- Сдуло!
- Как сдуло?
- Была одна. Зенитчица. В море сдуло...
- Эх, что же вы...
Сорванные сверху мокрые маскировочные сети облепили их. Люди пытались освободиться. К ним бросились помогать. Один из подбежавших, офицер с татарскими скулами, сорвал сеть с Гонтаря и, оказавшись с ним лицом к лицу:
- Игорь? Гонтарь!..
Услышав этот характерный, с акцентом голос, Гонтарь, бросив рычаг, обернулся остолбенело:
- Степа!.. Хант! Целый?.. Во черт! А мы тебя похоронили... Как ты здесь?
- Давай! - крикнул механик.
Гонтарь снова схватился за рычаг, и, навалясь на него: - Откуда ты здесь?
- Из-под Волхова. А ты?..
- Целый.. А? Степка, друг...
Сильнее рев трактора.. И вдруг крик:
- Стой! Стой мать вашу!
Канат, которым тянули самолет, оторвался. Люди упали, и самолет, подхваченный ветром, начал медленно катиться под уклон, к морю.
Тимофей еще издали увидел: какой-то человек вскочил на крыло и забрался в кабину. Это был полковник Фисюк. Подбежав к машине, люди пытались остановить самолет, но хвост его уже навис над обрывом... Летчиков окатило ледяной водой. Раз, другой..
- Выпрыгивай! - истошно крикнули Фисюку. Но Фисюк и головы не повернул. Все еще пытался завести мотор. Тогда Степан кинулся к хвосту самолета, но, поскользнувшись, покатился вниз, волна обдала его... Кто-то отвернулся: гибель самолета и Фисюка казалась неминуемой.
Но тут донесся вскрик Фисюка: - От винта!
Чихнул один мотор, другой, и самолет, взревев и дрожа всем корпусом, выкарабкался. как танк, из укрытия и двинулся навстречу ветру...
...Заполярье верно себе. Только что бушевало, и вот уже снова тихо. Солнышко. Из трубы землянки тянется белый дымок. Тимофей растапливает печку, увешанную мокрыми вещами.
- Не спали мои штаны, - крикнул с соседних нар Степан. Он лежал продрогший, стуча зубами, пытаясь то и дело встать. Верхом на нем сидел Гонтарь и растирал его, сосредоточенно поливая его спину, прямо из бутылки, марочным коньяком.
- ...А меня рванули из Севастополя... - рассказывал Гонтарь. - Лежи, кому говорят!.. И тоже по тревоге. А зачем?..
- Да тише ты! - Степан снова попытался встать. - Не щекочи!
Гонтарь повернул Степана, как куль, сунул бутылку с остатком коньяка себе в куртку. - И чтобы не вставать, пока не вернусь! А то возись с тобой потом... - Он снял с себя куртку, накрыл ею Степана и, забрав с печки его брюки, подался к выходу. - Без штанов не уйдешь!..
На пороге столкнулся со старшиной Цибулькой. Тот держал в обеих руках по железнoй миске. Из мисок шел вкусный пар.
Цибулька: Извините, столовую залило. Стихия...
Гонтарь похлопал старшину по толстому животу:
- Это хорошо, когда хорошего человека много. - Взял миску. - Верно, дядя Сень?
- Я, между прочим, дядя Коля. Николай Федорович.
- Очень приятно. Я так и думал.
- А по званию старшина...
- Еще более приятно, дядя Коля - И вышел на солнышко. Работая ложкой, Гонтарь медлеино двинулся вдоль землянки.
Чуть в стороне сидел Братнов. Рядом с ним какие-то бумажки с цифрами, прижатые камушками. Покорбленная фотография. Пустая миска. Братнов потянулся к фотографии: высохла ли? Поодаль покачивался на ветру мокрый китель. Гонтарь остановился возле него, разглядывая ордена на нем, один из них - здоровенный, монгольский, что ли?
- Чье хозяйство?
Огромный, белотелый, в рыжих веснушках парень поднял голову. Лицо у него было по детски округлое, губастое, "ну, просто только от титьки!" весело подумал Гонтарь.
- Чье хозяйство, интересуюсь? - повторил Гонтарь.
- Ну и что?
- Халхингол? ! Ну и что?
- Вот заладил! Как тебя зовут?
- Глебик...
- Ну и что, ну и что! Лучших морских летчиков собрали. Со всех флотов. А зачем?
- Построят - скажут. - И тот снова спокойно принялся за еду.
- Построят, - пробормотал Гонтарь. - Я десять лет летаю. Такого не было, чтоб командиров эскадрилий собрали и - рядовыми! Тут что-то не так... Верно, Санчес? Ты чего не ешь?
Маленький, чернявый, со шрамом на лице лейтенант сидел, не прикоснувшись к еде и морщась.
Гонтарь (посерьезнев ): - Опять схватило? Да, язва шутить не любит. У меня, знаешь, бабка отвар делала из брусники. И какую-то травку клала, вот вроде этой... Шагнув в сторону, стал искать на откосе землянки какую-то травку.
Взгляд его упал на сушившуюся фотографию женщины. Гонтарь бесцеремонно, как свою, взял ее
- Ого!..
Гонтарь почувствовал, как кто-то сильно сжал его руку. Вроде бы Братнов, которого привез в бомболюке. Тот резко и вместе с тем осторожно забрал фотографию, и пряча ее: - Тра-авка...- И к Санчесу: - Вам бы, товарищ, хорошо свежего молока.
Гонтарь: - Правильно, папаша! - И, оглядев всех: - Нашелся наконец умный человек. Тащи свою буренку, папаня!