Сидор Никитович никогда и никуда не выезжал дальше своего района. Всю жизнь он прожил с сортиром на дворе и водой из колодца. Он ходил по квартире и удивлялся всему как маленький.
Аленка в качестве знающего человека помогла ему разобраться в новом укладе жизни.
Вечером, когда зажигались вечерние огни, он выходил на балкон и смотрел на столицу.
— Пути Господни неисповедимы, — говорил он себе. — Всю жизнь мечтал хоть разочек увидеть Первопрестольную и на тебе, я теперь житель Москвы.
Анна пошла работать в госпиталь медсестрой. Сколько бы ни уговаривал ее Алексей заниматься домашним хозяйством, ничего у него не выходило.
— Я не могу без работы, — сопротивлялась она.
Аленка пришла в ту же школу. Под новой фамилией Строганова. Она села за парту. Нина Васильевна, преподающая историю, вызвала новенькую по журналу, не взглянув на нее.
— Строганова к доске.
Увидев явление в образе Аленки она чуть не упала.
— Ты и фамилию успела сменить?
— Ведите, пожалуйста, урок, а разговорчики оставьте на перемену, — отозвалась новенькая-старенькая.
Учительница промолчала. Сегодня никто не пострадал от ее злого языка.
Аленку приняли радостно в свою школьную семью дети.
Через некоторое время Анну вызвали в школу. Она показала записку Алексею и спросила:
— Что бы это значило?
— От нашей дочери можно ожидать любой сюрприз, — ответил Алексей. — Пойдем вместе, заодно познакомишься с учителями.
В классе было много родителей. На отдельных скамеечках возле стены сидели ученики.
— Строгановы. Анна, Алексей.
— Уж кого, кого, а вас мы помним, — огорченно сказала классный руководитель.
Мы сегодня вызвали вас на внеочередное собрание в связи с чрезвычайными происшествиями в нашей школе.
— Алена встань!
Аленка встала и подошла к столу учителя.
— Возьми это произведение и покажи родителям.
Аленка молча подняла большой лист ватмана и все прочли:
«ПРОДОЛЖАЕТСЯ ПРИЕМ В ОРГАНИЗАЦИЮ, цель которое СОСТАВЛЯЕТ БОРЬБА ПРОТИВ ДЕТСКОГО РАБСТВА В СЕМЬЕ И ШКОЛЕ».
— Что это? — спросила учительница? — Расскажи всем.
— Это наша организация, которая протестует против унижения нашего человеческого достоинства. Мы не желаем, чтобы нас в школе называли мерзкими, отпетыми, уголовниками, сопляками и прочими прозвищами. Так же мы не желаем, чтобы нам незаслуженно занижали оценки, чтобы наказать нелюбимых учеников или заставить родителей подобострастно относиться к учителям, для получения желаемой оценки.
Мы не хотим, чтобы в семье били детей за то, что некоторые бездарные учителя, срывая злость на детях за свою социальную униженность, писали в дневниках и выставляли двойки там, где сами ничего не могли толком объяснить.
Мы хотим, чтобы родителям запретили драться, хулигански оскорблять нас, так как дети пока самая униженная и незащищенная от произвола взрослых категория людей. Нас с рождения причисляют к людям, но навязывают полностью свою собственную точку зрения на все. При рождении нас не спрашивают, желаем ли мы появиться на свет. В некоторых семьях к детям относятся как к куклам, собачкам, умиляясь, заставляя есть то, что ребенок не любит… И все это под угрозой ремнями. Мы не имеем право, по мнению учителей и родителей, выбирать себе друзей, играть в игры наши, а не навязанные нам тихими бабушками на скамейках. Мы согласны, что изобретать колесо во всех поколениях было бы бессмысленно и должны принимать лучший опыт старших поколений.
— И еще. Родителями являются кошки, собаки, прочие животные, из числа людей пьяницы и порядочные, наркоманы и женщины легкого поведения, жадные, развратные, бессердечные, бродяги, воры, словом все кто имеет детей, принадлежит к званию родителей. И каждый горе-родитель своей колокольни выступает с поучениями явно унижающих, оскорбляющих детей. Нам непонятно почему между родителями и детьми нет настоящей дружбы. Никто не спрашивает мнения ребенка. У всех в словарном запасе остались только повелительные наклонения: не бегай, не сломай, сиди, замолчи, ложись спать и прочее. Мы создали свою организацию, чтобы бороться со злом, причиненном нам старшими в доме, детском саду, школе, высших учебных заведениях. Пока мы еще находимся в фазе становления, но поверьте, вам придется считаться с нашим мнением. У меня пока все.
Ошеломленные взрослые смотрели на девочку и в душе понимали неправоту своих действий. Но просто так сдаться своим детям, потерять в их лице власть над ними, полную, подчас несправедливую они не могли.
— Это что у нас в классе завелось такое?
— Почему эта девочка попала именно в наш класс?
— Это же Насреддин в юбке.
— Исключить ее из школы и порядок.
— Мы не желаем, чтобы у нас в классе училось сумасбродное существо.
— А вам не кажется, что именно правда, исходящая от детей, так задела ваше самолюбие.
— Дети, кто из вас считает Аленку сумасбродкой?
— Никто, — раздались детские голоса.
— Мы тоже уйдем из школы, если ее исключат.
— Правильная девчонка.
— Вы опоздали, мы уже приняли Устав своего общества во всех классах.
— Детям выйти, родителям остаться, — провозгласила учительница.
Шумной гурьбой дети выкатились из класса.
— И что мы с вами должны теперь делать?
— Не оскорблять детей, считаться с их желаниями и мнением.
— Прекратить бить детей.
— Да это же значит, что мы выполним все их требования?
— Придется. Мы действительно зачастую вымещаем свою злость на них. Они же маленькие. Сдачи не дадут.
— Выходит мы должны считать их организацию серьезной?
— Чем серьезнее мы к этому отнесемся, тем меньше оставим им возможности борьбы за права маленького человека.
Наконец родители вступили в спор между собой, который постепенно перешел в доказательства объективного требования детей. Собрание закончилось, все поостыли и никто уже не собирался лишать законных прав учиться в этом классе возмутительницу спокойствия.
— А мне она понравилась, — сказала мама одной из учениц. — Побольше бы таких, и наша русская рабская психология закончила бы свое существование.
— Ну что там на собрании? — спросил их дедушка.
— Мы тебе потом расскажем, когда будем одни.
— При мне стесняетесь сказать правду? — пристала Аленка.
— Правда тоже бывает у всякого своя, — ответил ничего не знающий о новом предводителе движения дед.
— И что ты скажешь на это?
— Видишь ли внученька, человек постепенно постигает мудрость жизни. Маленькие дети все видят в розовом свете и поэтому не всегда можно полагаться на их знание жизни.
— Почему у нас переполнены детские дома, а родители не отвечают за свои «цветочки». Их вынуждено воспитывать государство, полностью принимая самоустранение родителей.
— По-моему ты пересказываешь сейчас чужие мысли.
— Правильно. У нас в организации и старшеклассники есть и детдомовцы. Не положено ребенку при живых родителях находиться на казенном содержании.
— Философ ты малолетний.
— Я не философ, я хочу добиться переустройства взглядов на семью и в, частности, правах детей в семье. И почему появляются брошенные.
— Для этого есть ученые, педагоги, власть.
— Мало занимаются они этой проблемой. У нас в школе есть абсолютно голодные и не ухоженные дети. Они не виноваты, что родители не могут найти работы, обеспечивающей семью.
— Ты что же решила заняться политикой?
— Я хочу предложить изменить закон о возрасте на Выборах. Необходимо, чтобы там иногда на сессиях появлялись дети, защищающие свою категорию. Не абстрактные представители, а мы, точно знающие чего хочет маленький человек. И что он не животное в доме, которое гладят, когда захотят и могут оскорбить, если не в настроении. Хотя таких отношений между взрослыми не существует. Там они понимают, что или зависят друг от друга, или могут получить сдачу на грубость и непонимание.
— Аленушка, внученька, ну как ты можешь пойти против течения существующих отношений?
— Кому-то надо быть первым.
— Хорошо, — согласился дед, — а как вы собираетесь действовать?
— На оскорбления отвечать непослушанием. Оскорбили публично на уроке школьника, весь класс солидарно уходит от этого учителя.
— А дома?
— Для дерущихся и непонимающих родителей мы думаем попросить правительство построить детские не сиротские дома, а на содержание родителей. А этих не умеющих обращаться с детьми людей, заставить пройти обучение по программе «Взаимоотношения детей и взрослых в семье».
— И что дальше?
— Если родители успешно сдают теорию и практически доказывают свою состоятельность как родителей, они получают назад своих малышей. А нет, значит, дети остаются жить там же, а родители оплачивают их содержание.
— А как вы поступили бы с теми, кто бросает детей?
— Как Ляля?
— Она все-таки родила тебя, можно бы и поуважительней.
— Я бы заставила ее пойти на работу и выплатить маме Анне и тебе все затраты на мое содержание.
— Ты так ее не любишь?
— Мне ее жаль. Она пустая кукла, от нее холодно тем, кто находится рядом.
— И ты никогда не простишь ее?
— Прощать дано только Господу Богу, ты сам меня так учил. А мне она безразлична. Нельзя прощать некоторые поступки никогда.
Прозвенел звонок в дверь. Алена открыла замок и на пороге появилась Алиса.
— Здравствуйте, — сказала она, стоя у порога.
— Здравствуйте, — ответила Аленка.
— Я принесла вам привет от мамы и бабушки.
— Бабушки, которая положила меня на крыльцо?
— Алена, нельзя же быть такой жестокой.
— Вы это называете жестокостью, а преступление по отношению слабого, беззащитного вы считаете не жестоким?
— Кто там? — спросил дед.
— Никто, ко мне зашли спросить о девочке из нашего класса и уже уходят.
— До свидания, — сказала Алиса.
— Прощайте, — ответила девочка.
Дед сокрушенно качал головой:
— Что будет из этого ребенка?
— Политик, будущий, я от своего мнения не отступлю, — подытожила Аленка и отправилась к себе в комнату.
В Демьяново происходили события, к которым причастным был Саня. На счет фирмы были переведены деньги за драгоценности, по его желанию.
— Никудышный был, Никудышным остался, — качали головой селяне, останавливаясь на улице. — Такие миллионы подарил фирме. Уехал бы в город, купил себе дом какой захотел и, живи не работай всю жизнь с такими деньжищами.
Григорий, Петрович и Миша выдали ему чековую книжку на свой долларовый счет. Они были абсолютно счастливы тем, что оказались востребованными в жизни. Без них сейчас не обходилось ничего, особенно в приобретении необходимых материалов для строительства и контроль за ведущимся строительством.
— Им что воровать не надо, у самих денег невпроворот.
Миша руководил всем техническим хозяйством. Дорога до района была асфальтирована и теперь в селе работал собственный магазин. Недалеко проводили газ в другие села и в Демьяново было срочно отведена ветка первоочередного долларового газа, оплаченного сразу. Возводили свой элеватор. Было подсчитано, что продажа зерна по существующим ценам не давала прибыли, работали впустую. Переработка зерна и свои магазины позволяли выйти на прибыльную систему расчетов. У реки возвели свой Дом отдыха. Лесные дары, рыба, все это привлекало людей района и области по путевкам, вполне доступным по цене любому. Были путевки на выходные, недельные, десятидневки, семейные. Катер, лодки, детская водная станция, маршруты по лесу и реке, притягивали любителей воды и леса. Начали возвращаться семьи из города, ведущие нищенское существование на чужих квартирах.
Целая улица была начата застройкой коттеджей с садом. Котельная общая на все село и водопровод решили все проблемы с рабочей силой. Зарплата позволяла жить нормальной жизнью. Пришлось открывать свою школу, так как детей теперь насчитывалось более двухсот человек разного возраста.
Появились молодые учителя, механизаторы. А доярка теперь была специалистом по конкурсу.
Денис вернулся из-за границы с протезом на одной ноге, на второй невозможно было что-либо сделать. Но у него была стоячая, опоясывающая машина, которая позволяла передвигаться самому по селу. Денис теперь работал. Он заведовал местным радиоузлом и его хрипловатый голос селяне слышали с раннего утра до вечера.
Вера, жена Александра находилась дома: слишком большое количество народа находилась на ее содержании. И хотя в селе была открыта своя столовая, никто из ее домочадцев не желал менять домашние обеды на общепитовские.
Олег дождался свою невесту с дипломом агронома. Он закончил строительный техникум и теперь занимался всей стройкой в селе.
У Дениса и Веры родился сын. Крепкий малыш стал всеобщим любимцем. Особенно занимались его воспитанием деды, Григорий и Петрович. Но только в свободное от работы время.
Незадолго до получения Александром денег за сокровища, вышел Указ Президента о списании долгов хозяйствам. Это был лучший подарок за все время существования сельхозпредприятий от государства.
На месте старой конюховки был построен Дворец Культуры.
Для стариков была организована промартель, где изготавливали хозяйственную утварь, всевозможные изделия, которым научил их Сидор Никитович.
Огромная пасека давала лучший в области мед, который находил покупателей и в столице.
Сидор Никитович зашел в магазин за продуктами и увидел баночку с Мишкой на наклейке, прозрачного меда. Там было написано, что произведен он в селе Демьяново.
— Ишь ты, шустряк, Никудышный, куда добрался, — рассматривая баночку, радовался дед.
В селе выстроили элеватор и теперь не нужно было отдавать за бесценок зерно. Не стало в Демьяново и перекупщиков.
Миша познакомился с Катериной, бухгалтером, направленным к ним на работу. Еще один коттедж был построен молодым.