всего три раза…
Сейчас взгляды всех присутствующих сосредоточенны не на рассказчике. Все мы, включая самого Геракла, смотрим на этот круглый кусочек металла, будто слушаем рассказ о любимом домашнем питомце.
— Первый раз я с помощью неё добыл две бутылки в ларьке. Это было ещё в нулевых. Выпить сильно хотелось, а денег не было, вот и пришлось заставить продавщицу подпрыгнуть. Второй раз я с ней зарулил в контору микро займов, опять же, не от хорошей жизни. Поживился, вы не поверите, десятью косарями. Больше у них не было. Третий вот здесь. — Он присаживается на корточки поднимает гранату, нежно поглаживает ладошкой. — Она меня ни разу не подводила, а вот я…
Дверь распахиваются и в комнату ураганом влетают здоровые, похожие на огромных орангутангов люди в чёрном. Сколько их я не успеваю заметить, так как меня тут же сбивают с ног.
«Лежать с-суки! Всем лежать! На пол! На пол падла!»
***
Чья то непреодолимая сила скручивает мою руку до хруста, заставляя упираться носом в паркет. Удары ботинок разбрасывают ноги в стороны. Один удар настолько болезненный, что я начинаю скулить. «А-а сука бо-ольно». Где то над моей головой слышатся хруст суставов, стоны, возня.
«А тебе особое приглашение нужно?» — визжит чужой голос.
«Иди в пи…ду!» — отвечает ему бодрый голос Светки».
«Ща с-сучка…я и до тебя доберусь»
«Ай хорошо — слышится рядом родной баритон. — Отличный массаж…давно мне такой не делали. Слышь, браток, ты можешь повыше, там, где лопатка…»
«Скоро я тебе кое-что засуну под левую лопатку, так что чесаться больше не будет…нигде. Н-на».
Слышится глухой стук.
«Ян Викторович, ну что, пакуем их и на утилизацию?» — По утробному голосу, сразу понятно, что говорит великан. Великан, состоящий на службе у лилипутов.
«Не надо» — отвечает звенящий комариный голос.
«А куда? В ментовку их что ли сдавать? Дело то вроде деликатное…»
«Ничего не надо…ни утилизации, ни ментовки…отпустите их…»
«Что?!»
«Ты стал плохо слышать, Паша? Я сказал отпустите!» — писк становится толще, превратившись в гудение пчелы.
Захват заломленной руки освобождается, упирающееся в спину колено исчезает. Я чувствую невероятное облегчение, но не сразу могу вернуть закрученную руку на место и встать. Только через минуту, распутав завязанные узлом конечности и собрав разбросанные ноги, я сажусь на полу. Первое, что я вижу, сидящего рядом Геракла, который рукавом рубахи вытирает стекающие по усам и бороде струйки крови. Где то я это уже видел. Оглядывая зал, быстро ищу глазами Светку. Она, как ни в чём не бывало, сидит на своём месте. Широко распахнутые глаза не моргают. Наверное, она, так же как и я на грани безумия. Сколько раз за эту длинную ночь всё переворачивалось с ног на голову. Каждого из нас несколько раз подводили к краю пропасти, а потом оттаскивали назад. Что сейчас?
Я сижу прямо в ногах у Карлика, но даже, в этом положении, наши головы находятся на одном уровне. Он снова дымит и криво улыбается, водя колючими глазками.
— Ян Викторович, я не совсем понимаю, что нам с ними делать?
Хозяин голоса оправдал мои ожидания. Это действительно двухметровый великан с раскосой азиатской физиономией.
— Ничего! — Карлик, улыбаясь, пожимает плечами… — Вечеринка закончена, и мои гости могут отправляться домой.
— Вы уж извините, Ян Викторович, но я вас не понимаю! — обиженно басит громила, глядя куда-то в сторону. — Мы уже сутки торчим здесь, ожидая, когда вы передадите нам этих отморозков. Когда этот вытащил гранату, я вообще был в панике. Мы же никак не могли повлиять на исход событий? А если бы она была настоящей?
— Ну вот, Паша, будет тебе урок. Сейчас ты подумаешь и в следующий раз будешь знать, что делать, чтобы не сидеть всю ночь возле запертой клетки, а предотвращать попадание туда диких зверей. Сейчас просто делай, что я говорю. Там в караоке ещё двое. Их тоже отпустите.
Паша, скривив недовольную гримасу, машет кому-то, стоящему за моей спиной. «Сходите за ними».
— Ну что, молодые люди? Вы так и будете сидеть на полу? Это не совсем этично, здесь нет постеленного ковра и казана с пловом, так что лучше бы вам сесть за стол. — глупо шутит Карлик.
Я поднимаюсь, чувствуя дикую боль в колене правой ноги. Вижу, как из под стола показывается голова Буратины. Он, скрючившись, как восьмидесятилетний старик, заползает на кресло.
Карлик тем временем выудил откуда-то целую бутылку вискаря, и разливает его по стаканам. — Герман, давай с нами! — машет он рукой братцу.
— Ну что, господа, предлагаю выпить посошок. — он поднимает свой стакан. — Хочу поблагодарить вас за игру. Это было потрясающе, особенно финал с гранатой. Сказать, что я получил удовольствие, это ничего не сказать. А то, что ставки не сыграли, может быть это и хорошо. Предлагаю сойтись на ничьей!
Я выпиваю вместе со всеми, чувствуя, как спирт обжигает саднящие губы.
— М-может мы пойдём? — робко спрашивает Буратина.
— Ах да…конечно…не смею вас задерживать. — Карлик указывает на дверь дымящимся бычком. — Дорогу найдёте, или я могу попросить Пашу, чтобы вас подвёз?
«Не-е! Нет!» — произносим мы дружным хором.
— Паша не спал ночь, да ещё массаж делал, устал наверное. Не будем его напрягать… — говорит Геракл. — Может вы нам тачку вызовите?
— А лучше две, а то нас много. — поддерживает Буратина.
— Паша, сделай, — машет рукой раздобревший Карлик.
— Ну ладно, мы, пожалуй, на улице подождём! — Буратина, раскланиваясь, приподнимается с кресла, и мы, как по команде встаём за ним. Геракл отыскивает глазами гитару, поднимает её с пола. Сейчас инструмент походит на лебедя со свёрнутой шеей, но хозяина это не расстраивает, он знает, как одним движением вправить ему кости.
Когда наш уставший измученный отряд вслед за Пашей направляется к двери, Карлик нас окликает.
— Да…молодые люди! То, что делать с этим вашим фильмом, вы сами знаете. Или попросить Пашу помочь?
«Нет! Нет!» — бодро отвечает наш дружный хор.
— Вот и прекрасно! Кстати, если будет желание сыграть, заходите. Где меня найти вы знаете.
Как по команде мы разворачиваемся и, толкаясь плечами, спешим покинуть страшную комнату.
ЭПИЛОГ
Солнце обнимает меня ещё на пороге, ворвавшись в тамбур, через распахнутую дверь. Я улыбаюсь и делаю несколько пьяных шагов на улицу, как пробывший полгода на рейде матрос. Лёгкие вбирают в себя сладкий тёплый воздух, живой, не выхолощенный кондиционером, не воняющий кальяном и сигаретным дымом. Он невесомый и ароматный, без запаха адреналина, не отягощённый взвесью безысходности. Он пахнет свежестью, дождём. А дождь собственно и идёт, накрапывает мелко-мелко, покрывает мою голову росой, будто закрывшийся от жары бутон. Первое, что притягивает моё внимание это, колышущиеся на ветру, влажные листья тополя и проглядывающее через них красное солнце. Интересно, что сейчас, утро, или вечер? Куда я смотрю, на восток или на запад? Где я?
Светка, которая идёт первой, чуть пошатывается на высоких каблуках. Шагнув на две ступеньки вниз, она садится на крыльцо, сжимается в калачик, обнимает руками колени. Я сажусь рядом, осторожно кладу ладонь на её открытую спину. Она сжимается ещё больше, ощетинивается, как ёж, на спине появляются крупные мурашки. Я пытаюсь прижать её к себе, но Светка будто вросла в эти ступени, стала такой же бетонной. Мы оба смотрим поверх глянцевой крыши Гелендвагена, туда, где между танцующих веток подмигивает красный глаз солнца.
Где-то совсем рядом прошаркали по ступеням итальянские штиблеты Буратины. Он стоит у подножья крыльца, ссутулившийся с наполовину выпотрошенной из штанов рубахой спиной к нам. Его взгляд направлен туда же, куда смотрим мы, на мигающий под веками листвы, красный глаз. Чуть поодаль стоит Паша и его могучий стан с широко расставленными ногами, монументально неподвижен. Лишь изредка огромная рука поднимается к голове и тогда на секунду другую, та окутывается белым дымом. Геракл появляется последним. Он смотрится единственным одушевлённым предметом во всей этой композиции. Растрёпанный и чернявый как цыган, в болтающейся на нём клочками разорванной рубахе, под которой рябит старый тельник, с гитарой в руке, он ходит вокруг нас, будто рассматривая каменный обелиск.