Ляля обрадованно вскрикнула:
— Мама! Алексей приехал.
Он поздоровался с обеими, но не принял объятий жены, отвел ее руки и сказал:
— Я устал и хочу спать.
— Вот так и дожидайся жена своего суженого, а он буркает, что устал, — проворчала Нонна Сергеевна, — и продолжила, — еще чего доброго на диване в гостиной ляжет спать.
Точно так все и вышло. Алексей молча принес подушку и плед и улегся на диване, выключив свет.
— Что за новости? — спросила раздраженно Ляля, входя в дверь.
— Не мешай, я хочу спать.
— Ах, его милость желает спать, а я не хочу спать, я хочу разговаривать с мужем, который так долго отсутствовал неизвестно где.
— Почему неизвестно? Известно. Я находился в Пролетарском районе, а последнее время в районной больнице, там, где ты родила нашу дочь.
Ляля поперхнулась. Она не смогла выдавить комок из горла и застучала в стену к маме.
— Маму на помощь призываешь? — спросил он язвительно.
— Что случилось? — всполошилась, появляясь на помощь дочери, теща.
— Нонна Сергеевна, вы мне объясните, пожалуйста, как моя жена и вы попали в больницу городка Развилки и где вы оставили ребенка?
Теща тоже лишилась дара речи, но тут Ляля уже обрела ее.
— Кто тебе это сказал? Чушь несусветную.
— Мне сказали больничные документы, что такого-то числа, месяца и года Строганова Лилия Андреевна, проживающая в городе Москве, родила дочь, весом в три килограмма, здоровую, но почему-то отказалась категорически ее кормить, и девочку кормили женщины всей палаты, тем, что осталось после их детей.
— Не понимаю, это сфабрикованный документ.
— Не думаю. Лучше расскажите, куда вы девали ребенка, иначе я передам дело в суд, и вас будут судить за детоубийство, если девочка не найдется.
Теща плюхнулась на колени.
— Это я виновата. Ляля была только четвертый день после родов и до прихода поезда легла на скамейку. Дочь положила рядом. А я, увидев, что она задремала, вышла на платформу встретить поезд. Когда он подошел, я вернулась в зал, разбудила Лялю, но девочки там уже не было. Ее украли.
— Вы заявили об этом в милицию?
— Нет, мы спешили на поезд. Ляля бредила, у нее поднялась температура и я решила, что сначала увезу ее в больницу в Москву, а потом вернусь за девочкой.
— И почему же вы не вернулись?
— Я подумала, что без матери такая кроха все равно не выживет и не поехала ее искать.
— А ты? — спросил он Лялю.
— Я долго болела, потом ты вернулся, и я сказала тебе неправду.
— Зачем вы поехали в глушь? В Москве не работали все роддома?
— Нам посоветовали. Сказали там чудо-вода и исцеляет от всех болезней.
— Вы искали, писали, спрашивали о пропавшей дочери?
— Нет. Мы же знали, что все это бесполезно.
— Хорошо. А недавно вам звонили из больницы с просьбой сдать кровь для раненой дочери?
— Я сочла это провокацией, — ответила Ляля.
— Сейчас вы обе уйдете в свои комнаты и не будете показываться мне на глаза, пока я не решу, что с вами делать?
Обе покорно пошли, молча разошлись по своим постелям, и до утра каждый не спал.
Теща боялась суда, Ляля позора и развода. Алексей не знал, как ему поступить с ними, а главное с Аленкой, которую ему придется отнять у Анны.
— Может ли она украсть ребенка? — спрашивал он у себя и как полковник милиции, повидавший много всякого, мог ответить утвердительно. Но вопрос, зачем его жена поехала рожать в тьму-таракань, порождал нелогичность по отношению воровства ребенка.
Алексей был спокойным уравновешенным человеком, работа в угрозыске наложила печать недоверия на многое, что встречалось экстремальное в жизни и поэтому он привык все, вызывающее недоумение, проверять, опираясь только на факты.
Он попытался погасить смятение чтением и достал с полки наугад книгу.
Это была его любимая «Сага о Форсайтах» Джона Голсуорси.
Он любил читать в свободное время, которого у него явно не хватало, но любая свободная минута не проходила мимо чтения. Он иногда перечитывал Алексея Николаевича Толстого, Чехова, еле осилил Достоевского, просто он обязан был знать «Тварь я дрожащая, или человек», не из школьной программы, а уже осмысленно позже. Ему не нравились полоумные мысли героев, инфантильность героинь, страшно неприятно чувствовал читая об унижении человека и непонятной позиции героинь «Идиота». Надломленные, нравственно получеловеки, полукалеки, так они ассоциировались в его сознании. И никто ни за что не смог бы ему доказать, что все окружающие люди, вся та среда, где жил князь Мышкин, была сплошь населена дебильно-психическими уродами. Видимо в самом писателе эпоха того времени была перекошенной линзой подсознания.
Он не мог понять, как могли отнести к разряду художественной литературы и назвать романом «Что делать?» Чернышевского. Ну понадобились новые герои времени, но все равно никак не воспринимался им Рахметов и сама Вера Павловна с ее бесконечными снами.
Он любил Ивана Сергеевича Тургенева, где сочетание жизни человека, его чувств и природы жили в полной гармонии с эпохой, и каждая книга давала волю мыслям.
Очень хорошо относился к Джону Голсуорси с его «Сагой о Форсайтах», где Ирэн была действительно воплощением желаний сильного рода планеты.
Его будоражило творчество Бальзака, а самым любимым читаемым писателем был О. Генри. Сама биография писателя вызывала уважение. Его герои — действительно были похожи на жизнеспособные на века образы.
Сейчас, когда ему было особенно плохо, он перечитывал классику, дающую ответы на множественные вопросы.
В жизни много встречалось Шариковых и Беликовых, Ноздревых и Мерзляевых.
А теперь мерзость в образе жены вошла в его жизнь.
Как бы хотелось забыть ту грязь, что вошла в его жизнь вместе с Лилией, которую он любил, а сейчас она ему казалась скользкой мерзкой жабой, с которой пока еще приходилось соприкасаться в жизни. Для того, чтобы найти себя, раздвоенного, с душой, ноющей как больной зуб, не дающий покоя.
Ему надо было установить шкалу дальнейших действий на правильно найденное решение, чтобы разрубить этот гордиев узел, тесно взявший его в плен.
Ляля. Это имя для него невыносимо. Вся в прошлом.
Анна. Еще вчера он буквально поражался ее нескончаемой любовью к девочке.
— А если она действительно украла ребенка?
В жизни милицейского полковника такое случалось довольно нередко. И люди, ворующие детей, не были какими-то отребъями, выглядели мило, положительно, пока углубленное изучение каждого дела, ставило все на место. У него даже возникла своя линия на мотив совершения преступления. Студентка медицинского техникума, проходит практику и узнает, что в роддоме находится женщина из Москвы, отказавшаяся кормить ребенка. Умная девочка знает, что имея в руках дитя, у нее есть шанс выбраться из захолустья. А именно через мужа этой женщины.
Второй мотив — шантаж той, у которой украден ребенок. Выкуп.
Третий — возможность дорого продать ребенка паре, страстно желающей его усыновить.
— Стоп! Господин полковник, — сказал сам себе Алексей. — Почему же тогда не последовало выкупа, продажи ребенка, розыска отца девочки? Значит ни один из его вариантов не проходит, особенно если вспомнить отношения Анны, Аленки и дедушки. Этот старик, русский сельский самородок не предаст никогда и ни за что. Значит все меркантильные начала — плод воображения и абсолютно несостоятельны.
— А как ты относишься к Анне? Подумал? — и сам себе ответил:- хорошо, даже слишком хорошо, но не настолько, чтобы попадать из огня в полымя.
Развод с Лялей не предполагал женитьбы ни на ком. Даже на Анне. Женщин много, нравятся иногда, но это не означает, что ты на всех должен жениться. И потом его чувство к ней было вызвано умиленным состоянием ее возни с, как он считал, ее дочкой. Не имея своих детей, он просто завидовал семейной идиллии, умению воспитывать ребенка. Эта женщина ему положительно нравилась, но не в качестве жены. Такая мысль не посещала его даже во сне. Но как быть теперь с девочкой?
— Я не могу оставить в неведении ребенка, что у него есть отец.
— А как же Анна? — говорила его другая половина мозга.
— Не знаю. Я не должен отвечать за ее поступок. Она сама захотела чужого ребенка, не узнав, есть ли у него родители.
Алексей долго думал, мучился и даже решил посоветоваться с бывшим однокурсником по милицейской школе, с которым виделся редко, но плодотворно. Всегда они решали чьи-либо семейные проблемы.
— Серега! Привет. Алексей.
— Рад тебя слышать дружище.
— Нужно поговорить.
— Пожалуйста. Я свободен как ветер. Жена путешествует с сыном по Анталии. Жду тебя часов в восемь. Устроит?
— Вполне.
Вечером они сидели в уютной кухне господина генерала и, попивая прохладную водочку, разговаривали.
— Что у тебя случилось? Ты же у нас самый образцовый, уравновешенный полковник.
— Такое случилось, что и сказать страшно.
— А ты говори. Не бойся. Я твой верный друг.
— Потому и пришел.
— Лялю мою хорошо знаешь?
— Еще бы. За нее многие наши офицеры готовы были на дуэль идти.
— Так вот эта самая прекрасная Ляля десять лет назад, пока я находился в длительной командировке, ожидала ребенка. Когда я приехал, никакого ребенка у нас не было.
— Как так?
— А вот так. Мне она вместе с тещей рассказали, как умерла наша девочка при родах.
— Всякое бывает.
— Всякое да не такое. Меня недавно отправили на помощь в поимке маньяка и я приехал в Пролетарский район. Поселились в селе Демьяново, так как все дела были сосредоточены вокруг этого района. И там я встретил девочку десяти лет, точную копию Ляли. Ее мать совершенно противоположной внешности. Отца нет. Живут с дедушкой. Я признаться даже немного влюбился в мать этой девочки.
— Бывают на свете двойники, — попытался объяснить ему Сергей.
— Бывают. Да только здесь оказался не двойник, а моя родная дочь.
Он рассказал Сергею всю эту печальную историю и показал медицинскую карту, где ясно было написано происхождение девочки.
— Да, — сказал Сергей, история. — Похлеще мелодрам. И что ты думаешь делать?
— Сначала разведусь с Лялей. Завтра же переезжаю в отцовскую квартиру, которая после смерти тети стоит закрытая.
— Это правильно.
— Потом, потом я просто не знаю, как мне поступить с Анной.
— Сначала узнай, как попал к ней ребенок.
— Думаешь, она скажет?
— А ты полковник милиции или кто?
— Применять к ней санкции я не могу, она растила мою дочь.
— Правильно. Растила. Но как она попала к ней, надо узнать обязательно.
— Это не трудно.
— А если действительно украла?
— Отберу и привезу сюда.
— А если не крала?
— Тоже хочу отобрать и самому воспитывать дочь. Я и так много потерял, не видя, как она росла.
— А как же семья? Девочка должна расти в семейной обстановке?
— Но там у нее нет отца, здесь не будет матери.
— И редко бывающего дома папы.
— По-твоему я должен оставить все как есть? Отказаться от собственной дочери в угоду чужой тетеньке, пожелавшей стать благодетельницей девочки? Она десять лет провела в деревне, сейчас там даже школы нет и ее учит сама Анна, а сдают они экзамены экстерном в районной школе.
— Почему она не учится в районе?
— Так хочет ее «мама».
— Знаешь ли, я психолог слабоватый, но если бы у меня отобрали моего сына, я не смог бы без него. Это как будто твоя рука, или сердце, отними попробуй.
— Я пока такого не испытываю, отцовские чувства у меня только начали просыпаться. Я же многое пропустил в жизни дочери. Не слышал, как она училась говорить, не видел ее первого шага, не видел как она растет. Мне она близка, хочу, чтобы была рядом, хочу быть ее защитником, опорой, другом, отцом.
— Тогда и думать нечего. Хотя та женщина может быть любит ее по-настоящему, как родную.
— Как родную. В этом и заключен смысл родства.
— Но Ляля родная мать, а ребенка оставила.
— Или ее украли.
— Ты веришь этой басне?
— Но как не верить, если в противном случае она хуже зверя получается.
— То, что она никогда не заявляла о пропаже ребенка, не искала ее и почему-то отправилась из Москвы рожать в глушь, говорит о том, что именно Ляля тебя обманывает.
— Я думаю теперь, что такое семья? Люди, связанные воедино кровными узами, родители, дети, бабушки, дедушки. У меня лично семья — это просто секс и общий стол. У нас были абсолютно разные интересы. Я только теперь понял, что женился на статуе. Стоит в саду или в музее редкий экземпляр красоты, который является созданием гениального скульптора. Ты смотришь на нее, любуешься, но никому не приходит в голову жениться на статуе, или принести ее в свой дом.
— Значит Ляля, как я понимаю, всего лишь образец красоты, но не жена, создающая семью.
— Да.
— Ты ее любишь до сих пор?
— Я презираю и считаю нечистоплотным находится даже близко рядом с ней.
— Значит, развод решен окончательно.
— Да и завтра же я еду к адвокатам, чтобы они занялись этим делом.
Эту тему они оставили в покое и принялись за политику.
— Я побывал в селах и увидел, как они погибают. Что мешает людям трудиться как раньше до семнадцатого года, когда Россия вывозила свой хлеб за границу. И какой хлеб. Нарасхват.
— Думаю, что у мужика не стало стимула трудиться. Закупочные цены на хлеб делают мужиков нищими, а те, кто дальше идет по цепочке, перекупщики, переработчики, продавцы живут прекрасно.
— Значит необходимо сделать так, чтобы сами крестьяне производили не только хлеб, но имели свои элеваторы, торговую сеть, отдавали, что положено государству по установленному ценовому плану, а остальное шло в копилку хозяину.
— Сейчас есть совсем вымершие села и деревни, умирающие, кое — как цепляющиеся за жизнь, а если еще села и существуют, то там тоже образовался перекос. Те, кто обладает властью, строят, не стесняясь избенок крестьян, свои хоромы, имеют охрану, от кого? Отдыхают за границей, их дети тоже не учатся в России. А хлебороб остался, как и раньше с голым задом. Вот и тащат кто может и сколько с полей, тока, из-под комбайнов. А осенью получается, что и урожай был хорошим, и в закромах семян нет. Не на что купить горюче-смазочные на сев, нечем заплатить налоги. А о зарплате и думать забыли.
— Но сейчас многие сдали в аренду свою землю, наделы.
— Сдали и получили шиш с маком. Ни земли, ни денег. Те продукты, которые им бросают из милости арендаторы, они выкупают за деньки в кассе предприятия. Цены не менее рыночных. Вот тебе и вся собственность на клочок земли.
— Зачем же они отдают землю в аренду?
— А чем ее обрабатывать? И еще никто не спрашивает желания крестьян, войти в арендное предприятие. С них собирают заявления, а те, кто начинает упрямиться и воду мутить, оставляют без света, воды, лишают кормов для подворья. Словом начала феодализма заложены снова. Только по другому все это обзывается.
Выпили по рюмочке. Поговорили еще о том, о сем, и Алексей начал прощаться.
Поехал он в свою, отцовскую квартиру. Хорошо, что умная тетя заблаго приватизировала ее на имя Алексея. Ее домик на окраине тоже достался по наследству ему.
Назавтра он нашел адвоката Сергачева Андрея Павловича, спеца по бракоразводным процессам и начал дело о разводе.
Ляля никак не желала сдаваться. Она твердила, что у нее украли девочку. Мать ее подтверждала это. Адвокат был умный, дальновидный, дока своего дела и в три счета доказал им всю несостоятельность бредовых идей о краже ребенка. Он предложил им смириться и дать по-хорошему развод через ЗАГС, как супругам не имеющим детей.
— Но как же квартира? Вдруг он захочет отобрать у меня ее часть? — интересовалась Ляля.
— Не захочет. И не имеет права. Она ваша.
— А вещи?
— Мой клиент ничего кроме своей одежды из квартиры не берет.
— Но если я не хочу разводиться? Как я буду жить без него? На что?
— Вам придется поискать себе другого состоятельного, не милиционера, а бизнесмена. С вашей-то красотой?
Ляля плакала и улыбалась, чередуя эти несхожие эмоции.
— Прекрасно, — сказала теща, выразив это в категории состоянии человека.
Прекрасно то, что Ляля разводится, или то, что ей нужно искать бизнесмена, было непонятно никому из обсуждавших. Решение было приведено к единому знаменателю, и вскоре Алексей Николаевич получил свидетельство о разводе.
За вещами он приехал, предварительно позвонив. Все было предусмотрено до мелочи для встречи с мужем, бывшим мужем.
Ляля приложила немалые усилия и теперь, когда раздался звонок в дверь, она приняла позу оскорбленной невинности. Ее волосы были тщательно причесаны, так, что казалось небрежная кисть художника развеяла их по плечам, прикрыла сбоку щечку и ей пришлось своей мраморно-великолепной ручкой отводить непослушную прядь в сторону.
— Здравствуйте, — сказал Алексей входя в комнату.
— Хорошо, что ты пришел, — томно ответила она и невинно опустила свои синие глаза.
Ее грудь глубоко дышала и поднимала открытый вырез платья.
— Я только вещи возьму.
— Зачем спешить? Расстаемся навсегда. Мог бы и задержаться.
— Чтобы услышать очередную ложь?
— Фу, как ты груб. Повинную голову с плеч не рубят.
— Только не твою. Слишком грубая ошибка, именуемая преступлением.
— Ты опять за свое?
— Оставь. Я не могу задерживаться, меня ждут.
— Неужели я совсем тебе безразлична.
— Ты омерзительна.
— Какой грубиян.
— Пошлячка. Я не могу тебя видеть.
— Ну и скатертью дорога.
Повернувшись, Ляля выплыла в другую комнату и спокойно стала ждать, пока бывший муж соберет вещи.
Дверь захлопнулась, и она дала волю слезам. Его непокорность распаляла душонку женщины, жаждущей всеобщего поклонения. Она плакала и думала, как ей отомстить за то, что этот грубиян не заметил ее такой генеральной подготовки к встрече и проваленной только из за его мужланства.
— Хватит скорбеть, — Ляля подошла к зеркалу и принялась ваткой убирать подтеки туши с ресниц. — Ты королева, мадам и никто не посмеет это опровергнуть.
Мама пришла вскоре после ухода бывшего зятя.
— Я тут подумала на досуге и решила, давай-ка, мы с тобой, милая дочь попробуем переманить девчонку на свою сторону. Все-таки живем мы в Москве, а мне в деревне. Учиться ей там негде. Надо будет внушить ей то, что та баба украла ее у тебя.
Ляля осмотрела себя в зеркале и осталась довольна.
— Да, мама. Это был первый раунд. Надеюсь, что второй мы с тобой выиграем. Вперед. К победе! — и она подняла пальчик вместо воображаемого флага.
Алексей Николаевич поднялся по лестнице своей квартиры. Неожиданно к нему наперерез кинулась женщина и попросила помощи. Муж бушует и она находится на лестнице уже час, а там ребенок.
— Почему вы не вызвали милицию? — спросил полковник.
— Я вызову. Разрешите позвонить.
— Хорошо, входите.
Он открыл дверь и начал пропускать вперед женщину, взявшись за ручку двери. В это время в лицо ему что-то брызнуло, ожгло глаза, перехватило дыхание. Полковник потерял сознание.
Очнулся он и почувствовал, что лежит как младенец спеленатый по всем правилам. Свободным был лишь рот, да уши.
— Здравствуйте, Алексей Николаевич! — услышал он голос незнакомого человека. Над ним стоял мужичина в два метра ростом, с крепкими кулаками и маленькими свиными глазками на неподвижном лице.
— Здравствуйте, дорогой, — поприветствовал его еще один, стареющий подтянутый человек с проницательным взглядом и более эстетической внешность, выгодно отличающей его от первого.
— Вас можно перевести в вертикальное положение?
— Можно было сразу оставить меня так и не прибегать к паралитическому газу.
— Эге, — сказал эстет. Мы хорошо знаем ваши способности и не уверены, что вы не опасны даже в горизонтальном положении.
Полковника, как младенца полу присадили на диван.
— Что вам угодно? — спросил Алексей.
— Где Вадим Медведев?
— Простите, но я с ним расстался давно и более не видел.
— Позвольте усомниться в вашей искренности.
— У вас есть данные такого утверждения?
— Да. Дело в том, что он был в селе Демьяново в тоже время, что и вы. Очевидно у вас были одинаковые задания?
— Сначала скажите кто вы?
— А вы не догадались?
— Прошу подтвердить ваши полномочия пеленать меня как младенца.
— Вы знаете зачем вы были с ним у Ведиева?
— Прежде скажите кто вы? Иначе разговора не получится.
— Хорошо. Полковник Дягилев и майор Сырцов. Вот наши документы.
Показав из своих рук книжечки-удостоверения особистов, Алексей сказал:
— Может вы меня все-таки развяжете?
— Не знаю. Только после ответа на поставленный вопрос.
— Я выполнял поручение по поимке маньяка-людоеда. Выполнив его, сразу же уехал.
— А другое задание попутно вы не выполняли?
— О чем вы?
— Все о тех же спрятанных где-то там сокровищах.
— Вы прекрасно знаете, что в последнее время там был обшарен каждый метр земли вашими людьми и ничего не найдено.
— Вам придется снова вернутся туда, но уже с нашими людьми и установить куда исчез Медведев. Вы не предполагаете, что он мог найти и вывезти все незаметно.
— Не думаю. Там был значительный груз, незаметно не получится.
— И все же?
— Если вы договоритесь с нашим начальством, я согласен.
— Вы опасный человек, полковник. Но придется развязать вас.
— Вы что же хотели меня принудительно давать вам показания?
— Мы много наслышаны о вас. Кроме того, эти сокровища стали неуловимой легендой, а после пропажи нашего человека, находящегося недалеко от вас и посвященного в это дело, становится неясным ваше личное участие в данном вопросе.
— Значит Вадим пропал?
— Да. От него нет никаких вестей. Кроме него исчезло еще два человека.
— Но это можно выяснить только там на месте.
— Значит договорились.
Алексея распеленали. Физически он ущерба кроме баллончика не получил, но моральная пощечина оставалась неоплаченной.
— Долг платежом красен, — сказал полковник, притрагиваясь к припухшим глазам.
— Мы вам сразу же оказали помощь, промыли глаза как следует. А о долге как понимать?
— Как хотите так и понимайте.
— Завтра утром в десять в нашей конторе на втором этаже в кабинете заместителя встретимся.
— Хорошо, — ответил Алексей.
Значит снова те места. И хорошо и плохо. Будет время разобраться с делами по возвращению дочери. Он вдруг подумал, как опасно сейчас было бы привезти девочку сюда. Попадет в лапы заинтересованных поисками сокровищ лиц и тогда неизвестно что будет. Может и к лучшему, что пока он не привез ее.
В кабинете, куда никто не желал бы явиться по собственной воле, ему ясно обозначили тему его следования в Демьяново. Единственно чего он пока не понимал, с кем говорит, с врагами или же настоящими людьми, одного с ним мнения о работе служителей правопорядка. Но здесь он ничего бы так и не понял. Все выяснится на месте. С ним отправлялся в путь полковник Дягилев Николай Александрович. Он должен был представлять налоговые органы в Пролетарском районе.
Полковник Строганов инспекцию службы милиции. Демьяново становилось местом отдыха: рыбалка, река там отличная, охота, леса замечательные. Да и знакомых уже довольно много стало там у Строганова. Получив соответствующие предписания, два москвича направились на периферию все с той же целью — отыскать драгоценности.
Алексей Николаевич много думал об исчезновении Вадима Медведева вместе с его подручными. Он решил расследовать это при любых обстоятельствах, так как это могло помочь в решении местонахождения захоронения драгоценностей.
Инспекция, нагрянувшая в район, была делом обычным. Пролетарка стала кем-то постоянно опекаемым местом для Первопрестольной. Тут тоже имелись мнения на этот счет, свои собственные. Мандаты, предъявленные прибывшими, были явно прикрытием для проведения давно известного дела. К этому времени скоро должно было закончиться следствие по Равилю и Оксане и Алексей Николаевич хотел послушать кое-какие показания, сделанные тем для суда. Слушания будут примерно через месяц, и он решил побывать обязательно при допросе маньяка и его жены.
В тот день Алексей Николаевич отправился к следователю прокуратуры Ему разрешили поговорить с Оксаной.
— Расскажите все, что вы знаете о деянии вашего супруга.
— Я сначала не знала о его пороке.
— А когда узнали, почему не заявили?
— Он сначала накормил меня человеческим мясом, а потом рассказал. И пригрозил, в случае чего расправиться со мной так, что он будет по частям меня разрезать. Сначала одно отрежет и съест, потом другое. Я испугалась. И он долго меня никуда не выпускал, я находилась под его полным контролем.
Оксана подробно излагала факты, как потом она уговаривала, зазывала, обманывала молодых людей и подростков и привозила их со станций, из лесу, с реки. Всегда было много отдыхающих и бездомных.
— И как же все это происходило?
— Гостя усаживали за стол, давали ему выпить настой с подмешанным снотворным, чтобы не было сильного противоборства. Как только он отключался, или дремал за столом, Равиль оглушал его тяжелым по голове, и мы с ним уносили человека на разделочный стол, обитый цинком. Кровь сливалась и он приучил меня пить ее.
— А девочки, женщины?
— Он их всех сначала насиловал. Самым садистским образом, ему нравились их приглушенные вопли, потому что рот он жертвам завязывал, но все равно было слышно. Только после этого убивал и разделывал. Мясо он срезал на шашлыки и прочее, а кости разрубал, складывал в сумку и мы их увозили и закапывали подальше от дома. В лесу места много.
— Были ли среди убитых взрослые люди?
— Были. Он их не для еды забрал. К нам зашел мужчина лет сорока и попросил напиться. Потом начал расспрашивать Равиля о каких-то сокровищах, зарытых в лесу. Равиль ответил, что для хорошего человека и сказать можно, если он поделится с ним половиной состояния. Он врал, о сокровищах нам ничего не было известно. Но Равиль угадал в нем человека милицейского происхождения и боялся, что тот раскроет его проделки. Он предложил мужчине выпить настоечки и заодно поговорить о том, как они будут извлекать сокровища. Тот согласился. А у Равиля возник план, как выведать действительно ли тот знает что-то о золоте и прочем. После настоечки тот вдруг заклевал носом. Равиль боялся его силы и того, что не справится с таким человеком. Он веревкой опутал его к стулу, ввинченному в пол и оглушил топором, но не до смерти. Затем прорубил ему оба плеча, так, чтобы тот не смог сопротивляться. Он допрашивал извивающегося от боли милиционера, пока тот не умер от потери крови. Его он разделывать не стал. Сказал, что после сорока мясо человека в еду не годится.
— Посмотрите на фотографию, этот человек был у вас?
— Да, он.
— А еще двое?
— Я пошла и позвала их, когда они пришли к нашему дому. Это было дня через два. Молодые, самоуверенные. Равиль им сказал им, что не видел их начальника, только слышал мотор лодки, уходящей от берега.
Они засомневались в продолжении поисков Вадима, но Равиль пригласил их отобедать. Шашлыки у нас были из пастушонка, которого он только что закончил разделывать. Под приятный запах жареного мяса они выпили свои смертные приговоры из стаканчиков с приготовленным зельем. Оба они попали на разделку и их мясо было продано мужикам из деревни. Те всегда благодарили моего мужа за такой роскошный подарок, как дешевое мясо.
— Это они?
— Да, — ответила Оксана, взглянув на фотографии.
Оксана потом еще долго рассказывала о всех действиях маньяка-людоеда.
— А девочку Аленку зачем он украл и почему она осталась в живых?
— Он влюбился в нее и решил жениться на ней, но только когда исполнится одиннадцать лет.
— Почему именно этот возраст?
— Он сказал, что тогда девчонка может стать женщиной и даже рожать. Он уговорил ее уехать с ним, сказав, что является отцом девочки.
— Она поверила?
— Нет. Но что-то сомнительное было в ее раздумьях. Потом она объявила, что этот, кто называется ее папой, купит ей скоро фату и подвенечное платье. Она ждала момент, когда оденет это и предстанет перед зеркалом.
Вы почему об этой девочке не сообщили?
— Он меня едва не убил и я потеряла сознание. Вдобавок закрыл, чтобы не смогла уползти, когда очухаюсь. Он убил мальчика Петьку, которого я подобрала на станции и хотела сделать своим сыном.
— А вы подумали о том, что не имеете права быть ни чьей матерью?
— Нет. Мне очень хотелось этого.
— У вас были свои дети?
— Нет. Но он сказал, что если родится кто, он с детства приучит его стать продолжателем дела родителя.
— И вы без сомнений все эти годы убивали, крали людей, ели их, кормили человеческим мясом других людей?
— Да. Но я больше не буду.
— Вы как в детском саду.
— Меня расстреляют?
— Я не судья. Согласно Закона вы получите наказание.
Наконец, суд состоялся. Многочисленная толпа ожидающих процесса не могла поместиться в зале и суд состоялся в Доме культуры, который тоже не смог разместить желающих услышать все собственными ушами.
Заседание продолжалось много дней, Алексей тоже в качестве свидетеля был вместе с Юрой приглашен на одно из заседаний.
В зале часто звучали выкрики:
— Зажарить свиней живьем!
— Повесить их и поджарить!
— Гильотину на площади установить!
Судья часто успокаивал зал, но все равно там или в другом месте возникали возмущенные реплики.
Город был ошарашен, когда обоих людоедов направили на принудительное лечение как больных людей. Люди бушевали, митинговали, ходили по инстанциям. Но дело осталось на том же уровне, на котором был вынесен приговор.
А в Демьяново те мужички, которые любили лакомиться шашлыками у Равиля, лежкой лежали от рвоты и печали.
— Ну, что Николай Павлович, доложил о местонахождении Вадима Медведева?
— Доложил?
— Даже могила неизвестно где.
— Может еще и отыщется, он то остался цел в отличии от его помощников.
— Ты хотел сказать, не был съеден?
— Да.
— Непонятно как рождаются такие люди? У них что, особый ген имеется? Или разновидность шизофрении?
— Скорее последнее.
— И хотя их не так много, но они имеются и в нашем государстве.
— Остатки первобытного общества людоедов.
— Но не в России.
— Ну что, главный налоговый досмотрщик, дела идут?
— Идут. Я сказал, что хочу на примере одного из сел, посмотреть истинное положение налогообложения и прочего.
— И выбрал..
— Конечно Демьяново.
— Значит будем снова искать?
— А что делать? Приказ есть приказ.
— Ну ладно, мы с тобой люди государевы и будем выполнять свой долг перед Родиной.
В Демьяново они появились к вечеру и сразу же направились в дом бондаря. Там им обрадовались так, что Алексей сразу же отбросил его нехорошие мысли об Анне. Ее глаза светились неподдельной радостью.
Она не знала куда девать себя и без конца перекладывала, переставляла все, что попадалось под руки. Дед тот не знал где усадить дорогого гостя и его товарища. В комнату осторожно просунулась голова с золотистыми кудрявыми волосами.
— Это кто там такой? Золотоволосый?
— Я! — крикнула радостно девочка и через секунду повисла у него на шее.
Он закружил ее по комнате, потом посадил на плечи, благо позволял это сделать высокий потолок дома, и они принялись как два маленьких ребенка играть в догонялки-скакалки. Сначала он ее носил по комнате, потом она его догоняла, затем он ее и, наконец, оба усталые упали, а не сели на диван.
— Рассказывай, как жизнь молодая?
— Хорошо.
— В школу нынче идешь в район?
— Придется, — ответила Анна.
— А я не хочу.
— Будешь неучем, — проворчал дед.
— А это кто?
— Неуч, дурак значит, ничего не понимающий.
— Нет я дураком не хочу быть.
— Значит поедешь учиться.
— А где она будет там жить? — спросил озабоченно Алексей.
— В интернате, — ответила Анна.
— Могла бы у твоей матери, если бы не отчим, — огорчился дедушка.
— У матери? — удивился Алексей.
— Дедушка, зачем кому-то наши семейные дела?
— Ну почему же очень интересно, — сказал Алексей.
— Аленушка, ты знаешь свою бабушку?
— Нет, — ответила девочка. — А разве у меня есть бабушка? — обратилась она к матери.
— Срочно за стол, пора, все уже готово, — весело проговорила Анна, пытаясь скрыть смятение. Она укоризненно посмотрела на деда и Алексей перехватил этот взгляд, полный огорчения и сомнений.
— Странно, — подумал он, — ни разу за все время из знакомства она не сказала, что у нее есть мать. — И почему тогда год сама учила девочку, если в районе есть у кого жить?
За столом в основном тараторила Аленка. Она рассказала за несколько минут, что у Федяевых четыре котенка, а козленок один. У продавщицы, которая раньше работала, пока магазин не закрыли, Федосья, жена Макара, побила окна. Ильич, комбайнер упал в канаву, а Анисья гадает на картах и никак не пригадает жениха.
Все новости были выложены, еда съедена, посуда убрана и в самый раз было бы поговорить с Анной, но она поспешила к больной, которой обещала поставить вечером уколы.
Сидор Никитович вышел на крыльцо. Присел покурить цигарку, как он называл сигарету. Алексей присел к нему.
— Я вижу тебя беспокоит то, что я сказал за обедом.
— Да. Почему Аня не в ладах с матерью?
— Это сугубо личное дело.
— Но Алена в интернате, одна, среди чужих, это разве решение проблемы? Худой мир — лучше доброй ссоры.
— Так — то оно так. Там видишь ли отчим, с которым Анна не поладила.
— Серьезное расхождение?
— Да. Слишком серьезное.
— Тогда почему мать не разрубила их отношения? Предала дочь?
— Нет. Там уже двое растут огольцов. Причина особая, я не могу сказать ничего.
— А я требовать, — помолчав, сказал Алексей.
— Ты приехал надолго?
— Не знаю, как получится.
— Я вижу произошли изменения в личной жизни?
— Откуда вы знаете?
— Кольцо снял с одной руки и перенес на другую.
— А я думал, ворона на хвосте принесла.
— Ты какой-то сам не свой. Совсем другой человек прибыл.
— Времена меняются. Я хочу задать вопрос и не могу.
— А ты смоги. Говорить рано или поздно надо.
— Верно. Сначала с Аней.
— Смотри сам. Хозяин-барин. Я знаю о чем разговор у вас пойдет.
— Откуда?
— Я не слепой. Век прожил, давно знаю, что ты моей внучке не чужой человек.
— Верно. Уже доказано. Только вот хотел бы я знать, как она к вам попала?
— А ты у Анны и спросишь, а то обидится, что за ее спиной решаем.
— Хорошо.
Сидор ушел в дом, а Алексей сидел и ждал прихода Анны. Он решил переговорить с ней окончательно и поставить все точки. Вскоре показалась ее быстрая фигурка, озабоченное лицо строго смотрело на него своим темными глазами.
— Вы еще не спите?
— Тебя жду. Поговорить надо.
— Поговорить? О чем?
— Ты считаешь, что нам с тобой не о чем разговаривать?
— Ну почему же? О звездах, погоде.
— И моей дочери, — добавил Алексей.
— Моей, вы хотели сказать, — поправила его Анна.
— К сожалению, у девочки есть отец — я.
— Что-то долго не было ни отца, ни матери. Особенно когда я остро нуждалась в помощи человеческой.
— Но ты сама выбрала этот путь.
— Что вы хотите сказать?
— Ты по своей воле забрала ребенка?
— Конечно.
— За это и разлад с родными?
— Они не хотели, чтобы я растила чужого подкидыша.
— Подкидыша? А разве не на вокзале ты забрала девочку у спящей матери?
— Вы. Вы, как вы смеете, я вас ненавижу, — и, заливаясь слезами, Анна вбежала в дом.
Сидор снова вышел на крыльцо.
— Извини, Алексей Николаевич, но дверь не была закрыта плотно, и я ненароком услышал то, что ты не должен был ей говорить.
— Но ведь девочка у нее. Каким образом она попала к вам?
— На крылечко подбросили, дом-то родителей Анны рядом со станцией стоит. Вот она и вышла на крыльцо раньше всех. Писк услышала. Подобрала сверток с ребенком и в дом. А отчим ее выгнал, велел отнести в милицию. Она тогда и попала ко мне. Студентка еще была, училась, а мы с Аленкой домовничали. Коза-кормилица выполнила свою миссию мамаши, бросившей ее.
— Но почему вы не подумали об отце ребенка?
— Да разве бросают детей те, у кого муж есть?
— Вообще-то, наверное, нет.
— Вот и мы так решили. Кто знал, что у Аленки мать и отец есть, а ее на крыльцо как котенка подбросили. Эх, ты, Алексей, Алексей, обидел девчонку. Ей сейчас только двадцать семь исполнится, а у нее десятилетняя дочь. Она от всех своих ухажеров отказалась, не целованная девка так и осталась недотрогой, чтобы Аленку кто не обидел. И насмешки терпела, что незамужняя родила. Ни один человек не знает, что это не ее дочь.
— Да, действительно я дал ляп.
— И что ты теперь делать будешь? Ты ведь все права на дочь имеешь, не знал ничего, не бросал ребенка. Надо же так судьба распорядилась, что тебя именно в наш дом закинула. Что теперь будет?
— Пока не знаю. Хотел сразу же дочь забрать себе, сейчас думаю момент как раз подходящий. Ей учиться надо, не в интернате же.
— Так то оно так. Да с Анной что будет, ты подумал об этом?
— А обо мне кто подумал. Я всю жизнь мечтал, чтобы придя домой, меня ребенок и жена встречали. А тут на тебе и ребенок есть, и я прав не имею на него, получается.
— Точно вы оба с Анной без вины виноватые.
— Помоги, Сидор Никитович, ты мудрый человек. Я ведь тоже не могу своего ребенка оставить.
— Знаешь, Алексей, давай все на утро оставим. Мы с тобой говорим, а Анна слезами заливается, Аленка ничего не знает. Представь себе, как это на девочку подействует?
— О ней-то мы и не подумали. Хорошо. Все разъясним вместе. Вчетвером.
Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.
Утро казалось пронизанным бациллами недоверия и полуненависти. Анна готова была прогнать этого человека, еще вчера казавшегося ей таким прекрасным, милым, а сейчас она боялась его энергичной настроенности против нее в борьбе за девочку.
И Алексею она сейчас была хуже самого лютого врага. Он в душе винил ее в том, что она не заявила в милицию о найденном ребенке, а немедленно увезла ее в деревню, вот так его дочь, потомственного москвича и благородного рода стала деревенским байстрюком, где каждый мог бросить ей в лицо о ее незаконном происхождении, так как у нее не было отца. Даже легенды о нем не было.
Их разговор состоялся в садике на скамейке.
— Вы плохо спали? — спросил он ее, впервые называя на вы.
— Но и вы не лучше, — ответило она, глядя на него с плохо скрываемым раздражением.
— Вполне понятная причина. Одна женщина бросает ребенка, вторая лишает его отца, Москвы, родословной, превращая в полусироту.
— Вы меня обвиняете?
— Да в эгоизме, иметь куклу, маленькое развлечение, на которое можно любоваться и которое всецело зависит от тебя.
— Вы, вы черствый, неблагодарный.
— Я еще и поблагодарить вас должен за то, что вы у меня отняли дочь.
— Да она бы погибла без меня?
— Можно подумать, что вы единственная на свете благодетельница. Да меня разыскала бы милиция по адресу в роддоме, где бы я ни был и, конечно, я воспитывал бы дочь сам. Сейчас она здорова, но по вашей милости чуть ли не стала добычей людоеда.
— Значит я во всем виновата?
Анна разрыдалась и убежала в дом. Алексей закурил, но его злость не проходила. Подумать только, ребенок побывал в руках преступника, чуть не погиб, а теперь ему дают возможность жить в интернате, где царят совсем не идеальные для домашнего ребенка условия.
Он пошел вместе с Дягилевым по делам в контору Агрокомплекса, вернее его филиала и там «оторвал» свою злость на Прохватилове, который казался ему воплощением зла и сверх непонятным человеком, неизвестно зачем сидящим в разваленной им деревне.
Вернее Алексей знал все достоверности непутевой жизни этого человека, выдающего себя за другого. Значит его пребывание здесь кем-то назначалось и кто-то ждал от него долгожданных вестей победы.
Алексей объявил о том, что на территории района потерялись два молодых солдата первого года службы и теперь им предстоит вместе с населением найти их. Прохватилов собрал команду из двадцати человек. С ними вместе должен был отправиться и Алексей.
Спасательный отряд солдат-новобранцев шел цепочкой по лесу.
— Вы должны смотреть также все захоронения после людоеда. Он мог назвать не всех, мы обязаны найти спрятанные скелеты.
Таким образом, прочесывание леса обрело смысл, который понятен был только им, москвичам. На первом же привале начались байки о разных кладах и сокровищах.
— Я вам скажу, ребята, был такой случай в деревне у нас. Несколько лет тому назад, — начал рассказывать Егорыч, старый, но еще вполне бодрый старик. — Был я на станции Пролетарская. Собрался поехать к дочке и до поезда оставалось целых три часа. Начал я искать туалет, ну приспичило меня.
— А что в платный не пошел? — спросил кто-то.
— Да чтоб я деньги платил за туалет, хрен им в зубы.
— А и правда нашли на чем наживаться.
— У меня семья девять человек, если ехать и в туалет ходить за деньги, то и штанов не хватит.
— И кто только придумал такую муть.
— Хватит вам, рассказывай дальше.
— Гляжу, а от состава поезда, где заезд в депо, но не доезжая до него, отцепили задние вагоны. Там погрузку ведут обычно в составы. А тут платформа с КАМАЗом, и два вагона, один почтовый, другой с солдатами. Выкатило их человек десять.
Алексей прислушался внимательно.
— Вышел и проводник почтового вагона. Его раз за шкирятник и туда, откуда солдаты вышли.
— И какой был у них род войск?
— А кто их знает? В камуфляже и все такие здоровые, сытые. Я спрятался за платформу, ту, что стояла на другом пути. Освещение слабое, они спешат, что-то говорят негромко.
— Ну и что там было интересного?
— Ты так и простоял, а поезд ушел.
— Вам первым рассказываю, братцы. Много лет прошло, потому теперь можно.
— А может нельзя еще? — спросил его Алексей.
— Да ну, кому я нужен со своим рассказом. Так вот КАМАЗ, что стоял на платформе вдруг открылся с задней двери и только щелк, щелк вроде как хлопки какие начались.
— Выстрелы?
— Я сначала думал, кто орехи где-то колет у вагона. А глядь из десяти человек семь наповал лежат, трое автоматы выхватили и жахнули по КАМАЗу. Только «Ох» и молчание.
— И что на станции никто этого не видел?
— Шумно было там, поезд ревет, объявления по радио, музыка из приемников ожидающих поездов своих, суета и беспорядок.
— А дальше?
— Дальше к вагону почтовому подкатывает другой КАМАЗ, со стороны погрузочной площадки. Останавливается. Выходят два водилы в шляпах с полями и за ними человек с пистолетом. Дверку открывают и трое живых с двумя шоферюгами начинают носить из почтового вагона какие-ящики. Я и так, итак попытался посмотреть, но не увидел что это за ящики, только квадратные с ручками по двое носят и забрасывают.
— Неужели никто не хватился на станции вагонов?
— Пришел какой-то в красной фуражке. Только подошел поближе, а его «щелк» и за ноги и голову в вагон. Быстро груз закинули и шоферюги сели в кабину. Сзади машина маленькая, жигуленок дожидается.
— И что же уехали?
— Куда уехали? Только к машине подходить стали, снова щелчки и только один с пистолетом остался в живых. Он начал в КАМАЗ забираться, а тут кто-то из тех, кто ранен был, ему прямо в башку выстрелил он и покатился со ступеньки вниз.
— Ну. Что дальше-то?
— Дальше жигуленок следом за КАМАЗом отчалил. А КАМАЗ покатил куда-то, только огоньки мелькали. Я постоял и тихонько начал выбираться оттуда.
— Так никто и не хватился мертвых?
— Нет. Я с телефона-автомата на станции по 02 хотел позвонить и сообщить, что на станции убийство. А ноги не идут, и язык не слушается. Как будто кто по башке шандарахнул.
— Тут мой поезд пришел, а я не поехал. Несколько часов сидел на скамейке на улице. Страсть на меня напала. Видно хватились вагончиков тех, началась паника, милиция с моргалками, скорые помощи одна за другой. Потом сказали, что один из этой компании выжил, его не оказалось в вагоне и нигде не нашли. Ходили, искали, всех спрашивали. Может он как-то в КАМАЗ проскочил? А может в «Жигуленке» удрал, потому что его не нашли. Я точно помню где он стоял, а потом не нашли, сколько ни искали.
— И что же по-вашему там выгрузили, что столько людей за груз смерть приняли?
— Думаю ценности какие-то.
— А КАМАЗ?
— Не знаю. Их мимо нас много ходит. Часто останавливаются. Я сначала в каждом видел тот, но никогда не мог сказать точно, каким был тот проклятый, что увез ящички и посеял смерть.
— Что же у вас в селе никто не интересовался сокровищами?
— Интересовался. Раз бабка Федосья за грибами пошла, а когда назад возвращалась, увидела кого-то. Ее в ту же ночь пришили.
— А помните как часто стали пропадать вещи, еда в доме, засолки в подвалах, значит рыскают до сих пор там?
— А мы это и посмотрим. Может по ходу и встретимся с чем-то интересным, похожим на рассказ нашего смельчака.
Вечером поздно возвращались домой. Ничего существенного не нашли. Даже следов маньяка, которые тот оставил после себя.
— Утром в шесть, от конторы выходим, по другому маршруту, — предупредил их всех Алексей.
Утром не явился к конторе Егорыч. Так как он жил неподалеку, то послали за ним гонца. Не заболел ли?
Степан, семнадцатилетний посол, прибежал запыхавшись и объявил, что Егорыч и его старуха лежал в постели мертвыми, в крови.
Немедленно вызвали районную милицию.
Алексей рассказал им о том, что поведал накануне Егорыч. Значит это была не легенда. Кто-то здесь из своих убрал «рассказчика» любопытной истории. Вызывали в контору по одному. Вопросы были обыкновенные.
— Где находился с вечера до утра?
— Спал, — отвечали старики.
— Гуляли, танцевали, — отвечали молодые.
Наконец, одна из девушек, смешливая Соня сказала:
— Скажу только одному, вам, — показала она на Алексея.
Пришлось другим выйти.
— Вчера, когда мы уже с гульбища пришли, я ложилась спать. Огонь погасила, а сама к окошку посмотреть, ушел ли Мишка или все еще меня караулит. Вижу, фигура черная крадется к дому Егорыча. Думала, что это он сам, кого-то высматривает. Потом этот человек пошел на крыльцо. Открыл дверь. Я считала, что это Егорыч, тем более рост у них обоих подходящий. Ну я легла. И спала. Утром мать меня разбудила я вышла и за калитку, гляжу у дома Егорыча лежит связка ключей. Вот она.
Девушка подала ключи Алексею. Связка была на брелке, с шестью ключами. В том числе один от автомобиля.
— Соня, вы понимаете, что ничего никому говорить об этом нельзя.
— Понимаю.
— Спасибо вам. Но скажите, что просто не хотите сегодня идти с нами в лес, вот и отпросились.
— Хорошо.
— Никому, даже маме, ни слова.
— До свидания.
Сыщики сразу смекнули, чья это связка ключей. Машина была только у одного человека — Прохватилова. Он подошел к толпе, пошарил по карманам и сказал:
— Извините, я забыл дома ключи.
Долго не возвращался. А когда пришел, достал три ключа на веревочке и сел в машину. Значит, у него были запасные.
— Я скоро, — сказал он Алексею. Вы выходите, а я за вами скоро. Машину буду оставлять на стоянке у деда Сидора.
Его машина свернула в переулок, где в доме убитых работала милиция. Он на правах хозяина села зашел в дом. Сыщику в окно видели как он шел по тропинке к дому и тщательно разглядывал траву по обочине.
За Прохватиловым была установлена слежка. Запросили его данные. Вскоре Алексей получил из Москвы сногсшибательное известие, о том, что гражданин Прохватилов покоится на кладбище в Бахчисарайском районе. Трагически погиб от рук неизвестных. Находился в отряде спецназначения по изъятию сокровищ у коррумпированных высших чинов, и так далее и тому подобное.
Значит, господин Прохватилов не зря трудился в столь малозначительном для него месте. Тайну сокровищ он знает. Но не знает, где они находятся, оттого и торчит тут в селе, чин важный, не привыкший к коровникам и пашне. Но прямых улик причастности его к делу расстрела провожатых груза и железнодорожников, пока не имелось.
— Он никуда не денется пока мы не разыщем запрятанное.
— Но может быть тот КАМАЗ провез груз дальше? И спрятаны они не на этой территории, а района Водяного?
— Все может быть. Но сначала для верности осмотрим этот район. Тем более, что совпадает работа по розыску жертв маньяка. Вы, Николай Александрович, с налогами управляетесь?
— Работает бригада, нарушений много, но меня больше интересует мое непосредственное назначение, жаль, что не смогу с вами пойти.
— Отпроситесь на три дня для отдыха в лесу. Ведь без выходных трудитесь.
— Начальство не отпрашивается, начальство ставит подчиненных в известность.
Назавтра Дягилев был уже в составе розыскной бригады и наблюдал за Прохватиловым непосредственно в близости с ним. Ну и артистом же оказался полковник Дягилев. Он сразу обратился в Прохватилову и сказал ему:
— Илья Захарович! Я к вам как к специалисту сельского хозяйства обращаюсь.
Прохватилов поперхнулся. Но не смог отказаться от сельхозинститутского образования, иначе чем объяснить его несколько лет работающего на ниве.
— Я хотел спросить, — продолжил полковник Дягилев, — чем отличается клевер кормовой от того, что продают в аптеках. Я вижу у вас много засеяно клевером кормовых площадей.
— Чего засеяно? — переспросил «академик».
— Кормовых площадей.
Прохватилов понятия не имел, правильно ли было словосочетание, которое называл Дягилев.
— Сеем, коровушек кормим.
— Но ведь у вас уже нет стада. Вы его почему ликвидировали, а клевер сеете?
— Ох, уж эти налоговики, — попытался обратить в шутку Илья Захарович.
— Я ведь по строительству заканчивал сельхозинститут.
— А, тогда понятно, что с севооборотом у вас туго получается.
Часов в одиннадцать утра услышали крик парней, идущих отдельно от стариков, как они их называли.
Подойдя поближе, Алексей увидел, что они нашли руку, сухую без остатков мяса и кожных покровов. Видимо здесь поработало зверье, или людоед спешил и плохо закопал свою жертву. Осторожно пошарили саперскими лопатками и обнаружили сразу два скелета. Страшная находка поразила тех, кто только наслышан был о «художестве» преступника, но не видел дело его рук.
Осторожно достали, завернули в целлофан.
По мобильнику вызвали криминалистов из района. Вскоре они были заняты своим прямым делом.
Этот день был богат на страшные находки. Еще один скелет обнаружили чуть прикопанным, так что видны были ступни ног. И хотя все тело было разрублено на части, преступник или его сообщница поленились захоронить его поглубже.
Вечером шли домой уставшие и ошеломленные дикими находками.
Алексей и Дягилев поздно возвращаясь домой в эти дни совсем не встречались с Анной и Аленкой. Усталые и измотанные они еле жевали, приготовленную пищу на ужин, разогретую Сидором Никитовичем и ложились спать.
Анна рада была возможности не встречаться с Алексеем. Она, как казалось ей, просто возненавидела этого человека, который отнесся к ее поступку по отношении брошенного ребенка, как к преступлению.
— Мент он и есть мент, — радраженно говорила она Варе, а та не могла понять, за что она взъелась на еще несколько дней назад обожаемого ею человека.
— Что-то случилось? — спросила она Анну.
— Ничего. Я просто так.
— Мне-то хоть не рассказывай сказочку про белого бычка. Я то знаю, что ты его любишь.
— Знай, да помалкивай, — сердито сказала Анна. — И не вмешивайся в мою личную жизнь.
— Что я такого сказала? — обиделась Варя.
— Ты лучше мне про своего Саню расскажи. Тоже ведь ничего не получается, как бы ты за ним не бегала.
— Я бегаю? — ну знаешь, фельдшерица. Подумаешь, у нее видите ли ребенок есть, и она от этого нос задрала. А без отца ребенок, хуже, чем быть старой девой.
— Ах, так ты понимаешь то, что я родила ребенка без отца?
— А хотя бы и так.
— Все, ты мне больше не подруга.
— Пошла ты.
— Отлично.
— Так посмотрим, в каком состоянии наш медпункт.
— Ревизию навести решила?
— Нет грязь, которую ты тут развела, убрать хочу.
— Это я то развела грязь? Да твоя душа грязнее любого пола, и вообще пошла ты подальше, Анна Федоровна.
Варя скинула свой белый халат и косынку и выскочила за дверь.
— Что это я? — подумала Анна. — Мы же впервые поссорились, а сколько лет вместе работаем.
Варя прибежала во двор к Александру. Он сидел у порога и чистил картошку.
— Что-то случилось? — вглядываясь в ее зареванное лицо, — спросил он.
— Не спрашивай меня, пожалуйста, ни о чем, я потом сама расскажу.
— Хорошо, — ответил Саня. — Не буду. Как хочешь.
— Кто там пришел? — спросил Денис из своей комнаты.
— Это я, Варя.
— Проходи, гостьей будешь.
Варя прошла в комнату. Денис полулежал в подушках. Его глаз под черной повязкой делал похожим его на Потемкина. Один пустой рукав, другая рука, перебирала фасоль. Он одним пальцем отгребал чистые плоды в одну сторону, а мусор в другую.
— Молодец, какой. Помогаешь Сане?
— Кто же еще нашему Сане поможет? — ответил вопросом на вопрос Денис.
Его лицо повязка не портила. Удивляли шрамы ожогов на лице, но и они стали привычными и Денис казался даже красивым.
— Такой мужик пропадает, — сказала вдруг Варя.
— Это ты про кого, — подозрительно спросил ее Денис.
— Про тебя Денис, про тебя. Я даже знаю одну особу, которая по тебе сохнет.
— Не смей так говорить со мной, рассердился он. Свои качества и возможности я прекрасно знаю.
— Я не хотела тебя обидеть. Понимаешь, есть девушка, которой ты действительно нравишься.
— Как это я могу нравиться? — опешил этот получеловек.
— А вот так. Ты парень умный, красивый, а то, что некоторых запчастей не хватает, это поправимо. Я уверена, что ты еще будешь иметь кучу ребятишек.
— Вот шальная баба, — рассмеялся Денис. И как же ты представляешь себе мою сексуальную жизнь?
— Все зависит от женщины. Ты подумай на досуге и не упускай возможности.
— Кого это ты имеешь ввиду. Уж не себя ли?
— А то ты не знаешь кого? Да вон она, легка на помине.
В дом вошла Вера. Эта скромная и внешне и душой девушка была так называемый перестарок. Двадцать семь лет, а мужика не знала. Здесь замуж выходить не за кого, а в город Вера уезжать не хотела. Тут еще этот Денис появился, весь искалеченный, а душа-то живая, полная страсти и нежности к тем, кого любит.
То, что Вера ему нравилась она знала и сама. При ее появлении он преображался. Говорил, что-то рассказывал и так складно, да интересно, что однажды Вера сказала ему:
— Тебе бы писателем быть. Так рассказываешь, что век бы не уходила, тебя слушала.
Он пропустил это мгновение, надо было сказать:
— Ну и оставайся, — а он вместо этих слов забормотал что-то о теленке, за которым Саня даже ночью встает, молоком поить надо.
Сейчас Вера заговорила с Саней о разных делах, потом подсела к Денису. Помогла ему справиться с фасолью. Девушки помогли Сане готовить ужин. Стол подставили к кровати Дениса. Нехитрый ужин длился довольно долго. Потом Саня пошел управляться со скотиной. Колюнька прибежал с разбитой коленкой и орал на все село. Помогли ему, успокоили. Вера собралась домой. Она подошла близко к Денису и поцеловала его в щечку. Он притянул ее к себе своей единственной рукой и крепко прижал к себе.
— Я завтра забегу?
— Я буду ждать, — ответил он.
Варя разговаривала с Саней в конюшне. Предметом их беседы был головастый теленок, любящий поесть, то есть попить молока несколько раз в день. Совсем еще маленький. Саня видел как Варя обняла за шею лобастого обжору и нежно вытерла ему мордочку от потёков молока, потом поцеловала его в лоб и принялась нежно гладить.
— Мой маленький, хорошенький, — приговаривала она малышу, а Саня стоял и слушал слова, которые он хотел услышать в свой адрес.
Он недоумевал, почему Варя так любит их теленка, своих что ли у них нет. До него не доходило, что все, что она тут наговаривала мирно лежащему после еды лобастику, предназначалось ему, непонятливому, недогадливому Никудышнему.
— Действительно, Никудышный, если не понимает, почему я провожу время с ним в конюшне и занимаюсь телком.
— Я пойду? — спросила она.
— Да. До завтра.
Она шла и злилась на эти бесконечные завтра. Но знала, что когда это завтра наступит она опять придет к нему, и будет изливать свою нежность на его домочадцев и животных.
— И когда только он догадается, что не теленок же мне его нужен?
Через несколько дней поисков, внезапно на обратном пути из леса, почти у самой дороги сделали маленький привал перекурить.
— Все, завтра никуда не идем. Нет здесь больше никаких жертв. Мы всех выискали.
У дороги стояли красавцы деревья. Всего несколько штук, почти у дороги, а дальше и вокруг поляны, покрытой мелкими пеньками, так называемая раскорчевка. И деревья сохранены были видимо специально для отдыха после лесных посещений. Совсем близко у села. Не более километра.
Рядом с тем местом, где они присели и курили, между деревьев, лежала огромная куча хвороста, уже трухлявого от ветра и дождей.
Алексей подошел к этой куче и сказал:
— Интересно, нет ли там под хворостом кого-нибудь еще?
Принялись разгребать и растаскивать трухлявые ветви. Но они продолжали быть все ниже и ниже. Вскоре уже с трудом доставали полусгнившие ветки.
Там под ними оказалась огромная яма. Видимо ловушка для диких животных, которую когда-то устроили водившиеся здесь охотники.
— Давай — ка, наклоним пару деревцев связанных как лестницу и посмотрим внутри.
— Думаешь, людоед и тут оставил свои следы?
— Кто знает. Попыток — не убыток.
Связанные лестницей деревца наклонили в яму и отправили самого проворного Серегу вниз. Он повыбрасывал еще некоторое время ветки, хворост, а потом вдруг крикнул:
— Спустите лопатку.
— Что ты там нашел?
— Пока не знаю.
— Поднимайся, — сказал Алексей, — я сам. И пояснил:
— Парень напугаться может. Полезу сам.
В несколько секунд он опустился на дно ямы. Справа сбоку он увидел отверстие, покрытое уже зарастающей новой порослью. Лопаткой разгреб землю и вдруг увидел там полусгнившие доски. Как будто кто-то там в боку у ямы вырыл себе лежбище. С краю на помосте валялась сломанная лопата без черенка. И еще он увидел веревку, черную, толстую, лежащую с краю. Пролез вглубь и увидел, что помост равен примерно метра три на три. Под опавшими листьями и землей он нашел целлофановый пакет. В нем находились какие-то бумаги.
Пакет не сгнил и бумаги сохранились. Алексей Николаевич взял пакет в руки и сунул его за пазуху. Он раздвинул корни дерева, чтобы не зацепиться, так как скрюченные, сухие, лишенные земли корни, нависали над углублением ямы. Что-то блеснуло перед глазами.
Алексей посмотрел туда, где ему почудился блеск и увидел висящий на корне кулон с золотым завитком из которого «падали» две бриллиантовые капельки слез. Он осторожно высвободил его с места нахождения и взял в руки. Бриллианты были чисты и прозрачны. Золото в причудливой форме огранки делали кулон неподражаемым.
— Значит это и есть место, где было спрятано несметное богатство… Остался только кулон и документы на груз.
Алексей положил находку в карман и сказал всем ожидающим его появления:
— Видимо яма для сохатого все-таки была приготовлена охотниками, а пастухами или кем-то еще, чтобы корова не провалилась в нее, была завалена валежником, хворостом.
Полковник Дягилев выразительно посмотрел на него.
Алексей ничего ему не ответил даже намеком. Лишь позже, когда все вошли в село и попрощались, он вынул из кармана кулон и показал его Николаю Александровичу.
— Значит все таки было?
— Да.
— Интересно кто все это забрал?
— Наверное, будет продолжение поисков только путем опроса свидетелей в районах.
— А также в скупках.
— Вот документы, здесь опись ящиков.
— Если бы еще пленочку с негативами. Где каждый предмет виден.
— Видимо было, опись грамотная.
— Нужно немедленно уезжать нам с тобой в столицу с этими документами.
— Да. Только личные дела уладить надо.
— У тебя появились сердечные дела в селе?
— Так ничего особенного. Ты поезжай, а я завтра следом за тобой прилечу самолетом.
— Хорошо.
Вместе с парнями из местного угрозыска Дягилев отправился в путь. Для полковника Строганова оставили машину, чтобы завтра он смог добраться до района, а там в аэропорт его доставят.
Вечером состоялся главный разговор.
Настороженная Анна и настроенный решительно полковник оказались на разных позициях. Их откровенная враждебность показалась Сидору Никитовичу чрезмерно опасной.
— Анна, он никак настроен увезти с собой Аленку?
— Я не могу препятствовать, но и не знаю, как буду жить без нее.
Анна заплакала. В это время в комнату вошел Алексей.
— Мне выйти? — спросил дедушка.
— Останьтесь, — уверенно ответил полковник.
— Ты никак Алексей, собрался отобрать дочь у матери?
— Не отобрать, а забрать то, что мое по закону.
— А я как должна жить без нее? — в отчаянии спросила Анна.
— Видимо придется привыкнуть, — настойчиво продолжил Алексей.
— А что вы девочке скажете?
— Не знаю. Пока не знаю.
— А надо бы знать. Она не щенок, которого могут привозить и увозить без спроса. Я бы вам посоветовал, — сказал дед, — пока ей ничего не рассказывать. Все равно в район в школу отправлять, а вы ее пригласите в Москву. А там видно будет.
В комнату ворвалась Аленка. Раскрасневшаяся и счастливая с охапкой цветов, она радостно воскликнула:
— Вы все здесь? Как хорошо.
— Аленушка, — сказала ей Анна. — Ты хочешь учиться в Москве?
— Да, — закричала Аленка, — хочу в Москву.
— Значит завтра поедешь со мной, — сказал Алексей.
— Завтра? Пойду собирать свои вещи, — и она умчалась так же стремительно, как и появилась.
— Видите, — сказал Алексей. — Вот вам и все объяснение. Она ребенок и ей безразлично кто о ней страдает.
Анна тихонько плакала. В комнату снова влетела Аленка и сообщила:
— Мама, я там твои вещи тоже собираю, мне надо еще один чемодан.
— Маленькая моя, — прижав к себе Аленку, нетерпеливо спешащую собирать вещи, — я не могу поехать с вами.
— Почему? — спросила ее дочь.
— Меня с работы не отпустят, надо еще увольняться, потом отрабатывать.
— А зачем? Ты им скажи, что мы уезжаем в Москву.
— Мама приедет позже, — вмешался дедушка. — А ты пока на самолете полетишь с Алексеем Николаевичем.
— Ты правда скоро приедешь? — спросила ее Аленка.
— Конечно.
— Тогда я побегу складывать игрушки.
— Оставь их, — сказал Алексей, — там в Москве мы купим новые.
— Много?
— Много.
— Тогда я только куклу и зайца возьму.
Вечер тянулся бесконечно. Все находились по разным углам и делали вид, что чем-то сильно заняты. Аленка, усталая от сборов в дорогу, уснула.
Утро наступило хмурое и дождливое. Сидор Никитович поставил в машину корзинку с провизией.
— Зачем? Мы пообедаем в аэропорту.
— Чтобы отравиться?
— Хорошо, хорошо, спасибо вам за заботу.
Анна прощалась с Аленкой так, как будто у нее вынули сердце и она совершенно пустотелая не понимает, что происходит. Алексей нетерпеливо ждал, пока машина тронется. Аленка уже сидела на заднем сидении и сияла от счастья. Наконец, мотор заурчал, и они оставили за собой село Демьяново.
— Дедушка, — рыдала Анна, ну почему он на меня смотрел как на врага?
— Дите свое защищает, думает, что и ты виновата в этой истории.
— Потому что спасла малышку?
— Ты могла отдать ее в милицию, и родители были бы найдены.
— Да, я поняла, что потеряла ее навсегда.
— Пути Господни неисповедимы, — отозвался дед и пошел в дом.
Ему старому, тоже было очень жаль девочку, он привык к ее существованию, как привык к своей внучке, и считал утрату невосполнимой. Он даже занемог, слег в постель и именно это спасло Анну от дикого отчаяния, охватившего ее от потери Аленки. Она ухаживала за дедушкой, видела как серьезно он болен, и боялась потерять еще родного человека.
Жизнь ее стала монотонной и ненужной. Она заставляла себя ходить, разговаривать, принимать больных, выслушивать их глупые вопросы лично касающиеся ее.
— Вы отпустили дочку в Москву?
— Да. Она там будет учиться, а не в районном интернате.
— Приедет на каникулы?
Анна старалась не отвечать на вопросы, на которые у нее не было ответов.