Мимо клуба шло какое-то подразделение. Лиц солдат в темноте не было видно. Сбоку шел офицер. Поравнявшись с Братновым, сидевшим на парапете крыльца, он воскликнул неуверенно: - Братнов? Братнов встал:
- Так точно, товарищ капитан... явился... Капитан (это был родненький).
- Как - явился? Чего так?
Братнов: - Здесь не курят...
Капитан (не сразу): - Ясно!..
Братнов принялся доставать из кармана гимнастерки документ.
Капитан: - Ладно-ладно! Пойдешь тогда со второй партией... Отходим в три ноль-ноль, с пирса! Не опоздай... - И капитан поспешил за ушедшими в темноту солдатами.
Братнов слышал только топот сапог и голос капитана: - Веселее, родненькие! За-певай!..
И штрафники запели. Песню заглушили звуки джаза из клуба...
...В большом, совсем уже пустом зале танцевало только четыре пары. Это наши герои и четыре девушки. Три в солдатских гимнастерках, одна - в нарядном платье. Как до войны. Играл джаз, а у стены стояли раненый лейтенант и дежурный с красной повязкой...
...Звуки того же вальса, но тихие, по-домашнему интимные. Это Санчес наигрывает на мандолине.
Мы в девичьей землянке-общежитии, у девушек, с которыми летчики танцевали в клубе. Посередине стол, покрытый домашней скатертью.
Глебик глядит на стопки, машинально, в такт музыке крутя пальцем по пустой тарелке. Вздохнув, он побрел вдоль стола.
Рядом с Санчесом сидела девушка, такая же смуглая, как он; матросская форма шла ей, и лишь очки с толстыми стеклами несколько нарушали гармонию. Ее звали Асей.
- Откуда вы знаете французский? - спросил ее Санчес.
- Учили... Они перешли на французский.
Глебик вздохнул и двинулся дальше.
Тимофей сидел рядом с медсестрой, очень строгой и монументальной: она крупнее его чуть не вдвое.
Тимофей робко покосился на медаль, которая лежала на ее груди, как на столе: - У вас странное имя, Каля...
- Я фактически Клава...
Гонтарь (шепотом Асе, кивнув на грудастую Клаву): - Величественная женщина...
Ася (шепотом): - Комсорг госпиталя!..
Скрипнула дверь. На верхней площадке y кое-как сбитой лестницы появилась с тарелкой огурцов Райка. Она не торопилась спускаться вниз; ей нравилось стоять здесь, наверху, выше других в своем крепдешиновом платье, притягательную силу которого не могли поколебать ни шинелька на плечах, ни кирза на ногах. И действительно, на нее смотрели с восторгом. Особенно Глебик. И она улыбнулась ему, нескладному, смущавшемуся.
Гонтарь забеспокоился, щелкнул мельхиоровым портсигаром, который выглядел как серебряный, спросил преувеличенно громко: - Ну, что там наверху?
- А чо?.. Война... - равнодушно ответила Райка и скользнула вниз мягко, бесшумно.
Глебик, все еще улыбаясь и смущенный этой своей улыбкой, потянулся к тарелке. которую держала Райка.
Гонтарь перехватил тарелку, отставил ее в сторону:
- Сказано, обождать! - Жестом пояснил: имей терпение, сейчас принесут... И жестом изобразил бутылку.
Глебик вздохнул и мрачно уселся у края стола, почему-то поглядывая на лестницу. Задумался.
Братнов сидел рядом с Шурочкой. Казалось, он забыл обо всем вокруг. Он смотрел на эту девушку, которую запомнил еще в клубе, когда она танцевала с раненым лейтенантом.
Шурочка (Братнову): - A вы до войны кем работали?
Братнов: - Полковником.
Шурочка: - Скажете тоже... Смешно.
Братнов: - Смешно...
Шурочка: - А вы тоже летчик? Да?.. Почему все летчики ужасные... - И, наклонившись к уху Братнова, шепотом:- Трепачи! Правда?..
Братнов утвердительно кивнул.
Шурочка: - А у вас жена есть?
- Есть.
- А я думала, вы скажете: "Нет". Все летчики говорят, что нет... Знаете, давайте за нее выпьем? Она потянулась к стакану, но вспомнила, что еще не принесли.
Братнов: - Сходим, потанцуем...
- Ой, конечно! - Она вскочила, протянула к нему руки.
Братнов осторожным и неловким движением коснулся ее. Она рассмеялась:
- B меня берете, как гранату Р. Г. Д.
Братнов (не сразу): - Я, Шурочка, уже пять лет не держал в руках гранаты Р. Г. Д.
- Ох вы, летчики-летчики... Ужасные вы все...
- ...Трепачи! - сказал за нее Братнов, и она расхохоталась...
И они стали медленно танцевать. Прошли мимо Глебика.
Глебик по-прежнему смотрел куда-то в сторону; затем вздохнул и решительно сказал:
- Все! Больше не могу! Давайте есть. Его неожиданно поддержала Клава: