Все застыли в изумлении. Она вошла в зал, где проходило празднование Дня Милиции и внимательно осмотрела, остолбеневших перед ней молодых офицеров, да и тех кто был постарше. Правда, в рукава последних крепко вцепились присутствующие рядом с мужьями жены и недовольно поглядывали на возмутительницу спокойствия.
У входа стояла молодая девушка, казалось, что это ангел красоты вошел в зал, чтобы поздравить мужественных блюстителей правопорядка.
Ее темно синие глаза под дугами бровей, делали взгляд капризно-удивленным. Высокие скулы матово-бледного лица придавали ему нежную аристократичность. Высокий рост гармонировал с правильными линиями тела и делал ее недосягаемо-небесным созданием.
Каскад золотистых волос кудрявыми прядями струился ниже пояса. Ее правый указательный нервный пальчик, изящной формы, накручивал у виска завиток волос и снова раскручивал его в обратном направлении. Туфельки лишь подчеркивали красоту ее точеных ножек. Открытый вырез на груди вызывал зависть дам мраморностью до неприличия прекрасных линий груди.
Она стояла и смотрела на всех, а все на нее. Внезапно обнаружилось, что она пришла в сопровождении дамы средних лет. К ней тотчас подлетел полковник из управления и представил:
— Нонна Сергеевна Новицкая. Ее дочь Лилия.
Молчание разрядилось. Оркестр заиграл модное танго и Лилия очутилась в средине танцующих. Полковник вел в танце как хрупкую ценность свою спутницу.
— Вы прелестны.
— Я это слышу постоянно.
— Вы прекрасны.
— Оставьте полковник.
— Вы — чудо.
— Вы тоже, но бывшее.
— Как вас понимать?
— На вас смотрит исподлобья женщина в платье с разводами, вероятно ваша родственница.
Родственница уловила момент прекращения музыки и крепко ухватила своего мужа, увлекая в коридор для разговора.
— Над ней как будто несколько величайших мастеров колдовали несколько веков, чтобы создать столь великолепный экземпляр.
— Редчайшая красота.
— Хотелось бы знать кому она достанется.
— Вероятнее всего никому, к ней страшно подходить. Можно только любоваться издали.
— Что-то вы в лирику ударились, — господа офицеры, человек, как человек. Я не вижу оснований для особой траты нашего времени.
Алексей Строганов, душа коллектива особого отдела, неженатый, тридцатилетний, словно ножом в сердце ударил строптивую красавицу, отозвавшись так нелюбезно о ее прелестях.
На танцы ее приглашали нарасхват, но она, упорно накручивая локон на пальчик, частенько отказывалась от очередного приглашения в ожидании того, кто не хотел восхищаться ею. К концу вечера она уже гневно постукивала ножкой и частенько бросала взгляд в его сторону.
Вечер закончился, а она так и не дождалась от упрямца приглашения к танцу.
— Мама, — сказала дочь, делай что хочешь, но он должен проводить меня домой.
— Что я могу сделать? — удивилась мать.
— Разве начальник управления не твой друг и не мой крестный? Пусть прикажет этому майоришке проводить нас.
Вскоре они садились в Опель. Мать рядом с шофером, а Лиля на заднем сиденье с упрямым майором. Ехали молча. Машину внезапно качнуло, от резкого торможения на пробегающую через дорогу пару, и Лилечка уперлась грудью в его подставленные руки. Их глаза встретились. Ее испуганный, его твердый. Ее испуг внезапно изменил весь ход мыслей строгого провожатого. Он нежно отстранил ее на прежнее место и взял за руку.
— Успокойтесь, — опасность миновала.
— Спасибо вам, — ответила трусиха.
При выходе из машины возле дома, Лиля, не дождавшись пока ей откроют дверь, сама выскочила и, торопясь, подвернула ногу.
— Ой, — пискнула она, попадая в его крепкие руки, подоспевшие на выручку. — Мне больно.
Она попыталась встать на ногу, но ее милое лицо исказила боль и она качнулась к нему, прильнула.
Он высокий, сильный, обхватил ее руками, приподнял и понес, вслед за идущей впереди мамой.
Мама ворчала на ее неосторожность, но она молча прижимаясь к сильному могучему торсу груди, млела от удовольствия.
Вошли в дом. Ему пришлось пройти одетому в ее спальню и уложить на кровать.
— Нужно вызвать доктора.
— Не надо, я боюсь, он мне сделает больно.
Алексей, не ожидавший от высокомерной красавицы такой слабости, кротости, по-другому взглянул на это бледное испуганное лицо. Огромные синие глаза благодарили его за помощь. Она внезапно прижалась губами к его руке.
— Спасибо.
Он, как ужаленный отдернул руку и ему стало стыдно за себя, за то что он принял эту беззащитно глядящую, милую девушку за светскую львицу, пожирательницу мужчин.
Ее хорошенькая головка была полна мыслей укрощения строптивого офицера, таких как он по социальной значимости, у нее было много. Но как известно, зачастую разум теряется там, где входит самолюбие.
Ему было стыдно за свое поведение и очень жаль оскорбленную его невниманием на вечере девушку.
Бутон алых губ был полураскрыт совсем близко от него и он не удержался, облапил ее хрупкую, нежную, ждущую внимания и поцеловал ее крепко, долго и не мог оторваться от соблазнительного существа.
Потом соседка по лестнице врач, так сказала мама, сделала девушке тугую повязку на ногу и объяснила, что это не вывих, а растяжение связок, болезненное и долгосрочное.
— Придется полежать недели полторы, — сказала она.
Лилия нахмурилась, но строгий режим уложил ее в постель.
— Вы придете меня проведать, — спросила она своего спасителя.
— Если позволите.
С нежностью поцеловал ее протянутую ручку и пошел к выходу в сопровождении маман.
Маме совсем не понравился начавшийся роман.
— С кем попадя с такой внешностью не встречаются.
— С кем бы ты хотела видеть меня?
— С бизнесменом. Заграничные поездки, Европа, весь земной шар. Да ты могла бы стать королевой.
— В гареме какого-нибудь шейха?
— С тобой невозможно говорить.
— А ты не говори. Я хочу за него замуж.
— У тебя блажь сегодня, завтра она пройдет и ты на этого мента даже не глянешь.
— Ошибаешься. На этот раз готовься к свадьбе и не отговаривай меня, бесполезно.
Назавтра мама поехала к высокому милицейскому начальству, седому плюгавому генералу, который уже десяток лет был ее бессменным любовником. Она была все еще красива и элегантна эта Нонна Сергеевна, а с ним у них началась любовь, когда он, коррумпированный чиновник, привлек ее к ответственности по делу о сбыте драгоценностей и через нее вышел на группу, которая сделала его двуликим Яном и обладателем Нонны.
Сейчас она ехала к нему, чтобы расспросить о будущей перспективе майора в связи с новыми обстоятельствами.
— Не расстраивайся, — сказал он своей пассии. — Помнишь дело об исчезнувших драгоценностях шахов и тех, что еще нашли в республиках Азии. Тогда они так и исчезли при перевозке. Сейчас именно этот майор вышел на след и кто знает. Я буду в курсе дел, и вы тоже. Возможно отыщутся те самые наши бриллианты, что так удачно уплыли в неизвестном направлении.
Домой Нонна Сергеевна вернулась успокоенная и даже анекдоты рассказывала дочери, лежащей в постели.
Лилечке незачем было принимать столь усердное горизонтальное положение, но она ждала приезда еще необузданного мустанга. Рано было праздновать победу.
Он явился вечером с цветами, шампанским и конфетами. Безупречная благослонность матери не могла быть им расценена, как возможность найти жениха для дочери. Дочь была восхитительна и не нуждалась в рекламе. Аскет по своему характеру вдруг влюбился страстно и окончательно.
— Лилия, — вы так похожи на этот цветок. Такая же благородная красота.
— А вы стойкий оловянный солдатик.
— Который расплавился от любви.
В этот вечер они целовались напропалую и Алексей не выдержал:
— Будь моей женой, — сказал он просто.
— Хочу, хочу, хочу быть твоей, — и эти страстные слова вскружили и без того смятенную голову строптивого майора.
Сначала он получил звание подполковника и назавтра по протекции, сократив срок для регистрации брака, они стали мужем и женой.
Все влюбленные одинаковы и слова тоже одинаково произносят на разных языках.
Его Лилия, или Ляля, так называла ее мать и Алексей, оказалась целомудренной. Такая красавица, и вдруг, для него это было полной неожиданностью. Ее сохраненная чистота вызывала в нем еще большее чувство благоговения перед любимым существом. Он, казалось, даже задыхался от счастья.
Время летело быстро.
Однажды Ляля, потупив глазки, объявила, что ждет ребенка. Он схватил ее, закружил по комнате, смеялся вместе с ней счастливо, с надеждой. Они уже придумывали имена, когда мама нарушила семейную идиллию.
— Идемте пить чай, — пригласила она, будущих родителей, ошалевших от счастья.
Чай казался необыкновенно вкусным и солнце светило по-особому ярко, заглядывало в окна и лучики золотистого цвета пронизывали насквозь комнаты, освещая дальние углы. Все светилось и радовало.
Теперь Алексей оберегал жену как хрустальную вазу. Он не разрешал ей резких движений, далеких походов, покупок в магазине.
— Ты из нее скоро принцессу сделаешь, — смеялась теща.
— Берегу наследника.
— Было бы что наследовать, — насмешничала Нонна Сергеевна.
— Мы же с вами живем нормально, без богатств?
— Живем, верно, только вот концы с концами едва сводятся.
— В каком плане?
— Материальном, зятек, материальном. На еду хватает, а что купить, выкраивать надо.
— Я же вроде приношу зарплату полностью.
— Да какая это зарплата при красавице жене?
— А некрасивой хватило бы?
— Красивой женщине подобающая огранка требуется.
— Не понял?
— Понял, ты все, зятек. Она ни одного платья себе не купила замужем.
— Но у нее их столько, что вряд за сто лет переносить можно будет.
— А это уж тебя не касается. И сидите вы дома, никуда не выходите.
— Но я устаю на работе и поздно прихожу.
— Значит работу менять надо.
— Позвольте, Нонна Сергеевна, мне самому решать о своем занятии.
— Вольному воля.
— У вас неправильное восприятие жизни.
— Это почему же?
— Тяга к накопительству, сверх необходимого для жизни человеку, приводит к печальным последствиям.
— Это что же в Уголовном Кодексе написано?
— В нравственном, человеческом.
Рассерженная теща ушла, а молодые предались в своем уголке любви. Ляле не надоело еще тешить себя мыслью о замужестве и ей нравился ее муж, хотя, по мнению матери, он, простак и совсем не подходит для их семьи.
— Но, — добавила она, — может быть этот простак перекует свое мнение под воздействием любви.
Нонна Сергеевна настойчиво упрашивала дочь избавиться от беременности, пока еще позволяет время.
— Куда ты с пеленками, привязанная навеки к мужлану, еще неизвестно что из него выйдет.
— Он убьет меня, если я это сделаю.
— Ты могла бы упасть, приболеть, договориться с врачом, что тебе опасно рожать.
— Поздно, надо было не говорить об этом ему. А теперь поздно. Я ни за что не хочу с ним расставаться, но и ребенка иметь — тоже не хочу.
Время шло, фигура у Ляли приняла округлую форму. На лице появились коричневые пятна. Ляля была в ужасе.
— Уже семь месяцев нам, — говорил Алексей, прислушиваясь к толчкам ножки ребенка.
— Он брыкается как толкатель ядра. То там, то там поддает.
— Почему ты не посмотришь на УЗИ кто это? Мальчик или девочка?
— Не хочу, — упрямилась Ляля. — Пусть кто будет.
Она теперь постоянно капризничала. Ее отяжелевшая фигура была ей ненавистна. Вся ее гибкая прелесть исчезла под этим ужасным животом.
У Алексея наступила серьезная пора в работе. Когда-то его отец был направлен на разработку операции на месте по коррупции и изъятию драгоценностей огромной стоимости в Азиатских республиках. Тогда Алексей еще только заканчивал среднее образование и собирался поступать в Высшую Милицейскую школу. Когда он был курсантом его отца привезли в запаянном гробу. Почести похорон не могли компенсировать любовь живого отца.
Мать не вынесла этого горя и вскоре ушла вслед за отцом.
У Алексея оставалась тетка Елена Николаевна, старая дева, сердитая и малоразговорчивая. Алексей уже мало нуждался в ее воспитании, но дома, по приезду из училища в отпуск его ждали холодные стены квартиры и мрачное выражение лица тетушки. Она была сестрой его отца, у нее был свой дом в одном из районов города, но она пока жила здесь, сохраняя квартиру Алексею.
— Ты, примак, Лешка, не стыдно тебе жить у тещи?
— Но Ляля не соглашается на переезд от матери. Тем более, что сейчас она ждет ребенка.
— Не соглашается? Тряпка, ты, а не муж. Цацкаешься с ней, как с куклой. Погоди, принесет она тебе сюрприз, твоя красавица.
— Ты просто настроена против нее, тетушка.
— Я знаю женщин лучше тебя и мне хватило нескольких раз встретиться с этим лисьим отродьем, чтобы познать всю их суть.
— Она меня любит.
— Она любит любовь в образе тебя. Но скоро твоя жизнь, полная опасностей и мизерной оплатой за это, ей наскучит и она найдет себе занятие.
— Тетушка, ты ее так ненавидишь?
— Я говорю, то что будет. Эта женщина принесет тебе несчастье.
Он уходил с досадой в душе за невосприятие родной тетей его любимой жены.
Все это происходило несколько лет тому назад.
В отделе произошло нечто серьезное. Это был особый отдел и мелочами они не занимались. Почему-то вдруг его вызвал начальник управления генерал Постников, тот самый любовник его тещи, о чем он конечно не догадывался.
Постников Сергей Сергеевич, как будто высушенный на солнце мужичок, ничего не представлял из себя такого, на чем можно было остановить для раздумий взгляд. Несколько месяцев до пенсии досиживал он в своем кресле. Но его боялись даже могущественные представители Главного управления. Цепкая мохнатая рука держала его на этом месте. Сейчас Сергею Сергеевичу понадобился человек, честный, чтобы не прикарманил сокровищ, которые ему предстояло найти, но одновременно контролируемый в случае, если взбрыкнет при выполнении приказа его, Постникова.
Нужна была и фамилия Алексея, так как отец его занимался теми огромными сокровищами и именно на эту фамилию, мог кто-нибудь клюнуть, надеясь на знание Строганова о драгоценностях от отца. Сам генерал прощупал своего подчиненного от и до и был уверен, что тот ничего не успел узнать от погибшего.
А тут у генерала имелись свои глаза и уши в доме полковника. Нонна Сергеевна, давняя осведомительница самых высоких лиц, теперь еще и любовница генерала, гарантировала ему полную информацию о действиях «любимого» зятя. Прослушка уже стояла и подумывали о том, нужно ли его снабдить невидимым маячком.
— Можно дать ему в помощники преданного вам человека, — посоветовала Нонна.
— Ты до сих пор на посту, — сделал ей комплимент генерал.
Только несколько дней назад вышли на след участника азиатских событий Ведиева, который явно мог знать что-то об этом деле.
Алексей Николаевич отправлялся поэтому на пару месяцев в командировку в далекую Сибирь, где по информации генерала окопался один из тех, кто вез ценный груз из Азии, но раненый, остался жить.
— Ценная информация, — могу доверить только самому проверенному офицеру.
Несметные богатства укрыты от государственного ока и их необходимо вернуть в казну.
— Понятно, что я вас взял не случайно, ваш отец занимался этим делом.
— Я никогда ничего не слышал от отца, чем он занимался в последние годы своей жизни.
— Ваш отец погиб на посту, как герой, защищая государственное достояние. Вы тогда находились здесь и не могли ничего знать.
— Мне и сейчас нельзя просветиться в деле, на которое я иду?
— Только то, что я сказал. Сокровища были довезены благополучно до определенного места. Там их погрузили по частям на машины и часть оставили в вагоне для продолжения следования к месту назначения, а часть где-то на месте так и осталась. Мы предпринимали попытки поисков, но в районе разгрузки ничего не нашли. Никаких следов.
— И что же я?
— Начнете с Севера, где недавно отыскался один из участников событий. В помощники пойдет к вам Вадим Медведев. Будет чем-то вроде вашего денщика. Вы должны выяснить у человека, живущего теперь под именем Ведиев — Русаков Иван Терентьевич, где спрятаны сокровища с поезда из Средней Азии. Можете применять любые средства для раскрытия дела. Связь только со мной. Медведев ваша подстраховка. Очень надежен. Вы когда-нибудь слышали о почтовом вагоне, который увели на одной из станций двенадцать лет назад и не найденный до сих пор.
— Нет, не слышал, товарищ генерал.
— Хорошо, полковник, значит услышите.
— Вы ошиблись, товарищ генерал, я подполковник.
— Это ты ошибаешься, не я. Держи свое новое парадное и повседневное одеяние.
Молодой старлей вынес свертки с одеждой и вручил вновь испеченному полковнику. Вышел так же незаметно как и вошел.
— А теперь о деле.
И Алексей узнал то, что должен был сообщить ему перед отьездом в командировку генерал.
Возвращаясь домой, Алексей вдруг вспомнил то, что рассказывал ему его отец. Они были посланы на изымание заработанных коррупцией богатств. Там были найдены в большом количестве бриллианты, изделия из них и других драгоценных камней, слитки золота, бесценные женские украшения трехсот вековой давности, которые чиновники отбирали в семьях местной знати, беспощадно убивая всех в семье, чтобы некому было искать потом исчезнувшие из домов драгоценные вещи. Он даже вспомнил, как однажды отец, вернувшись живым на несколько дней перед тем, как его убили, как-то вечером сказал:
— Никогда не думал, что коррупция дошла до таких размеров. Это раковая опухоль охватила все вышестоящие органы чиновников. Убивают и режут тех, кто имеет отношение к любым сокровищам. Особенно старинные роды ханов, чьи дети остались в распоряжении страны советов. Кинжалы, чеканки, оружие всех видов в драгоценном обрамлении. Женские украшения — приговор всей семье. Сейчас ищем убийц, нашли много сокровищ. Жаль, что я не могу назвать имен зверей, обладающих властью. Они могут безнаказанно грабить, убивать, насиловать. Изгонять из своих республик неугодных им людей. Я тебе, Алеша, говорю, потому, что ты сам без пяти минут особист.
Сейчас Алексей вспомнив слова отца, понял, что речь идет о том самом поезде, из-за которого погибло столько людей. Все, кто имел отношению к составу поезда, его отправлению, погрузке, пути прохождения, все были уничтожены. А сами драгоценности исчезли.
Беспокоило его и состояние жены, ей до родов оставался всего месяц. Но приказ, есть приказ и он должен ехать.
— Надолго? — спросила огорченная Ляля.
— Месяца на два. — Постараюсь раньше, как получится.
— Я не хочу оставаться без тебя.
— Надо. Есть такое слово — надо.
Прощание было печальным. Ляля плакала, Алексей ее успокаивал.
Сидя в вагоне поезда, он постоянно думал о ней:
— Как она справится с рождением ребенка?
А в это время у Нонны Сергеевны появились другие планы. Ее дочь полностью повиновалась своей умной матушке и даже замужество не могло пошатнуть ее непререкаемый авторитет. Мать очень расстроилась с этим браком, абсолютно нарушившим ее планы, тем более что на горизонте имелся унылый молодой человек, сын новоиспеченных высокопоставленных бизнесменов, прямая дорога в браке с которым — это жизнь в Вене или Париже. Как она допустила этот мерзкий брак? Правда в нем было одно смягчающее обстоятельство: зятю поручили дело много миллиардной прибыли, если провести его с умом. Ее верный друг именно по ее наводке отправил Алексея на разведку. Но кто знает, что выкинет этот усердный ментяра, найдя несметные богатства, подчинится ли он генералу особисту или решит все сдать государству.
Именно поэтому пришлось дать ему в «помощники» Медведева, костолома, проверенного временем. Специально этому молодому полковничку погоны старлея надели, показать перед Алексеем, что этот государев человек, отличается строптивостью, а иногда и не подчинением прямому указу начальства, если оно идет вразрез с законом.
Алексей принял все рассказанное генералом о его спутнике как отличное качество честного человека. В деле, куда они ехали, честь — главная защита от всякого рода непредвиденных обстоятельств, со стороны длинноруких коррумпированных оборотней в погонах.
Купе у них было двуместное, нельзя было много рисоваться перед пассажирами. Обедали, правда в вагоне-ресторане, скромно, не высовываясь. И вообще это были приятные журналисты, едущие в Сибирь за новыми сенсационными тайнами. Газета ждет их с нетерпеним, чтобы разогнать кровь обывателю, читающему о странностях мира сего.
Ехали долго, нудно, но, наконец, добрались до места назначения.
Это была Тюменская земля, истощаемая понемногу любителями выкачивать ее нефтяные и газовые запасы и делать все новых буржуев и чахнувших брошенных городов, где процедура передела нефти в доллары уже была закончена. Только в казну страны мало что попадало от тюменских богатств.
Конечной остановкой москвичей, приехавших на разведку, был городок Кондинск. Там был свой аэропорт, речной порт. Дремучая тайга окружала Кондинск со всех сторон.
Несметное количество комаров и прочего гнуса мешали жить на этой благодатной земле.
Поселились в гостинице. Удостоверения газетчиков давали зеленый свет во все учреждения и организации. Рыбколхоз, когда-то знаменитый, теперь пробавлялся остатками от прошедших на собственных катерах аристократов, с мордами костоломов, Севера.
Снасти были неравноценными и аппетиты тоже. Приезжающим на рыбалку нужна была осетровая икра и большие рыбы со вспоротыми брюхами печально гнили на берегу. Там, где жители были поближе к местам разбоя на реке, забирали задыхающуюся в смертельной агонии рыбу. Но наводить порядок на водных северных просторах Алексею дано не было.
Сначала он попытался разыскать Салмана Ведиева, через администрацию Сельского совета нужного им поселка. Там рассказали, что за рекой имеется заимка и там проживает старик с такой фамилией, а он это или нет они не знают.
— Ишь ты, не боится значит, если фамилию не сменил. А может просто однофамилец.
Это в Москве транспорта всякого множество, а здесь на Севере про трамваи не слышали, троллейбусы тоже. Автобус, лодка-моторка заменяли весь транспорт. Села располагались вдоль рек и самый что ни на есть близкий путь — через лодочку с мощным мотором.
Путешествовали уже третью неделю, а нужный им объект не нашли.
Медведев разговаривал мало, был грубоват, но с Алексеем почтительно придерживался субординации. Знал бы Алексей, что полковник Медведев, костолом и человек без принципов, ни за что не поехал бы с ним в командировку. Его же спутник хоть и малоразговорчив, но четко выполняет все, что положено делать приставленному как бы в ординарцы офицеру к высшему по званию. Они имели с собой карту с подробным нанесением всех населенных пунктов, рек, озер, притоков, лесов.
В обед пришел Вадим и сказал Алексею, что арендовал моторку с хозяином в придачу, который поработает с ними по розыску Ведиева.
Ляля с кислым видом, небрежно одетая сидела в своей комнате и ожидала мать.
— Куда она запропастилась? — раздраженно думала она.
Ее беременность ей наскучила, была в тягость и она готова с крыши прыгнуть лишь бы освободиться поскорее от тяжкой ноши.
— Зря я позволила себе такую «роскошь». Теперь еще и пеленки, бессонные ночи.
А она привыкла вставать не раньше десяти часов утра. И получать в постель вкусный завтрак, приготовленный мамой.
— Я даже трусики свои не стирала ни разу, а тут запачканные пеленки, гадость какая, — думала она с раздражением.
И на Алексея сердилась, виновника ее теперешнего положения.
Мать появилась нескоро. У Ляли терпение лопалось.
— Где ты так долго?
— Привыкай, голубушка, скоро сама все будешь делать, смотреть за ребенком, готовить ужин и все прочее.
— А ты куда?
— Замуж выхожу, за генерала.
— С ума сошла, я что буду делать?
— Ты взрослая, знала на что шла.
— Но я не умею.
— Научишься.
— Я не хочу.
— Это твое дело.
— Ты, мама, всерьез уйдешь от нас?
— И очень скоро.
— Но я не смогу жить без тебя с ребенком?
— Не нужно было заводить.
— Но теперь-то что мне сделать, чтобы исправить положение?
— Есть много разных возможностей.
— Каких?
— Отдать богатым людям бездетным.
— С ума сошла? Что мне муж скажет?
— Тебя интересует его мнение?
— Я люблю его.
— Как только я уйду от вас и вы сядете на его зарплату — любовь пройдет.
— Но как отдать можно своего ребенка?
— Ты сможешь его растить без меня?
— Нет, конечно. Я не люблю детей, они сопливые и пеленки приводят в ужас от одного только представления о них.
— Тогда собирайся.
— Куда?
— Исправлять положение пока твой муж отсутствует.
— И что мы будем делать?
— Увидишь. Собирайся.
Очень скоро две женщины садились в вагон поезда дальнего следования.
— Куда мы? — спросила дочь.
— Все равно, только подальше от Москвы.
Проехав часов сорок, они рано утром прибыли на станцию под названием Развилка.
— Странное название, сказала Нонна Сергеевна. Здесь что, село или город?
— Городок небольшой. Километрах в десяти отсюда.
— Мы здесь сойдем, дочери нужно в больницу.
— Я вижу, вы в опасное путешествие пустились в ее таком положении.
— Рожают везде, — ответила Нонна.
— Так-то оно так, — покачала головой проводница.
Пассажирки высадились. На перроне были видны их одинокие фигурки. Внезапно Ляля охнула и схватилась за живот.
— Началось, — подумала Нонно Сергеевна.
Она быстро забежала к дежурному по станции, вызвала «скорую» и их доставили в городскую больницу, единственную в этом городе, но имеющую свое родительное отделение.
Вскоре крики изнеженной Ляли огласили родильное отделение. Ее уговаривали, но она кричала пока схватка не отпускала ее. Потом начиналось все снова. Врачиха-акушер сердито внушала ей, что необходимо успокоиться.
— Все рожают, — но такой беспокойной я еще не видела.
— А-а-а, — надрывалась Ляля.
Мать беспокоилась. Она вызвала врачиху и попыталась сунуть ей денег.
— Вы что хотите, чтобы я за нее родила? — рассердилась врач и отбросила протянутую руку с деньгами.
— Какие некультурные здесь, — возмущалась Нонна Сергеевна, сидя в коридоре приемного покоя, на втором этаже которого сейчас надрывалась ее дочь.
Она долго орала, беспокойная мамаша, всполошившая всех, и роды у нее протекали нервно, врачи боялись, как бы это взбалмошное существо не задавило своими беспрерывно двигающимися ляжками, ребенка.
Наконец, ребенок появился на свет.
— Девочка, — сказала пожилая акушерка, занимающаяся ребенком. — Прехорошенькая, с длинными волосами.
Ляля, измученная родами, этим неподдающимся описанием кошмаром, думала про себя, что больше ни за что на свете не допустит беременности. Она жалела себя, растерзанную, с болями от разрывов, так как ее поведение привело к тому, что пришлось накладывать болезненные швы. Потом ее увезли в палату и два дня у нее сильно болел живот.
Кормить девочку она отказалась. Сразу же туго перевязала пеленкой грудь. Ее пытались уговорить, но она отвернулась от всех и молча лежала, не разговаривая ни с кем.
Мать ее видела только в окно. Кто и как кормил девочку Ляля не интересовалась. В палату вошла врач.
— Ваша мама настаивает на выписке. Это рано, но она слишком настойчива.
— Я хочу домой.
— А ребенок, вы его возьмете, или оставите в больнице?
— Возьму.
— Хорошо мы подготовим вам справку о рождении дочери и вы по приезду в Москву должны зарегистрировать ее в ЗАГСе.
Назавтра они уже втроем, девочка была на руках у матери и Ляля не смотрела на сверток с ней, были доставлены на вокзал.
Поездов было много. Но они не стали ждать какой-то определенный. На первом пути объявили отправку. Мать с дочерью, вскочили в вагон, не обращая на вопли проводницы.
— Нам одну остановку, — сказала Нонна Сергеевна сердитой проводнице и сунула ей в карман деньги.
Вопрос был исчерпан. Ехали недолго.
— Следующая остановка Пролетарская, — сказала им ставшая любезной проводница.
Поезд остановился. Дамы вышли на перрон.
— Постой тут, я скоро, — сказала мать и проворно понеслась с девочкой по улице.
Было около семи часов утра и прохожих почти не было.
Нонна Сергеевна оглянулась по сторонам и увидела большой дом под железной крышей. Она вошла в калитку и положила сверток с девочкой на крыльцо. Не оглядываясь, побежала и скрылась за углом дома. До станции было десять минут ходьбы.
Ляля не спросила про дочь, а мать не сказав ничего, вошла в двери вокзала и купила два билета до Москвы.
Проходящий поезд не задержал их на этой станции. Через десять минут они ехали в купе и смотрели в окно сосредоточенно, как будто им было дано задание сосчитать все мелькающие у дороги столбы.
Им было все-таки стыдно взглянуть друг на друга, потому они и ехали, думая каждая о своем.
Москва встретила их нормально, как будто бы в жизни этих двух человек, относящихся по признаку пола к женскому, ничего особенного не произошло. Ну выехали на прогулку по российским железным дорогам две путешественницы, посмотрели мир и вернулись обратно.
Лялю донимало молоко в грудях, желающих кормить ребенка. Они как будто не понимали того, что некого тут в доме кормить грудным молоком, и никто их не просит об этом, но мать-природа заботилась о малышке и часто, по нескольку раз в день подбрасывала молочка для брошенной где-то далеко девочке. Только малышка не знала, где искать свою теплую грудь и потому привыкала к жесткой маме с козьим молоком.
Тогда Ляля нервничала не об оставленной на станции малышке, а о неудобствах, причиняемых природой, заставляющей прибывать и прибывать не востребование питание для родившейся дочки.
А еще неприятно было ожидание мужа. Он был нужен молодой сильной представительнице прекрасного пола, как муж, но не самец, производитель детей. Он нужен для жарких ночей и нежных объятий. Ляле так нравились его сильные руки, поднимающие ее с пола и прижимающие к своей груди, где стучит неистово мужское сердце.
Ей предстояло впереди объяснение с мужем, куда и как исчез ребенок. Мать заготовила целый трагический рассказ о неудачных родах, но как пройдет спектакль, они предположить не могли. В душе боялись разоблачения.
Алексей и Вадим прибыли в назначенное место, где, по их мнению проживал Ведиев, нужный им человек. Лодка причалила к берегу. Совсем недалеко, метрах в трехстах стоял домишко. Так себе средний, с покрытой шифером крышей. Дорога была настлана досками. От постоянных наводнений, скользкая земля не давала возможности ходить по илу, нанесенному с реки. А тут, дал струю из шланга на дощатую дорожку и ходи спокойно, босиком, по струганым дощечкам.
Хозяин сидел во дворе, маленький, как будто в обертку глянцевую упакованный, с синеватым оттенком. Его синие губы и мрачные глаза вызывали отвращение. Но им был нужен не красавец Ведиев, а владеющий тайной человек. Незнакомых людей он встретил настороженно. У ног его лежал пес, лайка, дружелюбно помахивая хвостом.
— Ты хвостом не крути перед каждым, — отчитал хозяин добродушного пса.
Видимо пес совсем не обиделся на упрек хозяина, потому что тут же подошел к Алексею и ткнул мокрым носом в его руку. Алексей погладил его. Но, когда Вадим протянул к нему руку, пес зарычал и ощетинился.
— Не понравился, ты ему, паря. Что вас привело ко мне, гости незваные?
— Журналисты мы, пишем о здешних краях. Вот и захотелось посмотреть как на отшибе люди живут. Совсем один человек, а кругом тайга с трех сторон.
— По воде всегда можно уйти, — ответил хозяин. — Заходите, гостями будете.
По количеству выпитых бутылок видно было хобби Ведиева. Он усек взгляд Алексея и пояснил:
— Гости часто бывают, дома жены со света сживают, а тут пей, сколько душа пожелает. С собой привозят обычно.
— Мы тоже не лыком шиты, прихватили с собой полдесятка.
— Значит надолго? Рыбачить? На охоту? Или просто посмотреть тайгу.? Так она опасная хозяйка, заведет и пропадет человек, в жизни не выйдет из буреломов таежных.
— Сами пока не знаем насколько.
— Проходите. Угощенье у нас царское. Стерлядка мороженая в холодильнике припасена, муксун, икра.
— Ого. Как в ресторане самом престижном.
— Тут этого добра хватает.
Алексей и Вадим начали вытаскивать из баулов овощи, фрукты, конфеты, буженины кусок.
— Точно бывалые люди, знаете чего в тайге не хватает.
— Я здесь первый раз, — сказал Алексей.
— А я бывал в этих местах. Только мы по Оби путешествовали на теплоходе «Ленинский комсомол», в Тобольске побывали.
— На Севере тоже свои примечательности имеются.
— Вы давно здесь живете?
— Сколько себя помню. Батя мой он объехал весь свет и сгинул где-то, а мы с матерью жили не выезжая.
— А сейчас где ваша матушка?
— Померла, уже годков пять будет.
— Почему же вы не в поселке со всеми живете?
— В рыбнадзоре служил когда-то мой отец, а потом, когда его назначили работать на юг, где он и сгинул, работал я. Невозможно стало работать. Или глаза закрывай, не замечая ничего, либо тебя пристукнут.
— А сейчас?
— Живу тем, что река да тайга дают. До пенсии еще время не вышло. Да и что сейчас эта пенсия даст. Насмешка над народом.
Стол был накрыт, добавилась к городским деликатесам стерлядь мороженая. Хозяин стукнул ее на дощечке обухом топора и она распалась на части. Положил в тарелку алюминевую и на стол.
— Пробуйте.
— Действительно деликатес, а не рыба, вместо костей, хрящик на шнурок похожий.
— Это что же здесь вся такая рыба? — поинтересовался Алексей.
— Только стерлядь, остальная с костями, но не страшными, их совсем мало, особенно у муксуна. Вот глядите, — он показал гостям распластанного подсоленного муксуна, величиною с полметра.
Ели и ахали. Вкуснятина необыкновенная. Потом еще брусника появилась моченая. Такая роскошь по вкусу. Морс из нее непревзойденный. Вскоре хозяин захмелел. Видно постоянные упражнения в приеме гостей с водкой давали о себе знать. Он похрапывал прямо у стола. Усталые гости расположились на топчанах, накрытых оленьими шкурами. Вместо подушек наволочка с ветками деревьев. Топчанов насчитали шесть.
— Широко живет, — заметил Вадим.
Прошло время и хозяин проснулся.
— Скучно стало, паря? — спросил он Вадима. — Ты молодой, ноги резвые, спустись к реке, там морду вытащи и рыбку сюда. Уху варить будем. Ведро в сенях возьми.
Когда Вадим ушел, Ведиев внимательно посмотрел на Алексея и сказал:
— Никакой ты не журналист. Рассказывай чего надо, пока твой товарищ рыбу шарит.
— Ошибаетесь, правда приехал написать серию очерков.
— Ну смотри тебе лучше знать.
Рыбу Вадим принес, была чудесная уха, под водочку с песнями про Стеньку Разина и бродягу из диких степей Забайкалья.
Потом хозяин свалился вдрызг пьяным. Свой был вечером, но как только Ведиев протрезвел — стал настороженным зверем.
— Далмат — Оглы, расскажите о своих здешних корнях, кто были ваши предки, про все ваше генеалогическое дерево.
— Дерево, говоришь, оно у нас огромное, ветвей много. Выходцы из Средней Азии. Революция призвала моего деда на Север, так тут и остались.
— А братья, сестры отца?
— Некоторые остались там в азиатских республиках, тоже порядок надо было наводить.
— У вас есть семейный альбом?
— Конечно. Моя мать была образованной женщиной, занималась ликвидацией неграмотности, а отец контру громил. Только они вместе почти не жили, он в Азии, она на Севере. Переписывались.
— А дети были, — продолжил каламбур Вадим.
— Мать к нему наезжала иногда, а он сам всего три раза домой приезжал.
— И сколько же сестер и братьев у вас имеется?
— Два. И еще один, но он в тюряге находится, там его постоянное место жительства.
— Что так?
Все какие-то сокровища ищет, плетет невесть чего, его бьют, он бьет, так и не кончаются сроки.
— А между сроками здесь проживает?
— Нет, на Урале в Верхотурье его дислокация постоянная. Там у него и жена числится, правда не знаю, которая по численности. Детей нет.
— У вас бывает?
— А что ему тут делать, он на золоте помешался, — говорит, всеравно найду. Видно в тех местах, если после колонии там ошивается.
Интересно посмотреть на отца, мать вашу, остальных родственников, чтобы иметь представление.
Выпили по рюмочке и Ведиев принес альбом.
Альбом, как альбом. Все они похожи друг на друга. Алексей с Вадимом начали его рассматривать. Но так медленно получалась эта работа при многословном рассказе о каждой фотографии, что Вадим заскучал и вышел покурить. Он стоял у двери и прислушивался к тому, что рассказывает хозяин. Где-то уже перед концом, когда Вадим устал прислушиваться и вышел в сарай, пошарить, нет ли там чего интересного, Алексей перевернул предпоследний лист картона и чуть не закричал, на фотографии рядом с уже знакомым старшим Ведиевым сидел его отец, Строганов Николай Николаевич, в косоворотке, какую он носил в жарком Ташкенте.
— А это кто? — спросил он так просто, не придавая значения.
— А это начальник моего отца, фамилию забыл, зовут Николаем. Они вместе выполняли задание. Кто-то предал их. Убили обоих. А эшелоны отправили неизвестно куда.
— Откуда вы знаете?
— Мама туда ездила, всех расспрашивала, нашелся человек рассказал ей все. Она тогда и брата с собой брала, он с тех пор и помешался на сокровищах.
— Тут ващ отец хорошо смотрится, можно я возьму эту фотографию, сделаю хорошие снимки и пришлю вам обратно.
— Берите. Не жалко.
Листнул последнюю страницу. Ведиев уже встал и пошел приложиться к очередной рюмочке. Из альбома выпала фотография, на ней была изображена молодая женщина. Надпись на фото была сделана рукой отца Алексея. Написано: Елизавета. Село Демьяново, ст. Пролетарская. Кокетливая женщина смотрела на Алексея. Он положил фото к себе в карман и закрыл альбом. Подсел к столу к Ведиеву и они затянули песню, на этот раз про златые горы. Вскоре пришел недовольный Вадим. Когда хозяин дошел до кондиции, он сказал Алексею:
— Не того братца мы с тобой разыскали.
— А почему ты так думаешь?
— Этот не слыхивал ни о чем, что связано с угнанными драгоценностями.
— Вот тебе и помощник, осведомлен получше меня. Значит господин генерал послал его не на помощь мне, а следить за мной.
Ни слова не говоря о своих подозрениях, он потянулся и сказал:
— Мура это все. Сказки бабки Василисы. Уже сколько лет работаем, а ни о чем таком в управлении не слышали.
— Верно, — решил исправить ошибку Вадим. — Нам бы завтра домой отчалить с утренним катером.
— Сказано — сделано. Едем.
Утром они распрощались с хозяином, тот проводил их до мостков и стоянки катера и они, помахав ему руками, отчалили от берега.
Домой вернулись ровно через два месяца после отъезда.
Все это вспоминалось Алексею через десяток лет после всех этих происшествий. Он тогда влетел домой и первое, что увидел, снова стройненькую жену.
— Кто? Спросил он с нетерпением? — Кто у нас родился?
Ляля заплакала, теща тоже. Они стояли и проливали слезы в три ручья.
— Что случилось? — Отвечайте.
— Она умерла при родах. Травма головы.
— Какая травма? В космос летаем. Какая смерть? Я немедленно еду разбираться с этими неумехами.
Ляля повисла у него на руках.
Теща шепнула на ухо:
— Она чуть жизни не лишила себя от горя. Психиатр занимался ею. Не говори ничего, я потом все объясню тебе.
Алексей глянул на милое, поникшее бледное (не накрашенное специально) лицо и ему до слез стало жаль свою беззащитную в горе жену. Он взял ее на руки как ребенка и принялся укачивать, уговаривать. А она повиликой обхватила его шею и приникла к нему, сама нежность и очарование.
Первая опасность миновала. Нонна Сергеевна праздновала победу, пока еще маленькую, но победу. А назавтра его вызвали в управление и они долго разговаривали по поводу поездки. Генералом на заметку была взята мысль брата о другом, который между ходками ищет сокровище.
Началась разработка версии по выпуску осужденного Ведиева и взятие под контроль все его передвижения. Немедленно был командирован Вадим, втайне от Алексея к арестанту домой в Верхотурье. Женщина отсутствовала и пока ее не было проведен тщательный обыск в домике. Были найдены некоторые бумаги, написанные почерком недоучки и нарисованные так, как будто ворона рисовала своими лапами по ватману. В одной из бумажек значились пункты ст. Бежица, Брянской области и Сеща Смоленской. Был написан номер вагона семизначными цифрами. Все это сфотографировал Медведев и постарался навести порядок, чтобы хозяйка не заметила беспорядка.
По видимому что — то происходило с поисками сокровищ, но полковник Строганов больше задействован не был.
Дома наступили восхитительные дни. Он успокаивал свою расстроенную жену. И у них началась новая пора любви, беспокойно-нежной. Алексей берег свое сокровище. Он любил ее так, что казалось у него сердце разорвется от горя, видя ее сидящей в уголке, пока она дожидалась его с работы. В душе Ляли не было горестной утраты, она прекрасно научилась манипулировать мужем и почти совсем забыла о происшедшем на далекой станции. Актриса из нее получилась превосходная.
Так и жили они в обмане и лжи, и лишь Алексей не имел понятия, с кем он рядом находится, и кого любит до самозабвения.
Природная лень с помощью опеки матери сделали Лялю созерцательницей жизни. Она ничего не делала, валялась целыми днями непричесанная и только перед приходом мужа начинала заниматься собой.
Она все реже выходила из дому, читала, смотрела телевизор, гадала на картах с матерью, наблюдала как та готовит обед или ужин и все больше и больше отстранялась от жизни извне.
— Ты повторяешь Обломова, — говорила ей мать — Что будешь делать без меня, я не вечна.
— У меня есть муж. Пусть он за меня думает.
— Смотри не влети снова.
— Мне гениколог сделал все, чтобы этого не случилось.
— Он больше не пристает к тебе с расспросами?
— Нет, не хочет меня расстраивать.
— Правильно делает.
— А тебе еще он не надоел?
— Нет, я люблю его.
— Тогда почему стала прикладываться к рюмке?
— Ты еще спрашиваешь. Вчера исполнилось ровно десять лет той девчушке. Жива ли она?
— Тебе не за чем забивать себе голову.
— Просто мне иногда становится страшно. Вдруг она погибла?
— Значит мучиться на этом свете перестала.
— Ты циник, мама.
— А ты? Это не я родила ребенка, а ты.
— Ну ладно, хватит. Я не буду больше касаться этой темы.