- Есть послать немедля!
Начальник политуправления вытер платком свой детский пушок и крикнул в дверь, чтоб связались со штабом пятой торпедной дивизии: кто пошел с Шаталовым нижним стрелком?
Ответа не было долго. Наконец оперативный дежурный из пятой дивизии сообщил, что нижним стрелком вылетел сержант Свирский.
При слове "сержант" командующий спокойным жестом стряхнул пепел в стеклянную пепельницу, и все поняли, что из-за солдата и разговора не будет. Не то что копья ломать...
Через секунду оперативный почему-то позвонил снова, сообщил пространнее, похоже, читал документ:
-...Сержант срочной службы Свирский Г.Ц., младший авиаспециалист. - И после короткой паузы. - По национальности еврей.
Подробности эти не вызвали на лицах штабных никаких эмоций. Командующий ВВС затянулся сигаретой, медленно, клубами, выпустил сизый дымок.
Только прокурор вдруг дернулся, словно его током ударило:
- Ну, точно! - воскликнул он. - Этого-то я навидался. Измена Родине с заранее обдуманными намерениями...
Все круто, стулья заскрипели, повернулись в его сторону. Командующий даже курить перестал, и прокурор ВВС флота вынужден был продолжать, размахивая блокнотом, заложенным на нужной странице пальцем.
- Я это знаю по многолетнему опыту. Когда уголовники бегут из лагеря, они прихватывают с собой какого-нибудь, поточнее сказать, деревенского вахлака. Прирезать по дороге. И подкормиться. Это называется побег с "барашком".
Теперь на прокурора искоса глядели даже радисты, которые никогда не отвлекались от своих аппаратов.
- ...А этот зека, штрафник, взял еврея. Немец на еврее душу отведет, а остальных не тронет. Логика проверенная. Чтоб поточнее сказать, заранее обдуманная измена.
Командующий ВВС Андреев стукнул кулаком по столу и вскричал, хотя не кричал никогда:
- Товарищ полковник юридической службы! Вы... вы - пишите свое!
Прокурор присел оторопело и не только говорить, но вскоре и писать перестал.
У старика - начальника штаба начали трястись руки, которые он держал на трости:
- Они сожгли у Варангер-фиорда гидросамолет с генералами, - вырвалось у него с нескрываемой ненавистью в голосе. Он смотрел мимо прокурора, на стенку с картинкой художника-мариниста, пытаясь унять дрожь. С трудом поднялся, протянул в сторону прокурора руку в синем обшлаге кителя. Синий обшлаг трясся. - Сожгли гидросамолет с генералами вермахта. Из Нарвика шел. Только за это экипаж расстреляют. Весь!
И тут отскочил от бронированной двери молчавший доселе "особист".
- Коли экипаж порешат, чего ж они тянутся в плен, как бычок на веревочке? Помирать - так с музыкой!
Начальник политуправления снова приблизился к микрофону, крича:
- Гвардии старшина Павел Гром! Вы сожгли самолет с генералами вермахта. В Луостари вас ждет расстрел... Расстреляют весь экипаж. Родина с вами, дорогие друзья! Североморцы в плен не сдаются! Огонь изо всех видов оружия! Огонь!
В ответ - глухое и, казалось иным, ироническое бормотанье шаталовского радиста:
- Прием... Прием... Прием...
И тут в кабинет командующего ВВС Северного флота, нет, не вошел, ворвался генерал-полковник береговой службы Иван Рябов. Папаха из темного каракуля сдвинута на расширившиеся злые глаза. Ему, видно, доложили по радиотелефону о судьбе самолета-разведчика. О том, что лучший летчик - ас, гордость ВВС флота, сдается в плен.
Кожаный реглан на сером волчьем меху от быстрого хода распахнулся, и генерал и в самом деле походил сейчас на матерого волчище, вставшего на задние лапы.
Старик Карпович прижал руку с тростью к сердцу и молча опрокинулся на бок. Через два дня хоронили. С оркестром. И ружейным салютом.
...Когда дядя Паша, в своей сырой промерзшей кабине решил, что надо ответить на штабные запросы, и сказал в ларингофон, что переводит связь на командира, Иван Як пробасил раздраженно:
- Да отключись ты от этой шатии!.. Оставь прием... Что сверху?
- "Ме-109-г", - тут же отрапортовал дядя Паша. - Одно крыло белое, второе - красное.
- Ганс Мюллер!
Ганс Мюллер, самый известный ас Люфтваффе, сбил над Северной Африкой и здесь семьдесят два самолета. Он убил нашего командира майора С.В. Лапшенкова, на глазах у всех зажег его, когда тот учил молодых пилотов, летал с ними над Большим аэродромом, по кругу...
- Ты его, если придется, из пушки снимешь? - спросил Иван Як.
- Так точно!
- Что над ним?
- Над Мюллером... высота тысяча метров, барраж сорок два "мессера". Высота тысяча пятьсот - барраж шестнадцать "фокке-вульфов"...
- Гулянье у Маланьи, - с досадой процедил Иван Як.
А где-то уж шла "собачья свалка". Дядя Паша переключился было на волну истребителей. Матерятся ребята. Кричат: "Атакую, прикрой!", "Держись, кореш!", "Мишка, не зевай! Руби его!"
- Нет, не пробьются к нам, - дядя Паша вздохнул тяжко. - Наших восемь-девять. "Мессеров" как комарья у болота.
После долгого молчания дядя Паша углядел в небесах еще что-то.
- Над свалкой истребителей "спитфайер" кружится. Высота три тысячи...
Английский "спитфайер" был нашим лучшим самолетом-разведчиком. У него не было оружия, только аэрофотоаппараты, но скорость такая, что угнаться за ним не мог никто. Да и бессмысленно гнаться, когда у "мессершмитта" горючего на сорок минут, а у "спитфайера" на пять часов.
- "Спитфайер" ходит? - удивленно произнес Иван Як. - Тогда все, Паша, закрывай контору! В штабе все узнают и без нас, по английским картинкам.
...И снова саднящая душу тишина. Нас тащили на Луостари уже восемнадцать минут. На двадцатой все будет кончено...
Наконец, прохрипело в наушниках:
- РОбяты, а ведь нас к Герингу ведут! На личный прием.
- К какому Герингу?! - неожиданно для самого себя вскричал я. - У меня даже пистолета нет. - И правда, у механика личное оружие - не пистолет, а винтовка.
- ПистОлета нету, - послышалось в ответ, и тут вдруг экипаж разразился громовым хохотом, от которого у меня похолодела спина.
А под нами уж белая кромка прибоя. В самом деле, ведут к Герингу...