Мацуо Басё
Пётр Канарский происходил из интеллигентной питерской семьи. Его дед был знаменитым тенором в Мариинке, отец — известным в городе адвокатом. Маленький Петя рос среди картин, фарфоровых и бронзовых статуэток, антикварных вещей. Особенно ему нравились шахматы. Его поражали вырезанные из слоновой кости величавые слоны, надменные ферзи, суровые пешки… Позже, когда Петя вырос и узнал, сколько стоят эти, купленные ещё прадедом шахматы, он проникся к ним уже другим, меркантильным трепетом.
Юный Канарский стал одержимым собирателем. Он коллекционировал всё подряд: почтовые марки, монеты, перочинные ножи, пивные крышки. Однако, если выпадал случай продать что-то из коллекции с хорошим наваром, он делал это незамедлительно.
К тридцати годам Пётр Канарский имел неплохую коллекцию старинных монет, бронзы и живописи, а также — завидные связи среди серьёзных коллекционеров. Понимая, что истинной мечтой перекупщика является вовсе не Россия, Канарский наладил выходы за границу. На этом он и погорел. Первый срок Пётр Канарский получил за попытку вывезти прижизненное издание сказок Пушкина. Подвела перекупщика банальная жадность. Сказки достались задёшево от известного в Питере домушника Васи Баламута. Их бы припрятать до поры да подождать, пока уляжется шмон после кражи. Но засвербело в пустом кармане — и поехал Канарский в Хельсинки, к знакомому по прошлым делам барыге. Взяли Петра Канарского на досмотре, и засиял ему первый срок.
В исправительном учреждении № 23 Канарский был закреплён на работы в пекарне, откуда и произросла впоследствии его кличка. Выйдя через полтора года на вольный воздух, Батон поумнел и впредь делал гешефт, озираясь на уголовный кодекс.
Однако и это не спасло от неумолимой Фемиды. Второй срок ему нарисовали за продажу поддельного Караваджо. Копия «Кающейся Магдалины» получилась чудо как хороша. Даже грудь кающейся грешницы была выписана куда пышнее и округлей оригинала. Покупатель, весьма высокопоставленный чинуша из бывших питерских бандюганов, остался весьма доволен, не заподозрив подделки. Да вот незадача: спившийся художник, что ваял копию, поставил, скотина, под Магдалиной свою подпись. Скандал. Суд. Колония.
После второй отсидки обиженный на отечество Пётр Канарский выехал за границу. Возвращался в Россию лишь изредка, когда наклёвывалось что-то серьёзное.
Дельце, ради которого он решился посетить Питер в этот раз, обещало быть вкусным. Шутка ли, десять царских империалов! Да ради одной такой монеты следовало пересечь границу. Тем более, что от Финляндии, где он обретался в последние годы, до Питера было рукой подать.
«Интересно, где это Ися Гройсман откопал такое богатство? По словам этого выжиги, империалы — двадцатипятирублёвики 1896 года. Их выпущено было всего-то сто семьдесят пять штук. Музеи и частные коллекционеры на аукционах за такие раритеты глотки друг другу рвут. А тут сразу десяток! Не иначе старинный клад», — примерно так размышлял Канарский, ступая с борта парома «Принцесса Анастасия» на гранит Санкт-Петербурга. Впрочем, на гранит отчизны сошёл вовсе не Пётр Канарский, а гражданин Финляндии Юхон Мякинен. Импозантный финн, немного полноватый, уже не молодой, но вовсе ещё не старый, не обременённый никаким багажом, прошёлся вдоль набережной, с удовольствием вдыхая душный июньский воздух. «Что ни говори, а дым отечества, действительно, сладок», — подумал фальшивый Мякинен, останавливаясь, чтобы взять такси.
Сев в подъехавшую машину, Канарский бросил шофёру:
— В «Старое зеркало», милейший.
Пётр Канарский предпочитал этот отель остальным по двум основным причинам: отель был обустроен в старинном доме на Невском без излишней современной ажитации и, что немаловажно, в нём редко селились финны. К своим новым соотечественникам Канарский относился без особых родственных чувств.
Такси весело покатило в сторону центра. За окном замелькали милые сердцу питерские улицы, и Пётр Канарский вглядывался в их величавые черты с сыновней чувственностью. Но если бы блудный сын обернулся, то, наверное, заметил бы, что в сотне метрах позади такси пристроился неприметный седан.
Питерские сыщики, сев на «хвост» гражданину Канарскому, плотно вели его до отеля.
Питерские коллеги забронировали для Антона номер в том же отеле, где поселился и Пётр Канарский. Косте пришлось довольствоваться хостелом в двух кварталах от «Старого зеркала», но он, казалось, был счастлив и этим. Питер восхитил парня, и он, как только заселился в крохотную комнатку, отправился бродить по набережным Невы.
Антона в номере ожидали. Курчавый юноша с внешностью рэпера пружинисто поднялся с дивана. Если бы Антон не ожидал этой встречи, он бы подумал, что в номер забрался вор.
— Добро пожаловать в Питер, товарищ капитан, — произнёс юноша, широко улыбаясь и пританцовывая на месте. Если бы юноша добавил «йо!» и воздел к потолку средний палец, как это заведено в рэперской среде, Антон вряд ли бы удивился.
— Вас в школе милиции учили так одеваться? — поинтересовался Антон, кивая на болтающуюся на худых плечах парня чёрную футболку с оскаленным черепом и рваные на коленях джинсы.
— Это, типа, для маскировки, — ещё шире улыбнулся парень. — А так, по жизни, я лейтенант. Лейтенант Болтухин. Погоняло: Болт.
— А как твоё имя, лейтенант? Чисто по жизни?
— Имя у меня простое, беспонтовое: Кирилл, — представился лейтенант, всё так же лучезарно улыбаясь.
— А меня зовут Антон Васильевич, — Кречетов протянул руку.
— Да я, в теме, кэп, — лейтенант крепко и надёжно пожал протянутую ему руку.
Антон сделал приглашающий жест, и они присели на край дивана.
— Какие новости о Канарском? — спросил Антон, переходя к сути дела.
— Прибыл вчера. Поселился в 312-м «люксе». Сидит тихо, как пацифист, — коротко доложил лейтенант. — Никаких гостей, никаких тёлок. В настоящий момент гуляет по набережной, кормит голубей. На хвосте у него двое наших. С его трубы зафиксировано два звонка: заказал столик в «Северянине» на вечер и побалакал с неким Гройсманом Исааком Марковичем.
— О чём договорились?
— Забились на стрелку в «Северянине».
— Хороший ресторан?
— Тю, — присвистнул лейтенант. — С разбегу видно, что вы не питерский. В «Северянин» ходят только депутаты и авторитетные воры. Там цены — космос. Я как-то раз туда свою скво водил. Чисто приколоться. Все мои понты закончились на кофе с пироженкой.
— Придётся прогуляться туда ещё раз.
— Вы, кэп, часом не внебрачный сын Абрамовича? Внешнее сходство, вроде, есть.
— Закажи столик на то же время, что и Канарский, — проигнорировал шпильку Антон. — И еще, лейтенант Болтухин, переоденься к вечеру во что-то приличное. Пойдёшь в ресторан со мной.
— Из шмоток я, пожалуй, найду что-нибудь архаичное, — задумчиво взъерошил шевелюру лейтенант. — А вот в плане капиталов я чистый люмпен.
Он встал и демонстративно вывернул пустые карманы.
— Гулять будем на мои командировочные, — успокоил Антон. — И ещё, Кирилл, нам понадобится портативная система прослушки.
— «Жучок» что ли?
— Он самый, — кивнул Антон. — «Жучок» вместе с приёмным блоком. Сможешь?
— Достану, — заверил лейтенант. — Моя скво как раз в техотделе чалится. Можно добыть хоть гиперболоид.
— Пообещай ей коробку конфет, — посоветовал Антон, прикидывая во что ему обойдётся командировка в Питер.
— Шоколад не употребляет, — вздохнул лейтенант. — Калории. Лучше фруктовый смузи.
— Пусть будет смузи, — согласился Антон.
Лейтенант не подвёл. Ровно в пять вечера он явился в номер в совершенно ином обличии. Тройка, галстук, начищенные до блеска остроносые туфли.
— Ну вот и славно, — с улыбкой констатировал Антон, разглядывая лейтенанта. — Эволюция рэпера в человека.
— Скорее деградация, — возразил лейтенант. — Ощущение, как в скафандре. Последний раз надевал эту бодягу на школьный выпускной.
— «Жучок» раздобыл?
Лейтенант молча выложил на столик две чёрных коробочки. Одну маленькую, вторую — побольше.
— Здесь микрофон, — пояснил он, открывая маленькую коробочку. — Здесь — приёмник.
Он открыл и вторую коробочку, демонстрируя содержимое.
— Дальность уверенного приёма — пятьдесят метров.
Антон вынул из футляра приплюснутую горошину микрофона и взвесил на ладони.
— Установишь под стол, где они сядут, — сказал он, возвращая микрофон в коробочку.
— Яволь, герр капитан, — козырнул лейтенант Болтухин. — Хорошо бы сделать это до прихода Канарского и его кореша. Номер столика можно узнать у официанта или сомелье.
— У сомелье?
— Ну да. Чухонец наш — тот ещё сноб. Абы какое бухло пить не станет, позовёт сомелье.
— А если ни официант, ни сомелье не захотят светить информацию? — задумчиво произнёс Антон.
— Тогда сунем им в хайло наши ксивы и напомним тридцать седьмой год, — беспечно заверил лейтенант.
Антон посмотрел на часы. До прибытия Канарского в ресторан оставалось немногим более двух часов. Пора было выдвигаться на исходную. Пересчитав наличность, Антон стоически вздохнул и подмигнул лейтенанту. Вечер обещал быть занимательным.
Убранство главного Гостиного зала в «Северянине» переносило посетителя в эпоху декаданса и Серебряного века: антикварная мебель, цветы в кадках, чёрно-белые фото на стенах, самовар, свечи, абажуры. Столик, заказанный лейтенантом Болтухиным, притулился с краю от входа и являл собой идеальное место для наблюдения. Вообще, главный зал ресторана был невелик, человек на сорок. За столики садились по трое-четверо, что создавало ощущение камерности и уюта.
Когда Антон и его спутник присели за заказанный стол, публика уже заняла большинство мест и неспешно вкушала закуски и лёгкие вина под живую фортепианную фугу. Во всём: в убранстве зала, в благообразных посетителях, в кружевных скатертях и мягком свете читалась томная, изысканная богемность.
Лейтенант беспокойно заёрзал на стуле.
— Чувствую себя, как лошара, — признался он, глядя на разложенные перед ним ложечки, вилочки и ножи. — Как всем этим есть? Зачем, например, столько вилок?
— Вот эта, которая побольше, — для мяса, — пояснил Антон. — Та, что поменьше, — для рыбы, а самая маленькая — десертная.
— Блин, кэп, это понты какие-то. Я без проблем рыбу схаваю и мясной вилкой.
Антон не успел прояснить тонкости этикета — к столику подошёл неслышный, как ниндзя, официант.
— Чего изволите, господа? — спросил он с отстранённым достоинством. — На закуску рекомендую карпаччо из оленины и форелевый рийет. Есть икорка свежайшая.
— Не стоит, дружище, — остановил его Антон. — Принеси-ка нам сразу горячего. Мне сливочный суп с треской и белыми грибами.
— А юноше?
— Юноше пельмени, — буркнул лейтенант, внимательно изучивший меню и не нашедший там других знакомых названий.
— Что пить будете? — осведомился официант. — Может, пригласить сомелье?
— Алкоголя не нужно, — лучезарно улыбнулся Антон. — Диета, знаете ли. Принесите минералочки с газом.
Официант сочувственно покивал.
— Есть квас брусничный архангельский и клюквенный морс, — сообщил он.
— Пожалуй, графинчик кваса, — согласился Антон. — Но только, дружище, не тёплый.
— Как можно-с, — дёрнул бровью официант. — Квас будет со льда, не извольте сомневаться.
— И вот что, любезный, — Антон перешёл на доверительный тон. — Сегодня мой приятель у вас ужинает. Канарский Пётр Аркадьевич. Не подскажешь, за каким столиком? Повздорил я с ним, наговорили всякого. Не хочу, чтобы мы здесь соседствовали, понимаешь?
— У нас не принято о клиентах распространяться, — с вежливой холодностью заявил официант и воздел глаза к потолку.
— Конечно, конечно, имидж заведения, — серьёзно кивнул Антон, незаметно для окружающих переправляя тысячную купюру в карманчик официанта.
Официант скосил глаз, определяя достоинство купюры.
— Веранда, второй столик справа. Заказан на двоих, — сквозь зубы промычал он и величественно удалился.
— Офигеть, — произнёс лейтенант, провожая взглядом чопорную фигуру официанта. — Ловко вы его, кэп. А я-то, собирался свою ксиву светить и брать пацана на зихер.
— Лейтенант, ты выражаешься, как босяк, — попенял напарнику Антон. — Где ты набрался такого сленга?
— Улица и необозримые просторы интернета, — с притворным сожалением произнёс Болтухин. — Как будем действовать, кэп?
— Прогуляешься до веранды и поставишь жучка, — тихо сказал Антон. — Сделай всё незаметно.
— Обижаете, гражданин начальник, — усмехнулся лейтенант. — Всё будет натурально, как в Голливуде.
Он пружинисто поднялся со стула и разболтанной стиляжьей походкой направился через зал. Вернулся лейтенант минут через десять, как раз в тот момент, когда официант с молчаливой торжественностью опустил на столик серебряный поднос и расставил заказанное на белоснежную скатерть.
— Интересующее вас лицо только что вышло из гардероба, — едва шевельнув губами, сообщил официант и с почтительным поклоном отошёл к соседнему столику.
Лейтенант бухнулся на свой стул и подвинул к себе дымящуюся глиняную миску с пельменями.
— Всё кучеряво, кэп, — доложил он. — Сделал вид, что развязался шнурок и шлёпнул жука под столешницу.
— Замечательно, — кивнул Антон и, сделав неуловимое движение, вставил в ухо пилюлю динамика.
Голову мгновенно наполнили усиленные аппаратурой шаркающие звуки шагов, скрип стульев, невнятная речь.
— Работает, — удовлетворённо кивнул он. — Теперь дело за Канарским.
В этот самый миг через зал, поминутно кланяясь и отвечая на негромкие приветствия, прошёл высокий благообразный мужчина с проседью в аккуратно стриженных волосах. Пётр Канарский, собственной персоной. Было очевидно, что он завсегдатай заведения и знаком со многими посетителями вовсе не шапочно.
— Петруша! Канарский! — крикнули из-за крайнего столика. — Где пропадал, чертяка?!
— Пётр, к нам, прошу, к нам, негодяй ты эдакий! — воскликнули из другого конца зала. — В своей Чухонии совсем забыл родные пенаты.
Каждому Канарский горячо кланялся, прижимая узкую музыкальную ладонь к лацкану пиджака. Однако, ничьих приглашений он не принял и прошёл на веранду к заказанному столику. Тотчас возле него возник щуплый официант:
— Моё почтение, Пётр Аркадьевич, — отчётливо услышал Антон сквозь посторонние звуки. — Какими судьбами в Питере?
— Дела, Ванечка, дела, — вальяжно отозвался Канарский. — Принеси-ка, дружок, анисовой водочки, закуски поострее, икорки и хлебушка побольше. Истосковался я, Ванечка. по хлебушку чёрному.
— Один момент, Пётр Аркадьевич, — с лакейской преданностью заверил официант. — На горячее что изволите? Сегодня судак недурён с беарнским соусом.
— Тащи судака, — велел всё тот же вальяжный голос.
В наушнике послышался скрип стула, что могло означать лишь одно: Канарский обустраивается за своим столиком. Дальнейшие скрипы, вздохи и шум улицы, доносившийся до веранды, слушать было неинтересно. До прихода Гройсмана вряд ли могло произойти что-то существенное.
Антон пожелал лейтенанту приятного аппетита и с удовольствием принялся за подстывший суп. Лоснящийся перламутровой тресковой юшкой, суп был исключительно нежен и духовит.
Лейтенант ел молча и, прикончив последний пельмень, неэтикетно облизнул ложку.
— А мне здесь нравится, — сыто произнёс он, наливая в фужер пенистого кваса из запотевшего графинчика. — Разве что музычка нудновата да чикс не видно.
— Ну, здравствуй, Батон, — неожиданно раздался в наушнике Антона хриплый, с придыханием голос.
— Здравствуй, Исаак Маркович, — ответил голос Канарского. — Садись, дорогой, угощайся. Водочки откушаешь под икорку?
Антон отодвинул недоеденный суп и замер, вслушиваясь в каждый звук, в каждое слово. Очевидно, что Гройсман — а это, без сомнения, был он — прошёл на веранду не через главный зал, а другим входом.
— Ты же знаешь, Пётр, что я так и так не пью. Лучше ответь словами, что ты имеешь сказать мне за те монеты.
— Дело стоящее, — охотно отозвался Канарский. — Десять империалов, это серьёзно.
— Пётр, скажу тебе, как родному: их будет, увы, не десять, — перебил Гройсман. — Три монеты я обещал очень серьёзным людям.
Наступила пауза, послышался узнаваемый звук льющейся в рюмку водки. Канарский крякнул и смачно хрустнул чем-то, закусывая.
— Я так и знал, — просипел он. — Знал, что ты, Ися, непременно меня хоть немного, но кинешь.
— Зачем такой пафос! — возмутился Гройсман. — Да, я таки имею свой маленький гешефт с этого дела. Я пожилой человек, Пётр. У меня неважное здоровье и внуки. Посмотри, Пётр, как всё дорожает…
— Ты ещё пожалуйся на собес, — перебил Канарский. — Давай, Исаак Маркович, ближе к делу. Три монеты, как я понял, ты скинешь сам. Семь реализую я за границей. Дело нешуточное. Монеты нельзя сбывать по одной. Если они начнут всплывать в частных коллекциях, цены упадут вдвое. Вывод: нужно найти семь покупателей и слить монеты одновременно.
— Именно так, Пётр, именно так, — подтвердил Гройсман. — Свои три я тоже попридержу.
Снова возникла пауза: принесли судака. Пока ставился поднос, звенели ножи и вилки, по делу не было сказано ни слова.
— Сколько зелени продавец просит за всё? — спросил наконец Канарский.
— Триста тысяч, — вздохнул Гройсман. — Причём этот шлимазл требует непременно в евро.
— Сколько?! — возмутился Канарский. — Да он что, белены объелся. У меня всего сотка в долларах, ещё двадцать штук наскребу в евро.
— Я дам сорок пять, — вздохнул Гройсман.
— Итого, в евро сто пятьдесят, — подытожил Канарский. — Больше не дадим ни копейки.
— Золотые слова, Пётр, — снова вздохнул Гройсман. — Будем сказать ему свою цену. Только не сделает ли нам продавец красивый прощальный жест ручкой?
— Не сделает, — заверил Канарский. — Сбыть оптом десяток таких монет, неизвестно откуда взятых, в нашей отчизне, кроме нас с тобой, больше некому. А за границу с таким прикупом продавца не выпустят. Тут нужно человечка на таможне иметь. У меня, к примеру, он есть.
Снова возникла пауза: плеск водки, кряканье и звон вилки о фарфор.
— Зря ты, Исаак, отказался от судачка, — с чувством произнёс Канарский. — Лучше, чем здесь, его нигде не готовят.
— Ты же знаешь, Пётр, за мой анамнез, — в очередной раз вздохнул Гройсман. — Ни жира, ни алкоголя и только положительные эмоции. А где таки взять те эмоции, когда вокруг один грандиозный шухер?
— Ты уже встречался с продавцом? — перебил Канарский.
— Нет, но этот поц уже в Питере. Судя по хватке и гонору, из деловых. Договорились так: я пришлю к нему Мойшу Лимбаха посмотреть на товар.
— Почему Лимбах? Почему, не сам?
— Лимбах хорошо знает за монеты. Если поц порожняк засветит, Мойша поймёт это на раз и два. А я посмотрю за Мойшей, не прилипнет ли за ним хвост.
— Думаешь, подстава? Пасут продавца?
— Думаю, пока нет. Но я, Пётр, никому никогда не верю. Потому и дожил до такого анамнеза.
Снова возникла пауза: плеск водки, шумный выдох и дробь нетерпеливых пальцев о стол.
— Мне тоже светиться не следует до поры, — тихо сказал Канарский. — Ладно, пусть идёт Мойша. Если всё чисто, я в деле. Если нарисуются мусора, я завтра же сваливаю в Финляндию.
— Батон, не торопись думать за Финляндию и мазать лыжи, — скрипучим шёпотом произнёс Гройсман. — Есть к тебе ещё один интерес. Поц, что торгует монеты, засветил ещё и вот это. Прислал фотку. Вот, глянь.
Антон напряг слух, пытаясь не упустить ничего важного. Глядя на его побледневшее, каменное лицо, лейтенант хотел было встрять с вопросом, но Антон сделал ему знак не мешать.
— Пресвятая Богородица! Я думал, что такие больше не находят, — послышался наконец голос Канарского, явно взволнованный.
— А он и есть дореволюционный, — вставил Гройсман. — Можно сказать, осколок империи. Посмотри, Пётр, чистый дюшес!
— И сколько же продавец просит за осколок империи?
— Разговора не было. Но, что-то мне подсказывает, что таки дорого. У старого бедного Исаака нет таких денег.
— Скинем монеты, деньги будут, — заверил Канарский. — Упускать такой шанс нельзя.
— Очень правильно, — отозвался Гройсман. — Представляешь, Петя, какой кипиш вызовет эта штуковина на любом европейском аукционе? Готов сброситься напополам: даю тридцать процентов.
— Давно хотел спросить тебя, Исаак Маркович, — после паузы спросил Канарский. — Зачем тебе столько денег?
— Мне не нравится здешний климат, — с печальным вздохом сообщил Гройсман. — Я долго думал Пётр, где Моисей на самом деле сорок лет водил мой народ? И я понял: он шёл как раз через Россию. Иначе, чем объяснить, как мои предки оказались именно здесь. Это историческое недоразумение, Пётр, пора исправить. Ещё полгода, и я увезу всех своих на историческую родину, куда-нибудь под Тель-Авив или Хайфу.
— Понятно, — теперь уже вздохнул Канарский. — А мне наоборот, хотелось бы жить здесь, на родине, а приходится торчать на чужбине. Когда Лимбах идёт на встречу?
— Сегодня в девять. Гостиница «Талисман», на Васильевском.
— Что ж, удачи. И сразу позвони мне, Исаак, о результатах.
— О чём ты говоришь, Пётр! Как только Мойша выяснит за монеты, я тут же выйду в эфир.
Послышался скрип стула, звяканье потревоженных бокалов и удаляющиеся шаги.
— Всё, Гройсман ушёл, — подытожил Антон. — И нам, Кирилл, тоже, пора.
— Скажите толком, — взмолился лейтенант, — о чём они столько времени тёрли?
— Некогда, — бросил ему Антон. — Расскажу по дороге. Твои архаровцы пасут сейчас Гройсмана?
— Ясен пень, — отозвался лейтенант. — Ещё со вчера.
Антон подал знак официанту и, отсчитав нужную сумму, бросил купюры на белоснежную скатерть.
— Да куда едем-то, кэп? — нехотя поднимаясь, спросил лейтенант.
— На Васильевский. Отсюда, кажется, недалеко…
Лимузин Гройсмана сопровождал на Васильевский остров хвост в виде неприметного зелёного «ситроена». Оперативники были на постоянной связи с Болтухиным, и тот ежеминутно докладывал:
— Едут через Дворцовый, встали в пробке на Васильевской стрелке, тащатся по набережной Макарова.
Не зная города, Антон вёл машину по навигатору. За окнами проносились опрятные величественные фасады домов, однако Антону было не до архитектурных изысков. Он был исполнен азартом предстоящего дела и желанием всерьёз поквитаться за недавнее фиаско с бобрищенским кладом.
«Интересно, о какой такой штуковине тёрли за столом два афериста? — думал Антон. — Что из бобрищенских сокровищ может вызвать серьёзный переполох на европейских аукционах? Ложка, табакерка, ордена? Нет, всё это мелко, всё не то…»
— Поворачивают к «Талисману», — доложил лейтенант. — Амба, кэп, паркуются на стоянке.
Гостиница «Талисман» представляла собой обычную питерскую семиэтажку и была лишена помпезности град-отеля и бонтонного обаяния «Старого зеркала». Однако, судя по плотно заставленной машинами гостиничной парковке, «Талисман» пользовался у гостей северной столицы несомненной репутацией.
Антону повезло: нашлось свободное место, и он припарковал машину метрах в двадцати от входа в гостиницу. Место для наблюдения было, пожалуй, идеальным.
— Фотографируй всех входящих и выходящих, — бросил он лейтенанту. — Всех без исключения.
Лимузин Гройсмана выделялся на стоянке, как большой чёрный ворон в стае разномастных пичуг. Помимо самого Исаака Марковича, чей громоздкий силуэт угадывался на заднем сиденье авто, впереди маячили две фигуры в чёрном: шофёр и тип с рыскающим лицом. Тип вылез из лимузина первым и цепко огляделся вокруг. О его профессиональной принадлежности не приходилось гадать: телохранитель. Немного обождав, выбрался из машины и сам Гройсман. Это был грузный обрюзгший человек в светлом костюме свободного кроя, который сидел на хозяине с изяществом картофельного мешка. На обширном рыхлом лице подпольного воротилы поблёскивали круглые бухгалтерские очки.
— Хорошо бы иметь фото этого самого Лимбаха, — вздохнул Антон, наблюдая за довольно оживлённым движением перед гостиницей. Постояльцы и их гости по одному и по двое входили и выходили, сверкая стеклянною дверью.
Была смутная надежда встретить среди этого многолюдья знакомую физиономию с недавнего фестиваля. Как бы упростилось вся эта история с убийством и графским кладом…
— Лимбах? — переспросил лейтенант, непрерывно щёлкающий на телефон всех гостиничных персонажей. — Тоже мне теорема Хеопса. Этот перец раз пятнадцать светился по особо крупным.
— И с такой богатой историей он на свободе?
— Поди, ухвати такого за жабры, — усмехнулся лейтенант. — Он в сделках участвует только как консультант. Ясно, что за приличный кэш, но при задержании при нём никогда не случалось обнаружить ничего, кроме носового платка и неизменной лупы. Чист, как библейский ангел. А вот, кстати, и он.
Из дверей гостиницы появился худой высокий мужчина лет тридцати. Над его смуглым меланхоличным лицом возвышалась копна по-африкански чёрных волос, заплетённых в дреды. На ангела он был не похож, и крыльев за спиной Лимбаха явно не наблюдалось. Руки консультанта, не обременённые никакой ношей, на секунду приподнялись, изображая в воздухе какой-то замысловатый знак. После этого Лимбах неспешно пересёк стоянку, не взглянув в сторону напряжённо следящего за ним Гройсмана, и удалился по тротуару в сторону набережной Смоленки.
— Интересно, что он отсемофорил? — сам себя спросил Антон, глядя на удаляющуюся фигуру Лимбаха.
— Что делаем, кэп? — с беспокойством спросил Болтухин. — Может, ребятам цинкануть, чтобы пропасли? Уйдёт ведь, Антон Васильич!
— Пусть катится, — бросил Антон. — Сам же говоришь, не на чем его брать. Меня больше интересует тот, к кому приходил Лимбах. Так что сидим ровно и снимаем всех посетителей. Ребята пусть тоже замрут: Гройсман со своей гориллой наверняка будут его пасти. Заметят хвост — сделка может сорваться.
Антон оказался прав. Как только фигура консультанта скрылась за поворотом, Гройсман и его чёрный человек протопали через стоянку, шаря по сторонам напряжённым взглядом в поисках соглядатая. Не обнаружив ничего подозрительного, они отправились следом за Лимбахом.
— Теперь важен перехват разговора Гройсмана с Канарским, — задумчиво произнёс Антон. — Главное, чтобы Батон успокоился и не спешил убраться в Финляндию. Тогда вся наша затея коту под хвост.
— Да никуда он не сорвётся, — беспечно отозвался Болтухин. — Где он столько бабла себе нарисует?
Замечание было верным. В психологии каждого барыги, пусть даже такого тёртого, как Канарский, всегда доминирует фактор жадности. На неё и следовало уповать.
После ухода Лимбаха снимать входящих в гостиницу уже не было никакого смысла. Пришлось переключиться на выходящих. Лейтенант безропотно выполнял эту нудную работу в течение последующего часа.
— Амба, — наконец заявил он, — память кончилась.
Антон задумался. Сколько ещё нужно торчать возле гостиницы? Если продавец приходил в номер, снятый только для встречи, то он, скорее всего, уже вышел из здания. Тогда есть шанс вычислить продавца по отснятым фото. А если продавец снял номер надолго? Стоило проверить всех постояльцев.
— Вот что, лейтенант, дуй на ресепшн и требуй информацию на всех, кто поселился в гостинице в течение последних трёх дней.
— Без ордера не дадут, — убеждённо сказал Болтухин. — Приватная информация.
— Не разочаровывай меня, лейтенант, — бросил ему Антон. — Будут артачиться, пригрози полномасштабным шмоном.
Антон подтолкнул Болтухина в плечо, выпроваживая из машины. Лейтенант побрёл к озарённой вечерним сиянием гостинице, по-пижонски засунув руки в карманы.
Пропадал Болтухин довольно долго, что вселило в Антона сдержанный оптимизм. Стало быть, не отшили и оставался шанс заполучить информацию без прокурорских наездов.
Вернулся лейтенант с победительной ухмылкой на лице.
— Там у них такая цыпа на ресепшене, огонь, — доложил он, шмякаясь на соседнее сиденье. — Я ей в уши надул, что секретный агент, что родина в опасности и в гостинице полно террористов. Она и поплыла. Чуть в обморок не грохнулась. Подхватил её возле пола. А какой бюст у администраторши, кэп! Не меньше четвёрочки. Ей богу, не вру. Пока её в чувства приводил, договорились на тили-вили. Взял её телефончик и адрес хаты.
— Я тебя не за её телефончиком посылал, — напомнил Антон.
— Ах, это, — спохватился Болтухин, вытаскивая флэшку из кармана. — Извольте. Полный список всех проживающих. Есть даже пометки об их гастрономических и сексуальных предпочтениях.
Антон принял флешку и хлопнул Болтухина по плечу. Этот шальной малый, непонятно каким ветром занесённый в полицию, начинал ему нравиться.
— Отзывай ребят, — распорядился Антон. — Сегодня им пасти больше некого. Пусть отдыхают. Завтра, наверняка, будет много работы.
Однако для себя отдыха Антон не планировал. Нужно было срочно пересмотреть все отснятые фото и список постояльцев гостиницы.
— Едем, — сказал он лейтенанту и включил зажигание.
Кирилл Болтухин жил в Красногвардейском районе, и, не слушая вялых возражений, Антон довёз его до дома.
На Неве уже начинали разводить мосты, когда он, подкатил, наконец, к «Старому зеркалу». Над городом в этот поздний час бушевало безумство белой питерской ночи…
Остаток ночи, если кисельное марево за окном можно было так величать, Антон провёл за экраном ноутбука. Отснятых лейтенантом фотографий оказалось около двух сотен. Лица выходящих из гостиницы получились на загляденье, а вот с входящими дело обстояло куда печальней: многие фото получились в профиль, а некоторые и вовсе с затылка. Все снимки Антон просмотрел придирчиво и не нашёл ни одной хотя бы смутно знакомой физиономии.
От гостиничных списков, добытых Болтухиным, проку оказалось не в пример больше. Проверяя паспортные данные постояльцев, Антон наткнулся на особу, приехавшую в Питер днём раньше из той же Тульской губернии, откуда должен был прибыть и сам продавец. Некая Екатерина Свирская, двадцати пяти лет, уроженка местечка Косая Гора, что под Тулой. Проживала дама в одиночном номере 712, забронированном на семь дней.
Эта была соломинка, за которую можно было ухватиться. Конечно, мало ли Екатерин приезжает из полумиллионного города в северную Пальмиру посмотреть на Эрмитаж и белые ночи. Всё так, но чутьё Антона, его многолетний опыт говорили: это не совпадение, это — след.
Первое, что нужно было сделать незамедлительно — навести справки о Свирской. Кто такая, где работает и, главное, с какой целью прикатила в Санкт-Петербург.
Интернет — великий маг современности. Не успел Антон заварить себе кофе, как на его почту пришёл ответ от оперативного дежурного по Тульскому ОВД:
Свирская Екатерина Андреевна, 1995 г.р., проживает в посёлке Косая гора, ул. Школьная, д.5., кв. 12. Не замужем. Сотрудница областного краеведческого архива.
К данным прилагалось фото Свирской и номер её мобильного телефона.
— Что ж, Екатерина Андреевна, не пора ли познакомиться? — тихо произнёс Антон, разглядывая миловидное лицо, улыбающееся с фотографии.
Его вдруг охватило хорошо знакомое предчувствия непременной удачи. Сотрудница краеведческого архива. Не она ли и хороводит всем этим спектаклем с бобрищенским кладом? А что если это не спектакль, а бенефис? Может быть, госпожа Свирская действует в одиночку? Впрочем, нет! Антон вспомнил багор, торчащий из спины трупа, и новая, едва забрезжившаяся версия рассыпалась в прах. Кроме того, представить себе ныряющую за сундуком сотрудницу областного архива Антон тоже не смог. Есть у неё сообщник, обязательно есть. Именно он убил гражданина Котова, именно он достал клад и именно он выкрал письмо у Луи Кастора. Вот только, кто он? Орудие в руках хитрой авантюристки или же её повелитель, держащий свою жертву в безусловном подчинении? Пожалуй, Антон смог бы решить эту дилемму, познакомившись с девушкой.
Выяснить, с какой целью пожаловала сотрудница архива в Питер, до утра не представлялось возможным. «Утром, честь по чести, подниму весь оперативный отдел. Пусть потрясут начальство госпожи Свирской. Вдруг, и в самом деле, промашка? Просто командировка или отпуск? Утром, всё утром…».
Антон выключил ноутбук и рухнул на неразобранную кровать.
Разбудил его робкий стук в дверь. Болтухин? Нет, этот так скрестись не подумает. Антон сел на краю кровати, прогоняя остатки недолгого сна.
— Войдите, — сказал он.
Дверь отворилась, и в номер вошёл Костя Тагарин.
— Разбудил? — участливо поинтересовался он.
— Разбудил, — отчаянным усилием подавляя зевок, признался Антон. — Чего припёрся в такую рань?
Часы и в самом деле показывали без четверти семь.
— Есть новости, — коротко сообщил Костя.
— Новости — это хорошо, — произнёс Антон, ощупывая небритую щёку. — Ты посиди здесь, я хотя бы умоюсь.
— У вас пожевать нечего? — спросил Костя, присаживаясь на стул.
— Пожевать? Сейчас устроим.
Антон подошёл к телефону, стоящему на прикроватной тумбочке и поднял трубку.
— Дежурный? Доброе утро, девушка. Мне бы завтрак в номер и поскорее. Два кофе и пару бутербродов. Нет, лучше, четыре. Да, можно с ветчиной. Десять минут? Отлично. Номер 217.
— Спасибо, — вздохнул Костя. — А то со вчера на диете.
— Что так? — поинтересовался Антон. — Не нашёл, где перекусить?
— Днём на набережной чебуреков купил, — отозвался Костя. — А вечером тут одни бары да рестораны. Цены столичные. Ничего, сегодня заранее закуплюсь.
Антон вздохнул, чувствуя дискомфорт от мысли, что они с лейтенантом отужинали вчера в роскошном заведении, тогда как парень лёг спать голодным.
— Ты как обустроился? — спросил он с неподдельным сочувствием.
— Так себе, — пожал плечами Костя. — Всю ночь финны-студенты горланили, да и тараканов там тьма.
— Ясно. Может, переберёшься ко мне? — предложил Антон. — Спать, правда, негде. Разве что кресло разложить.
— Нет, что вы, — смутился Костя. — Я пока там перекантуюсь. А потом, тётка у меня в Питере. Думаю, пустит на пару дней.
— Ну, как знаешь, — бросил Антон, направляясь в ванную.
Когда он вышел, выбритый и посвежевший, на столике возле ноутбука стояли чашки кофе и обещанные бутерброды. Один из них повеселевший Костя уже прикончил.
— Ты говорил про новости, — напомнил Антон.
— Гройсман отправил сообщение Канарскому, — не переставая жевать, сообщил Костя. — Пишет, что какой-то Мойша даёт добро и что товар стоящий.
Антон кивнул. Новости были ожидаемые.
— Что-то ещё?
— Гройсман написал, что хвоста не было.
Антон снова кивнул. Костя стремительно дожевал второй бутерброд, запил, обжигаясь, горячим кофе и сообщил, наконец, главное:
— Гройсман пишет, что продавец — баба.
Антон кивнул в третий раз, и на этот раз Костя посмотрел на него удивлённо.
— Вы знали?
— Скорее, догадался, — сказал Антон, пробуя принесённый кофе. Вкус оказался недурным. — В списках постояльцев гостиницы, где упомянутый тобой Мойша встречался с продавцом, значится некая мадам Свирская, накануне приехавшая из Тулы.
— Так просто? — задумчиво произнёс Костя. — И что теперь?
— Будем следить за Свирской. Как только с ней встретятся покупатели, прихлопнем всю компанию разом.
— Ясно, — сказал Костя. — А что делать мне?
— Сможешь установить локацию по телефону?
— Смогу, — пожал плечом Костя. — Если он будет включен.
— Тогда дерзай, — Антон кивнул лежащий на столе ноутбук.
Костя задумчиво кивнул и пересел поближе к компьютеру. Пока он возился с поисковой программой, Антон позвонил Болтухину.
— Дрыхнешь? — спросил он, услышав в трубке громкий зевок. — Одевайся и дуй ко мне.
— Яволь, герр капитан! — отозвался Болтухин.
В номере Антона лейтенант появился ровно в восемь.
— Доброе утро, экселенс, — поздоровался он, без стука заходя в дверь.
Вчерашний выпускной костюм был оставлен дома и лейтенант предстал перед Антоном в своём первозданном виде: траченых джинсах со свисающими с колен нитками и безразмерной чёрной футболке с черепом.
— В нашей стае новая особь? — весело осведомился он, бросив взгляд на Костю.
— Познакомьтесь, будем работать вместе, — сказал Антон, давая возможность молодым людям представиться самостоятельно.
— Тагарин Константин, — буркнул Костя с видом человека, которого оторвали от решения мировых проблем.
— Константин — это звучит антично, — одобрил лейтенант. — А моё погоняло Болт.
— Болт?!
— Если по паспорту, Болтухин Кирилл Станиславович, — с готовностью пояснил лейтенант. — Пока представишься, щи прокиснут.
— Болт так Болт, — пожал плечами Костя. — Антон Васильевич, с локацией не выходит. Наверное, телефон у этой вашей Сквирской выключен.
— Свирская Екатерина Андреевна, — машинально поправил Антон. — Между прочим, вполне симпатичная девушка.
— Предлагаю внедриться в банду, — предложил лейтенант. — Пользуясь своим личностным обаянием, я вступаю в интимную связь с этой вашей Екатериной Андреевной и в момент близости выведываю все секреты её сообщников. Читали «Момент истины» Богомолова?
— Не предполагал, что ты вообще умеешь читать, — усмехнулся Антон. — Хотя мысль дерзкая. Стоит подумать.
— Если уж кому-то и знакомиться с девушкой, так это мне, — неожиданно предложил Костя.
— Обоснуй, — попросил Антон.
— Я успел прочесть ответ на ваш запрос об этой девушке. Вы уж, извините, Антон Васильевич, но вы не закрыли файл, — Костя смущённо потупился.
— Продолжай.
— Девушка, как я понял, работница областного архива. Такую вряд ли заинтересует юноша с внешностью гопника и погонялом Болт.
— Алё, за гопника можно и по рогам, — возмутился лейтенант. — Девушки, между прочим, грезят о плохих мальчиках, а не о тех, кто им будет цитировать Шопенгауэра.
— Брэк, — сказал Антон, осаживая распетушившихся помощников. — Конечно, познакомиться со Свирской было бы неплохо. Костя, первым попробуй, ты. Если не получится, подключим героя с отрицательным обаянием.
Лейтенант вздохнул и безнадёжно махнул рукой.
— Теперь о Канарском, — напомнил Антон. — Вести его нужно нежно, чтобы он ни в коем случае не почуял слежки.
— Обижаете, кэп, — возмутился Болтухин. — У него на хвосте сидят Карагод, Тихий и Гном. Лучшие оперативники из отдела.
— У вас не отдел, а малина какая-то, — покачал головой Антон. — Как только будут новости, сообщай мне немедленно.
— Костя, — обратился он к Тагарину, — Гройсман при встрече с Канарским показал тому фото весьма ценной вещицы. Не знаешь, о чём могла идти речь?
Костя пожал плечами.
Поселить Костю на седьмом этаже «Талисмана», где проживала уроженка тульской губернии, оказалось не так-то просто. Гостиница была забита под завязку. Не помогло и отрицательное обаяние лейтенанта Болтухина.
— Это невозможно, господа, — сообщил сухой как палка клерк с бесцветными бегающими глазами. — Сами понимаете — сезон. Так, сказать, белые ночи.
Невозможное стало возможным, когда Антон предъявил удостоверение и пригрозил небывалым в истории гостиницы шмоном. В дело пошёл тезис о террористах, придуманный накануне лейтенантом.
Костю подселили в двухместный номер к пожилому шведу, который сутками пропадал в питейных заведениях и борделях культурной столицы. Антон был рад и за Костю, который проведёт пару ночей в комфортных условиях и за шанс побольше разузнать о таинственной работнице архива. Пожелав Косте успеха в завоевании симпатии гражданки Свирской, Антон откланялся и поспешил удалиться из «Талисмана», чтобы ненароком не намозолить глаза возможным соглядатаям Гройсмана.
Пока Антон покидал гостиницу, пришло два сообщения: первое из оперативного отдела Тульского ОВД, второе от хвоста, приставленного за Канарским. Первое было, пожалуй, ожидаемым: гражданка Свирская Е.А. взяла внеочередной двухнедельный отпуск и отбыла в неизвестном направлении. Впрочем, направление было, как раз, известным.
Второе сообщение прозвучало в пересказе лейтенанта Болтухина и отличалось более художественных анализом ситуации:
«Пётр Канарский, погоняло Батон, вышел из „Старого зеркала“ в 9.37. На Дворцовой набережной объект приобрёл пончик и до 10.28 кормил голубей и придавался ностальгическим созерцаниям Невы. Ни одной подозрительной рожи поблизости не наблюдалось. Затем объект проследовал в антикварный магазин на Гороховой, где и завис до 11.35. В магазине гражданин Батон приобрёл бронзовую статую правосудия за 3200 рублей со сломанными весами. (По мне, так этот Батон — чистый лошара. За сломанную статуэтку три косаря! Да еще потребовал документ, что она не представляет художественной ценности. Ясен пень, не представляет. Такой страхолюдиной только орехи колоть, а он её за бугор вывозить собрался. — прим. лейт. Болтухина К. С.). Там же, на Гороховой, объект посетил Петропавловскую церковь, где пробыл до 12.22, где, должно быть, замаливал грехи. Агент Гном внутрь церкви не заходил по причине неподходящей одежды и происходящее там наблюдал со стороны двери. Гражданин Канарский приобрёл не менее дюжины толстых восковых свечей, одну из которых зажёг и поставил перед иконой Николая чудотворца. После этого, перекрестившись, вышел из церкви. Гном божится, что к объекту за всё это время ни одна падла не приближалась».
Дослушав пространный доклад Болтухина, сидящего рядом в машине, Антоном задумался. В отличие от лейтенанта, он догадывался, для чего понадобилась Канарскому сломанная статуя правосудия и дюжина толстых церковных свечек.
— Размер статуи сантиметров двадцать пять-тридцать? — спросил Антон.
Болтухин немедленно связался с Гномом по рации, что-то сказал ему на птичьем языке и кивнул:
— Точно так, кэп, статуэтка размером с пивную полторашку, — подтвердил он. — А вы это как поняли?
— Канарскому необходим контейнер, чтобы вывезти монеты, — пояснил Антон. — Бронзовое литьё, как правило, пустотело. Внутрь семь империалов вполне уместятся. А чтобы они не звенели, как в копилке, он их зальёт воском.
— Мама мия! — воскликнул лейтенант, звонко хлопнув себя ладонью по колену. — А я-то его за лошару принял. Извиняйте, гражданин Канарский, что не оценили красоту ваших помыслов. И ведь как ловко: ни один сканер не определит монеты внутри бронзовой статуэтки! Разве что при тщательном досмотре.
— А такого не будет, — подхватил Антон. — Учитывая «нужного человечка» на таможне.
— Теперь понятно, почему этому челу всё с рук сходит. Больно умён. А умный человек должен жить на свободе.
Антон не разделил этой максимы, тем более, что «умный человек» Канарский уже дважды чалился в мало интеллигентной компании. Похоже, назревала и третья ходка. Антон включил зажигание и повёл машину по уже знакомой дороге к «Старому зеркалу». Торчать на стоянке перед «Талисманом» не было сейчас никакого смысла. Оставалось ждать. Ждать, когда умная и осторожная добыча сама подставит себя под выстрел.
До самого вечера не происходило ничего примечательного. Костя не звонил и, следовательно, было непонятно, насколько преуспел он в попытках знакомства с гражданкой Свирской. Наружка, пущенная за Батоном, также новостями не баловала: Канарский, отнеся статуэтку и кулёк со свечами в номер, из гостиницы больше не выходил.
В ожидании предстоящих событий Антон и лейтенант Болтухин, вернулись в номер и, заказав пиццу и чудовищное количество кофе, принялись ждать.
Лейтенант расположился в кресле, на американский манер положив ноги в чумазых кроссовках на столик, где сиял экраном включенный ноутбук.
— Я всё хотел спросить, кэп, — произнёс он, откусывая от большого треугольного куска пиццы. — Как мы будем брать эту публику за «фаберже»?
— В момент сделки, — охотно пояснил Антон. — Когда покупатель оплатит монеты и выложит всю наличность. Меня больше занимает, конечно же, продавец. Во-первых, он связан с убийством, во-вторых, он знает, где спрятан остальной клад.
— А с чего вы взяли, ваше превосходительство, что расплачиваться будут наличными? — лейтенант шумно отхлебнул кофе. — В последнее время серьёзные перцы рассчитываются не кэшем, а безналом. Батон прибыл в Питер без чемодана, а, следовательно, без наличности.
— А зачем ему таскать наличность через границу? — возразил Антон. — У него есть счета в ВТБ и «Райффайзенбанке». Достаточно зайти и обналичить.
— Это слишком заметно, — парировал лейтенант. — Я бы поставил на безнал. Быстро, красиво и аккуратно. Без пальчиков и потожировых следов на купюрах.
— Но такую крупную транзакцию не проведёшь незаметно, — не сдавался Антон. — Всегда можно отследить и счёт продавца, и счёт покупателя.
— Если продавец не последний лох, то, наверняка, создал виртуальный счёт на несуществующее лицо, — лейтенант отправил в рот последний кусок и с удовольствием облизал пальцы. — А транзакцию можно провести и в биткойнах. Хрен мы её тогда отследим.
Антон задумался и с сомнением покачал головой.
— Для этого нужно быть неплохим хакером, — сказал он. — Надеюсь, наш продавец предпочтёт кэш.
— Поживём, увидим, — философски объявил лейтенант, закрывая лицо гостиничным полотенцем и явно собираясь вздремнуть.
В этот момент тренькнул телефон Антона — пришла SMS-ка от Кости Тагарина:
«Познакомился. На вечер пригласил в кафе. Одолжите немного денег».
Антон показал текст встрепенувшемуся лейтенанту.
— Вот тебе и ботаник! — воскликнул Болтухин. — Чиксу на раз-два закадрил. Дайте мне пепел, экселенц, я посыплю им голову.
— Лучше посоветуй, куда Косте пойти с гражданкой Свирской, так чтобы это не нанесло моим финансам непоправимый удар.
Антон достал из кармана пиджака поредевшую стопку купюр и пересчитал. Двенадцать тысяч с мелочью. На кафе можно инвестировать тысячи три-четыре, чтобы остался хоть какой-то резерв.
— Чисто с оперативной точки зрения, лучше бы кабак, — рассудил лейтенант. — Там и понаблюдать за объектом можно и жука поставить.
— Нет, нужно что-нибудь молодёжное, например, караоке-бар, — возразил Антон. — И так, чтобы не слишком далеко от «Талисмана».
— На Васильевском это либо, «Dew», либо «Синатра», либо «Феромон», — загибая пальцы, перечислил Болтухин. Впрочем, «Феромон» не советую.
— Это почему же?
— Публика там непочтительная, — пояснил лейтенант. — По весне мы в «Феромоне» с пацанами столик засняли: у Тихого, то есть, лейтенанта Тихонина, днюха была. Четвертак, шутка ли?! Можно сказать, философский возраст. Чикс пригласили, то да сё. Сидим мирно и пьём кампари. И тут какой-то бычара Бузову в караоке заказал. Ладно, думаю, наши деды войну пережили, и мы сдюжим. Гляжу, а эта падла ещё раз Бузову ставит. Всему есть предел, кэп. На четвёртый раз я вежливо, можно сказать, литературно, попросил его сменить репертуар. Он сразу в амбицию и в драку. За него ещё шесть рыл вписались. Никогда не думал, кэп, что у Бузовой столько поклонников в Питере. Пока мы их рогами в пол ставили, охрана омон вызвала. Короче, допраздновали мы в родном обезьяннике с побоями средней тяжести.
— Понятно, — сказал Антон. — А что насчёт «Синатры»?
— Заведение почтенное, — серьёзно кивнул Болтухин. — Бузовой, наверняка, и в списках не значится. Только, учтите, кэп, ставить там жука затея убогая: в зале такой тарарам стоит, что в двух шагах ни хрена не слышно. Да и следить внутри не получиться. Зал маленький, все на виду. А у вас, кэп, простите за мой французский, со лба гордо сияет мусорская кокарда.
— А мы на этот раз и не будем следить и слушать. Ты забываешь, лейтенант, что с гражданкой Свирской туда пойдёт наш Костя, — напомнил Антон.
— Ох, поломает нам этот ботаник с античным именем всю масть, — сокрушённо вздохнул Болтухин. — Нет бы послать на задание человека проверенного, с богатым жизненным опытом.
Он достал из кармана джинсов маленькое треснутое зеркало и придирчиво оглядел себя с головы до ног. Судя по выражению лица, он остался собой доволен.
— Человек с богатым жизненным опытом будет сегодня на подстраховке, — сказал Антон. — Поднимайся, поехали к «Талисману». Надо передать Косте деньги и объяснить, где находится бар «Синатра».
Костя выскочил на стоянку сразу после звонка Антона. Должно быть, слонялся в фойе гостиницы в томительном ожидании.
— Я уже думал, не успеете, — бросил он, подбегая к машине. — Катя должна вот-вот спуститься из номера.
— Ого! Уже, Катя! — воскликнул Болтухин. — Кэп, я погибну от ревности. Чем ты её зацепил, бродяга? Рассказал про бином Ньютона?
Антон сунул в руку разволновавшемуся Косте несколько купюр.
— Отведёшь Свирскую в бар «Синатра». Вполне прилично и недорого. Мы будем на связи, но внутри, тебе придётся действовать самому, — Антон потрепал парня по плечу. — Справишься?
— Не переживайте, Антон Васильевич, — заверил Костя, пряча деньги в карман. — Катя — хорошая девушка. Я думаю, её просто используют какие-то люди.
— Вот это и надо выяснить, — кивнул Антон. — Лейтенант, — обратился он к Болтухину, пребывающему в трагической задумчивости. — Объясни Косте, как добраться до бара.
— Внимайте, мой юный друг, — со вздохом произнёс лейтенант и довольно толково объяснил предстоящую Косте навигацию.
Костя нетерпеливо выслушал и метнулся назад к гостинице.
— Вот почему так, кэп? — с философской грустью заметил Болтухин, глядя на удаляющегося Костю. — Одним, музыка, коктейли и лучшие женщины, а другим, может быть, более достойным, сидение в засаде на шухере?
— Ты лучше скажи, кавалер, как у тебя с той дамой, которой ты про террористов наплёл?
— Субтропики, кэп, — оживился Болтухин. — Зовут Вероника. Шлёт фотки в бикини и без и пишет, что ожидание ей томительно.
— Так чего же тебе ещё надобно, Казанова? — усмехнулся Антон. — Блаженствуй в своих субтропиках.
— Вы оскорбляете, кэп, мою здоровую полигамность, — возмутился Болтухин.
В этот момент из стеклянных дверей «Талисмана» показалась парочка: Костя и стройная аккуратная девушка с клатчем белой кожи в руках. Они прошли стороной от машины, где сидели Антон с лейтенантом. Костя что-то говорил, девушка кивала и беззаботно смеялась. Когда Костя приобнял её за талию, лейтенант застонал.
— Ты лучше сними их вместе, Отелло, — толкнул его в бок Антон.
Болтухин сделал несколько кадров, бормоча себе под нос что-то невнятное.
— Готово, — сказал наконец он. — Теперь, Костян не отвертится, придётся жениться на бедной девушке.
— Посмотрим, не увяжется ли за ними кто-нибудь от гостиницы, — сказал Антон, провожая пару глазами.
Однако за удаляющейся парочкой никто не следил.
— Едем к бару и перехватим их там, — решил Антон. — Хвост может прицепиться и по дороге.
Так и сделали. Пользуясь подсказками лейтенанта, Антон быстро домчал машину до сияющей огнями «Синатры». Возле клуба тусила опрятная и вполне интеллигентная молодёжь. Слышался пустяшный вечерний разговор и негромкие взрывы смеха.
Вскоре появился и Костя с гражданкой Свирской. Девушка, помимо клатча, держала теперь в руках одинокую белую розу и казалась счастливой и беззаботной.
— Вот хмырь, — попенял сопернику лейтенант. — Уже и цветочком где-то разжился. Кэп, а что если он поведёт даму в номера? Я слышал, здесь есть, для особо нетерпеливых.
— Ты лучше по сторонам смотри, — бросил ему Антон. — Девушку могут и пасти.
— Кто?
— Конь в пальто, — рассердился Антон. — Ты забыл, что у неё может быть сообщник?
Лейтенант нахмурился и принялся зыркать по сторонам, готовый в любой момент сфотографировать каждую подозрительную личность. Однако, подозрительных личностей перед баром так и не появилось. К бару подходили только парами и небольшими компаниями.
Затейливые двери «Синатры» то и дело открывались, проглатывая очередную парочку, и из мерцающих глубин заведения выплёскивались и таяли в летнем вечернем воздухе самые неожиданные аккорды.
— Странно, — сказал Антон, когда фигурки Кости и его дамы исчезли за дверью. — Я был уверен, что сообщник захочет проследить за кавалером своей подельницы. — Что-то я упустил. Или чего-то мы с тобой, лейтенант, не знаем.
— А может быть, и нет никакого сообщника? — зевнул лейтенант.
— Нет, не может быть, — покачал головой Антон. — Не могла она сама провернуть такое мероприятие, да ещё и с убийством.
— Тогда, похоже, нам крутят хвоста, кэп, — убеждённо заявил Болтухин.
— Ещё не вечер, — сказал Антон, пытаясь скрыть нарастающее беспокойство. — Центральная фигура в предстоящей сделке — это Канарский. Главное, не упустить нам эту персону.
— Этого бобра не упустим, — заверил лейтенант.
Толпа перед баром растаяла окончательно, и дальнейшее наблюдение становилось бессмысленным. Антон включил двигатель и покатил к «Старому зеркалу». Оставалось ждать новостей от Кости, но это, по здравому размышлению, могло произойти лишь под утро. К этому времени надо было бы хорошенько выспаться.
Однако, и в эту ночь выспаться было не суждено. В половине третьего позвонил Костя.
— Антон Васильевич, — крикнул он в трубку, — она пропала!
— Кто? — не разобрав спросонья, переспросил Антон.
— Катя, — тоскливо пояснил Костя. — Пошла в туалет и пропала.
— А ты сам-то сейчас где?
— Здесь, в «Синатре».
Антон действительно разобрал чьи-то голоса и отдалённую музыку.
— Я на улицу вышел, — пояснил Костя. — Внутри такой тарарам, ничего не слышно.
— Может, она ещё в туалете? — предположил Антон, судорожно натягивая брюки.
— Я проверил, — отозвался Костя. — Попросил девушку зайти: Кати там нет. Бармен сказал, что у них есть второй, черновой выход. Наверное, через него вышла.
— Оставайся на месте, — бросил Антон, шаря по креслу в поисках носков. — Я буду минут через двадцать.
— Так ведь мосты, — напомнил Костя. В его голосе звучало отчаяние.
— Верно, — вспомнил Антон о ночных питерских реалиях. — Всё равно не кисни, я что-нибудь непременно придумаю.
Остатки сна улетучились, когда Антон наскоро умылся холодной водой. «Вот чёрт, — с досадой думал он, набирая номер телефона Болтухина. — Неужели раскусила нас милая девушка…»
Телефон лейтенанта долго и меланхолично молчал. Когда, наконец, лейтенант ответил, голос его был неожиданно бодр:
— Смольный слушает, — сказал он зловещим шёпотом. — Кэп, вам спать мешают белые ночи?
— Свирская сбежала из бара, — коротко объявил Антон. — Как можно попасть сейчас на Васильевский?
— А какое сейчас Московское время?
— Без четверти три.
Болтухин ненадолго задумался.
— Способов ровно два, — всё тем же шёпотом сообщил Болтухин. — Можно вкругаля по скоростной, а можно через Дворцовый мост. Его в 3 утра сводят минут на пятнадцать. Как раз успеете.
— А ты чего такой таинственный? — поинтересовался Антон.
— Да у меня тут субтропики, — ещё более шпионским голосом сообщил Болтухин.
В телефоне послышалась возня, и чей-то томный голос капризно осведомился:
— С кем это ты, зайка? Какая-нибудь сучка? Отшей её!
— Это по работе, — буркнул лейтенант. — Капитан Кречетов.
— Капитан?! — сладко пропел голос.
Снова послышалась возня и в трубке раздался уже отчётливый женский голос:
— Плыви к нам, капитан, покатай меня на своём кораблике.
— Отдай телефон! — выкрикнул на той стороне эфира голос лейтенанта. Послышался какой-то треск и связь прекратилась.
Антон вздохнул и посмотрел на часы. До сведения моста оставалось минут двенадцать.
Он успел вовремя. Две половинки моста, сияя огнями, медленно и величественно опустились, и по ним, спеша по каким-то ночным делам, понеслись машины. Антон проскочил Дворцовый мост, выехал на набережную Макарова и уже через пару минут домчал по пустым дорогам до злосчастного бара. Костя стоял на тротуаре возле дверей «Синатры», держа в руках ту самую белую розу.
— Вот, — трагически вздохнув, сказал он. — Оставила её в туалете и исчезла.
— Садись, едем в «Талисман», — бросил ему Антон.
Костя ткнул поникший цветок в урну и сел в машину.
— Я вас подвёл, Антон Васильевич, — мрачно сказал он.
— Я сам виноват, — ответил Антон вполне искренне. — Надо было остаться и посмотреть за баром, а мы с лейтенантом спать поехали.
— Кто же мог знать? — вздохнул Костя. — Она показалась мне такой правильной.
Путь от «Синатры» до «Талисмана» не занял пяти минут.
— Если она ещё в номере, постучись к ней и разыграй обиженного ухажёра, — проинструктировал Костю Антон.
Они вдвоём вышли из машины и направились к стеклянным дверям гостиницы. Однако, разыгрывать обиженного ухажёра Косте не пришлось. Сонный портье, которому Антон сунул под нос своё удостоверение, тотчас пробудился и по-военному доложил: постоялица из 712 номера отбыла из гостиницы в неизвестном направлении полчаса назад. Из вещей при ней были чемодан на колёсах и дорожная сумка. Гражданку ожидало такси.
— Съехала, — сказал Антон, с чувством хлопнув ладонью по стойке администратора, до блеска отполированной локтями многочисленных постояльцев. Портье испуганно вздрогнул:
— Такси «Семёрочка», — сообщил он, по-сержантски вытянув шею. — У них на капоте цифра семь нарисована.
— Может, и номер знаешь? — спросил Антон, доставая из кармана блокнот и ручку.
— Как же не знать, — с готовностью отозвался портье. — На дню раз по двадцать для постояльцев вызываем.
Он по памяти продиктовал несложный номер, который Антон аккуратно занёс в блокнот. Поблагодарив услужливого портье, Антон вышел из гостиницы. За ним, виновато потупившись, семенил Костя.
— Это из-за меня, — промямлил он, когда они подошли к машине. — Где её теперь сыщешь?
— Найти её и в самом деле теперь непросто, — признал Антон. — Попробуем узнать у диспетчера, куда её увезло такси. Будет понятен хотя бы район поиска. Не вешай нос, Костик, не всё так плохо. Свирская всё равно должна будет встретиться с Канарским. Сделка-то пока что не состоялась.
Антон в два счёта дозвонился по телефону, данному портье, но информацию, которая его интересовала, диспетчер категорически отказался предоставлять. Не помогли ни просьбы, ни угрозы. По телефону удостоверения не предъявишь. Нужно было ехать в контору злосчастной «Семёрочки» самолично и, как выразился бы лейтенант Болтухин, «брать их на зихер».
До самого Болтухина Антон так и не дозвонился. Телефон лейтенанта был вне доступа.
Отправив расстроенного Костю в его номер, снятый в «Талисмане», Антон отправился разыскивать контору «Семёрочки». Конечно, в этом деле очень пригодился бы Болтухин, хорошо знавший город, но телефон лейтенанта был по-прежнему вне доступа. Пришлось воспользоваться навигатором и опросом редких ночных прохожих. Через час, покинув Васильевский остров по объездной трассе, Антон разыскал нужный офис и употребил остатки обаяния и терпения, чтобы добиться от дежурных диспетчеров должной оперативности. Наконец, шофёр, отвозивший одинокую даму из «Талисмана» был найден. Выяснилось, что доставил он её к речному ресторану «Белые ночи» на набережной Лейтенанта Шмидта. Услышав эту новость, Антон крепко выругался. Если бы знать сразу, что беглянка осталась на Васильевском острове, в пяти минутах от «Талисмана»! Вишенкой на торте было сообщение шофёра о том, что возле ресторана её ждал импозантный гражданин лет пятидесяти, высокий, седой, холёный. Уж, не Канарский ли?
Тут было над чем подумать. Если филёры, приставленные к гражданину Батону, обмишурились и упустили подопечного, предстоял серьёзный разбор полётов с питерскими коллегами. А если это не Канарский? Тогда в спектакле откуда-то появился новый персонаж. Нет, не может быть. Слишком уж сложно…
Антон посмотрел на часы: без четверти пять. Немедленно в гостиницу! Во-первых, выяснить, не отлучался ли из номера посреди ночи постоялец Канарский, он же Юхон Мякинен, а во-вторых… Во-вторых, хотя бы пару часов поспать, иначе можно понаделать ещё больше непростительных глупостей…
Возле гостиницы, шагах в пятидесяти от входа, маячило знакомое авто, в котором угадывались две неподвижных фигуры: Карагод и Тихий — коллеги лейтенанта Болтухина. Антон подошёл к машине. Тотчас из окна высунулась косматая физиономия и огляделась по сторонам.
— Доложите обстановку, — тихо произнёс Антон.
— Всё спокойно, товарищ капитан, тихо, как на погосте, — бойко отрапортовал сотрудник. — Объект из гостиницы не выходил.
Второй филёр спал, откинувшись на спинку сидения.
— Есть сведения, что гражданин Канарский час назад был замечен на Васильевском острове, — сообщил Антон.
Оперативник решительно покачал головой.
— Если только он святой дух или японский синоби, — категорично сказал он.
Антон вопросительно посмотрел на спящего.
— Вы не сомневайтесь, товарищ капитан, — понял его взгляд оперативник. — Мы с лейтенантом Тихониным спим по очереди, по два часа. Привыкли уже. Да и камера всё время включена.
Сотрудник кивнул на глазок камеры, закреплённой на зеркале заднего вида.
Антон вздохнул. Распекать лейтенантов было, вроде бы, не за что. Однако проверить, на месте ли гражданин Канарский, всё-таки стоило.
— Товарищ капитан, а когда эта байда, то есть, операция, закончится? — спросил косматый оперативник. — Сутками дома не бываем.
— Скоро, лейтенант, скоро, — заверил Антон. — Похоже, мы сейчас близко к финишу.
На третьем этаже «Старого зеркала», где располагался люкс гражданина Мякинена, Антон не повстречал ни души. Пройдя на цыпочках к номеру 312, капитан приложил к двери ухо: в номере громко сопели, ворочались и оглашали пространство немузыкальным храпом. Люкс был одноместным, и доносившиеся из-за двери звуки могли означать лишь одно: постоялец дрых.
Антон вздохнул и отправился на свой этаж. Результаты ночи были неутешительными: подозреваемая сбежала, а в мозаике преступления появился ещё один загадочный паззл: импозантный седой джентльмен. Вопросы гудели в голове Антона беспорядочным роем, но отвечать на них не было уже никаких сил.
«Всё, амба, как говорит Болтухин. Спать! Полцарства за час в кровати. А завтра ещё посмотрим, у кого будет грудь в крестах». Про «голову в кустах» думать Антону в этот рассветный ленивый час, который на Востоке называют часом Кота, совсем, совсем не хотелось…
Болтухин явился в номер позже положенного, в восемь тридцать и на этот раз деликатно постучался. Антон, освежённый коротким сном, уже бодрствовал и с удовольствием растирался махровым полотенцем после контрастного душа. Вид у лейтенанта был до крайности виноватый и какой-то потрёпанный.
— Кэп, — сказал он, глядя себе под ноги, — Случились обстоятельства непреодолимой силы. Эта лахудра мой телефон спёрла. И, вообще, кэп, я разочаровался в женщинах.
— Что так? — поинтересовался Антон, натягивая свежую, хрустящую от чистоты, майку.
— У них потребности, кэп, исключительно материальные, — шумно вздохнул Болтухин. — Я ей Басё читал, а она…
— Что читал? — не расслышал Антон.
— Мацуо Басё, — промямлил лейтенант. — Поэт японский.
— Ну-ка, продекламируй, — заинтересовался Антон. — Интересно, чем развлекают сейчас современных девушек.
— Стихи, конечно, на любителя, — замялся Болтухин. — Ну, вот, например, про ворона:
— Это всё? — спросил Антон после некоторого ожидания.
— Классическое хокку пишется трёхстишием. Оно совершенно во всех отношениях, и в нём нет ничего лишнего, — с воодушевлением пояснил Болтухин. — Вот, скажем:
— Действительно, ничего лишнего, — признал Антон. — Скажи, лейтенант, а она только телефон умыкнула?
— Ещё триста рублей и зонтик, — вздохнул лейтенант.
— Ну, за старину Басё это недорого, — заверил Антон. — А у нас тоже неприятности: сбежала наша симпатичная девушка. Прямо из-под носа сбежала.
— Сплоховал, значит, ботаник, — оживился лейтенант, возвращаясь в прозу рабочих будней. — Говорил я, кэп, надо было послать с ней человека опытного.
— Это не того, которого девица обнесла прошлой ночью?
— Неудачи только укрепляют дух самурая, — с унылым пафосом произнёс Болтухин. — Кэп, а у вас пожрать есть что-нибудь?
Антон заказал кофе и неизменные бутерброды в номер.
— Как мы теперь будем созваниваться, лейтенант? Телефон то тю-тю.
— К вечеру восстановлю симку, — пообещал Болтухин. — А с ребятами у меня связь есть.
Лейтенант извлёк из кармана джинсов портативную рацию. Она немедленно ожила, и в номере раздался трескучий голос:
— Аллё, Болт, ответь Карагоду.
— Болт на связи, — немедленно отозвался лейтенант. — Где у нас закипело?
— Чухонец звонил Гройсману. Сказал, что взял свои семь монет. Похоже, будет вставать на лыжи.
— Погоди, ты же говорил, что чухонец не выходил из «Зеркала».
— В том то и кино, Болт. Падлой буду, мы с Тихим его всю ночь пасли. Только что прокрутили запись с камеры. Нет там никакого Батона. Может, он нам «буратино» включил?
Болтухин дал отбой и убрал рацию в карман.
— Что значит, «буратино»? — спросил Антон, внимательно слушавший разговор.
— Вы в детстве «Золотой ключик» читали, кэп, про потайную дверцу?
— Думаешь, с чёрного хода вышел, — не столько спросил, сколько констатировал Антон. — Вполне возможно. Канарский в «Старом зеркале» клиент постоянный. При его-то обаянии, наверняка, обзавёлся нужным знакомым или знакомой. Вот и провели его чёрным ходом.
— Тогда и вернулся он таким же манером, — подхватил лейтенант.
— Верно, Кирилл, верно, — покивал Антон. — Похоже, и здесь развели нас, как кроликов.
— А может, тряхануть Батона прямо в номере? Провести, так сказать, экспроприацию? — предложил лейтенант. — А что, монеты-то у него уже на кармане. Эх, жаль ствола у меня с собой нету.
— У Канарского на кармане, как вы изволили выразиться, товарищ лейтенант, не только монеты, но и финский паспорт. Одно дело, если бы мы взяли Батона в момент сделки с поличным. И совсем другое, вламываться в номер иностранного гражданина и учинять обыск. На такой фортель нам ордера не дадут.
— Что же делать, кэп? — в голосе лейтенанта звучало отчаяние.
— Пока, ничего, — пожал плечами Антон. — Взять Батона мы сможем только на таможне при досмотре. Да и то, не самого гражданина Мякинена, а незаконно вывозимые им монеты.
— А как же продавец?! — воскликнул Болтухин. — Клад? Убийство? Неужели, висяк?! Я этого не переживу, кэп!
— Поступишь, как истинный самурай? Сделаешь себе харакири? — с горькой иронией спросил Антон.
Болтухин задумчиво почесал живот, отчего череп на футболке зловеще оскалился.
— Харакири не харакири, но нужно же что-то делать, — сказал он, задумчиво.
— Верно, лейтенант, — усмехнулся Антон. — Настоящий самурай не должен предаваться унынию. К тому же, есть у меня одна мыслишка.
В дверь номера постучали: девушка в ослепительном переднике и с не менее ослепительной улыбкой на лице вкатила сервировочный столик с дымящимся кофе и горкой горячих бутербродов на серебряном блюде. Девушка сделала изящный книксен и выставила заказ на журнальный столик. Лейтенант неуклюже присел в ответном книксене и проводил ладную фигурку зачарованным взглядом до самой двери. Похоже, сердечная рана, нанесённая ему прошлой ночью, стремительно рубцевалась.
Антон сделал приглашающий жест, и они с лейтенантом приступили к торопливому завтраку. За четверть часа, пока продолжалась трапеза, Антон изложил свою «мыслишку», и лейтенант заметно повеселел.
— Вот это да, кэп! — восклицал он, обжигаясь горячим кофе. — Как же я сам не дотумкал?! Теперь, мы натянем сову на глобус!
Он вытер руки о салфетку и вытащил из кармана рацию. Нужно было дать новые вводные Гному, Тихому и Карагоду.
Рация ожила снова ровно в девять утра.
— Болт, это Гном, — проскрипело в эфире. — Канарский заказал по телефону билет на вечерний рейс «Принцессы Анастасии». Отплытие 19.30.
— Принято, Гном, — немедленно отозвался Болтухин. — Приготовим Батону прощальный марш.
— Нам нужно подъехать в порт загодя, — сказал Антон, когда умолкли эфирные трески. — Помнишь, у Канарского на таможне свой человечек? Надо бы присмотреться на месте, что к чему.
— Сделаем, кэп, — вальяжно отозвался Болтухин. Он был сыт и вполне доволен течением жизни. О ночном фиаско лейтенант больше не вспоминал. — Кстати, кэп, мои орлы пробили счета Батона в питерских банках: полный голяк! На одном — пятьсот рублей с мелочью, на другом, валютном, сотка евро. Так что передачи кейса с баблом не будет.
— Похоже, ты был прав, лейтенант, — признал Антон. — Расчёт будет безналом и, наверняка, с финского счёта.
Ровно в этот момент прозвенел телефон Антона.
— Антон Васильевич, — буквально прокричал в трубку голос Костя. — Монеты проданы! Я влез в закрытый аккаунт Канарского. Он там прямо сейчас ведёт переписку со своим агентом в Хельсинки. Заявляет, что с ним прибудет весьма ценный груз, просит заказать сейфовую ячейку.
— Знаю, Костя, знаю, — заверил Антон. — Наша общая знакомая передала их гражданину Канарскому ещё ночью. Они встречались в «Белых ночах».
— И вы их не задержали?!
— Я не успел.
— И как же теперь?
— Канарский с монетами отплывает вечером на пароме. В порту мы его перехватим.
— Но ведь он иностранец!
— Верно, — признал Антон. — Я и не собираюсь осложнять международные отношения. Пусть катится в свою Финляндию. Мне нужен только его багаж. Монеты — ценность историческая, и их нужно вернуть России.
— Ясно, — вздохнул Костя. — Значит, никого мы не поймали. Я чем-то могу помочь?
— Попробуй выяснить, как именно расплачивался Канарский с покупателем. Учти, он мог зарегистрировать виртуальный счёт на нынешнее имя — Юхон Мякинен. Сможешь?
— Попробую, — без энтузиазма пообещал Костя и отбился.
— А мы, лейтенант, будем готовиться к финальной встрече с Канарским, — обратился Антон уже к Болтухину. Пусть твои орлы пасут на этот раз и запасный выход из гостиницы, чтобы клиент снова не крутанул «буратино».
— Обижаете, кэп, — возмутился Болтухин. — Я в отделе ещё двоих ребят выпросил. Не опера — звери. Теперь и мышь не проскочит.
До самого вечера Пётр Канарский вёл себя исключительно ровно: до обеда бродил по набережной Невы и кормил чаек, затем два часа пробыл в «Северянине». На обратном пути к гостинице он зашёл в маленький магазинчик для художников и приобрёл баллончик бронзовой краски.
— Краска-то ему на фига? — в недоумении вопросил Болтухин, когда один из соглядатаев доложил о покупке.
— Это как раз понятно. Статуэтку помнишь? — спросил Антон.
— Ну?
— Донышко будет залито воском. Чтобы не привлекать к этой мелочи случайного внимания, Канарский решил покрасить воск медной краской.
— Это же, для лохов, кэп, — пожал плечом лейтенант. — Ногтем ковырнёшь и всё вскроется.
— Никто ковырять и не будет, — заверил Антон. — Нужный человек на таможне только сделает вид, что осматривает багаж.
— Блин, кэп, надо бы прессануть иуду, — возмутился Болтухин. — Позорит, так сказать, честь мундира.
Лейтенант был исполнен справедливого гнева.
— Обязательно, прессанём, — пообещал Антон. — Такие иуды могут быть весьма полезны на будущее. Зацепишь такого на крючок, считай, получил ценного информатора.
— Эх, жаль кэп, что вы скоро уедете, — искренне посетовал лейтенант. — А может, переведётесь к нам в Питер? Мы бы таких дел тут наворотили!
— У нас в Тульской губернии тоже дел по макушку, — вздохнул Антон. — А вот тебя бы я с собой взял на недельку. Парень ты, вроде, дельный. А мне такой позарез нужен будет. Клад-то мы пока не нашли, да и убийца всё ещё на свободе. Поедешь?
— Ещё бы, кэп! — лейтенант возбуждённо вскочил с места и забегал по номеру. — Вдвоём мы его быстро за фаберже прихватим. Только бы начальство отпустило.
— Отпустит, — заверил Антон. — Ты, вот что, лейтенант, поторопи своих хлопцев насчёт моей просьбы. Надеюсь, не забыл?
— Как можно, кэп?! — возмутился Болтухин. — К вечеру всё разнюхаем, будьте покойны.
Рация лейтенанта ожила в половине первого.
— Алло, Болт, это Гном, — прошипело в эфире. — Наш чухонец звонил какому-то Пузырю и сказал дословно: «Алло, Пузырь? Это, Пётр. Со мной сегодня будет безделушка бронзовая. Прикупил по случаю на камин поставить. Ты уж, Олежек, пропусти по-тихому, с меня коньячок шустовский и соточка евро сверху. Договорились? Вот и чудненько. Буду в твоей богадельне в шесть тридцать».
— Принято, — отозвался лейтенант, успевший настрочить озвученный текст на салфетке. — Срисуйте мне этого Пузыря: кто такой и чем дышит.
— Делаем, — отозвалась рация. — Я эту тему Рамзесу кинул.
— Это такой глист в очках из аналитического? Этот въедливый, этот раскопает, — удовлетворённо кивнул Болтухин и отключился. — Через полчаса мы будем знать об этом Пузыре с таможни всю подноготную, начиная с ясельного возраста и заканчивая интимными предпочтениями, — пообещал лейтенант, обращаясь уже к Антону.
По прошествии получаса рация, действительно, ожила снова.
— Прачечная на связи, — немедленно отозвался Болтухин. — Погоди, ручку возьму. Диктуй. Пузырёв Олег Петрович, семьдесят восьмого года рождения, майор таможенной службы, старший группы досмотра. Не части, Гном, читай художественно.
Через пару минут лейтенант передал Антону исписанную бисерным почерком салфетку.
— Тебе бы терапевтом работать, — посетовал Антон, разбирая пьяные каракули лейтенанта, напоминающие древнюю арабскую вязь.
Из текста следовало, что Майор Пузырёв работает в таможенном терминале порта двенадцать лет. По службе характеризуется исключительно позитивно. Не состоял, не замечен, не привлекался. Женат вторым браком, имеет дочь.
— Прямо икона какая-то, а не человек, — проворчал Болтухин. — Хоть бы мелочь какая-нибудь. Проигрался, например, или на наркоту подсел. А всего лучше если бы извращенец.
Лейтенант мечтательно вздохнул.
— Это неплохо, что он весь из себя пушистый, — заверил Антон. — Такие очень дорожат своей репутацией и местом. Нам стоит только намекнуть, что бросим тень на его беспорочность, и он с порохами сдаст нам того же Батона.
— А вы, кэп, психолог, — сощурил глаз лейтенант. — Может, и портрет этого Пузыря набросаете?
— Пожалуйста, — повёл плечами Антон. — Среднего роста, склонен к полноте, шатен, волосы зачёсывает назад, чтобы прикрыть залысины. Усов не носит. Что ещё? Подвижен, разговорчив, потлив.
— Круто, кэп! — признал лейтенант. — Это ясновидение или дедукция? Если всё совпадёт, с меня гамбургер с колой.
— Замётано, — усмехнулся Антон. — Только, лейтенант, одной дедукцией мы не обойдёмся. Нужно заскочить в районную прокуратуру за ордером. Необходима волшебная бумажка, чтобы таможенники не ерепенились.
В здание прокуратуры Антон отправился в одиночку: лейтенант остался в машине, категорически заявив, что не намерен испортить карму визитом в это гнусное заведение. Проторчав в прокуратуре не меньше часа и потратив мегаватт нервной энергии, Антон выбил заветный ордер, чем вознёс себя в глазах Болтухина до небесных высот.
— Вы, кэп, железный человек, — сказал он с неподдельным пафосом, разглядывая фиолетовую печать и размашистую подпись районного прокурора. — Мне в этот зиккурат войти всё одно, что на приём к стоматологу. Теперь на таможню?
— Да, пожалуй, пора, — сказал Антон, взглянув на часы.
На стоянке порта было не протолкнуться. Кое-как припарковав машину, Антон вышел и огляделся. Вокзалы, порты и аэропорты больших городов везде одинаковы: озабоченные пассажиры, носильщики, громыхающие тележками, бомбилы с пронзительными надменными голосами.
— Нам туда, — показал рукой лейтенант в сторону обширного приземистого здания, за которым возвышалась громадина парома. «Принцесса Анастасия» белела в солнечном свете, как океанский айсберг, и Антон невольно залюбовался судном.
— В юности я хотел быть моряком, кэп, — сообщил Болтухин.
— Что же помешало? Укачивает?
— По полгода без женщин, кэп, это не для меня, — покачал головой лейтенант. — С мечтой пришлось распрощаться.
В зоне досмотра было людно, но в очередях к пропускным воротам не ощущалось никакой ажитации. Всё было деловито, сноровисто, и очередь, хоть и монотонно, но заметно двигалась. Пассажиры ставили ручную кладь на чёрный ручей транспортёра и подходили к окошечку, протягивая паспорта и билеты.
Возле каждого транспортёра дежурили улыбчивые сотрудницы терминала в тёмно-синих комбинезонах поверх ослепительных белых блуз.
— А тебе, лейтенант, в юности не хотелось стать таможенником? — поинтересовался Антон. — Гляди-ка, какой гарем.
— Кэп, я хочу, чтобы меня вон та, грудастенькая, обыскала, — ткнул Антона в бок лейтенант.
Однако, Антона занимали теперь не девушки, а их начальник. От одного пропускного окна к другому прохаживался таможенник в кителе нараспашку и весело переговаривался с подчинёнными. Был он среднего возраста, полноват, редкие волосы зачёсаны назад. Таможенник то и дело промакивал лицо и шею огромным платком. Теперь уже Антон толкнул напарника плечом и подбородком показал на таможенника.
— Блин, кэп, вы прямо Вольф Мессинг, — благоговейным шёпотом произнёс Болтухин, разглядывая объект. — С меня гамбургер с колой.
— Расслабься, лейтенант, не нужно гамбургера, — усмехнулся Антон. — Этого фрукта я видел на записи допроса. Три года назад он проходил как свидетель по афере Канарского с почтовой маркой. Тогда ни того, ни другого прихватить не удалось, но таможенника я запомнил.
— Так нечестно, кэп, — обиженно пробубнил Болтухин, низвергая Антона с олимпийских высот. — Могли бы сразу сказать. А что это за афера с маркой? Много ли можно нагреть на какой-то почтовой марке?
— Смотря, что за марка, — произнёс Антон, наблюдая за передвижениями таможенника. — «Голубая Александрия», которую Батон втюхивал одному из нынешних толстосумов, стоит, к примеру, миллион баксов.
— Лям баксов за кусочек бумажки?! Да вы гоните, кэп! Где же Канарский раздобыл марку?
— Не раздобыл, а заказал подделку, — поправил Антон. — Судя по материалам дела, весьма качественную. Кстати, изготовителя Батон так и не выдал.
Между тем, таможенник, удовлетворённый работой подопечных, направился в конторку, отделённую от общей досмотровой зоны стенами из непрозрачного матового стекла.
— Пойдём-ка, лейтенант, поговорим с таможней, — тихо произнёс Антон, направляясь к конторке.
Антон и лейтенант вошли в маленькое прохладное помещение сразу за хозяином. Таможенник оглянулся. На его круглом лице блеснули капельки пота.
— Покиньте служебное помещение, — бросил он, проходя к столу и вальяжно усаживаясь в обширное кресло.
Антон проигнорировал это замечание. Он сел на маленький офисный стульчик и положил на стол перед таможенником раскрытый лист ордера.
— Что вы себе позволяете, гражданин? — вскинулся майор Пузырёв, отшвыривая гербовую бумажку.
— Насчёт гражданина, это вы в точку, Олег Петрович, — покивал Антон, подбирая с пола упавший ордер. — Пособники преступников и контрабандистов для меня действительно не товарищи, а граждане.
— Какого чёрта, — вскипел таможенник, вскакивая с места. — Убирайтесь отсюда и заберите своего гопника, — кинул он руку в сторону лейтенанта.
— Алё, за гопника можно и по рогам, — бросил ему Болтухин, доставая из кармана блеснувший на сжатом кулаке устрашающего вида кастет.
Эта вещица произвела на таможенника куда больше впечатления, чем ордер.
— Я немедленно вызову охрану, — попятился он и упёрся спиной в стену.
— Сядьте, Пузырёв, — негромко, но внятно сказал Антон. — Мы пришли не по вашу душу, хотя руки действительно уже давно чешутся. Нас интересует Канарский Пётр Аркадьевич, он же Батон.
— Не знаю я никаких Батонов, — рыкнул майор и рухнул в кресло.
— Кэп, разрешите, я ему всеку для возврата памяти? — лейтенант хлопнул кастетом о свою ладонь и хищно посмотрел на таможенника.
— Право слово, Олег Петрович, не доводите моего юного помощника до неправовых действий, — миролюбиво произнёс Антон, следя за тем, как нервная рука таможенника выхватывает из кармана платок.
— Сегодня отбывает на «Анастасии», — буркнул таможенник, смахивая платком капельки пота с побагровевшего от напряженья лица. — Говорил про какую-то статуэтку.
— Вот и славно, Олег Петрович, — одобрительно кивнул Антон. — Теперь, будьте любезны, ваш телефончик.
— Это ещё зачем? — встрепенулся таможенник.
— Чтобы не было соблазна позвонить старому другу, — терпеливо пояснил Антон.
— Не друг он мне, — буркнул Пузырёв, нехотя отдавая телефон. — Попросил пропустить вне очереди.
— За шустовский коньячок и соточку евро, — напомнил Антон.
Таможенник сразу сник и забегал глазами по маленькой комнате.
— Если вы хотите повесить на меня должностное преступление, у вас ничего не выйдет, — заговорил он. — Руки коротки. Вас же потом и затаскают в прокуратуру.
— Я ему всё-таки всеку, — со вздохом произнёс лейтенант, делая шаг вперёд.
— Да угомоните же этого малахольного, — взмолился таможенник. — Я же не отказывался сотрудничать.
— Вот и замечательно, — ободрил перепуганного таможенника Антон. — Берите лист, ручку, пишите.
— Что писать?
— Я, майор таможенной службы Пузырёв Олег Петрович, заявляю, что Гражданин Канарский П. А. обратился ко мне с предложением, противоречащим законодательству РФ…
Таможенник писал размашистым нервным почерком, то и дело поглядывая на грозно мерцающий кастет на руке лейтенанта.
— Дата и подпись, — подсказал Антон.
— Это всё? — спросил таможенник, с отвращением отталкивая от себя бумагу.
Антон покачал головой.
— Нужно, чтобы вы предупредили своих девочек о нашем участии в досмотре гражданина Канарского.
Антон аккуратно сложил и убрал в карман написанное заявление.
— Не киснете, майор, — бодро сказал Антон. — За операцию по изъятию нумизматических ценностей вам ещё и премию выпишут.
— Каких ещё ценностей? — раздражённо спросил таможенник.
— Святая простота, — покачал головой Антон. — Ваш приятель собирается вывезти из страны царские империалы стоимостью в сотни тысяч долларов, и вы вполне можете стать соучастником. А это тянет на особо крупную контрабанду.
— Я в его дела не лезу, — отмахнулся таможенник, заметно бледнея. — Он сказал только про статуэтку.
— Олег Петрович, — произнёс Антон как можно проникновеннее. — Мы ведь с вами, можно сказать, одной крови. Сторожевые псы государства, верно?
Таможенник нервно кивнул.
— Так давайте дружить, так сказать, ведомствами. — Антон по-голливудски улыбнулся и протянул руку. — Вы — нам словечко шепнёте, мы — вам. Так и пойдём по одной дорожке.
Таможенник, только что уличённый в пособничестве контрабанде, с огромным воодушевлением пожал руку Антона.
— А теперь, Олег Петрович, познакомьте нас со своими барышнями, — сказал Антон, поднимаясь со стульчика.
В ожидании Канарского Антон с лейтенантом расположились у барной стойки, откуда был прекрасно виден вход в зону досмотра, и блаженно потягивали прохладный лимонад из высоких бокалов.
— Откуда у вас кастет, гражданин Болтухин? — спросил Антон, наблюдая за тем, как снуёт по залу таможенник Пузырёв.
— Мутная история, кэп, — вздохнул лейтенант. — Взяли мы одного кента на гопстопе. Настучали ему по репе, как полагается, для осознания социальной ответственности. Так он вместо раскаяния — в драку. Карагоду по рылу этим кастетом съездил. Я шмальнул пару раз из табельного для острастки. Ноль эмоций. На меня, падла, кинулся. Тогда, я его копытом по гениталиям. Короче, изъяли мы игрушку. Всё честь по чести, хотели сдать, как вещдок. А тут на меня предъяву повесили: дескать, стрелял не по правилам, какой-то старушенции окно высадил. Я ж, не нарочно, кэп, клянусь мамой! В воздух шмалял. Короче, отобрали волыну до выяснения. А мне что, с пустым карманом по Питеру бегать? Короче, зажуковал я игрушку, кэп.
— Понятно, — кивнул Антон. — А как же, старушка? Окно-то вставили?
— Мы же не беспредельщики, кэп, — обиделся лейтенант. — Ясен пень, скинулись с пацанами на остекление.
В этот миг зашипела рация в кармане Болтухина.
— Болт, это Тихий, — раздался голос одного из филёров. — Чухонец сел в такси. Едет к порту. Балалайка при нём. Упали на хвост. Как понял?
— Понял, Тихий, понял, — заверил лейтенант. — Ведите себя скромно, не раздражайте клиента. Отбой.
— Ну что ж, финальный аккорд, коллега, — улыбнулся Антон. — Только, прошу тебя, лейтенант, без поножовщины. Как-никак, наш клиент гражданин сопредельного государства.
— Обижаете, кэп, — возмутился Болтухин. — Я женевскую конвенцию соблюдаю.
Ожидать Канарского пришлось не слишком уж долго. Его импозантная фигура с тростью в одной руке и большим свёртком в другой, обозначилась в стеклянных дверях терминала минут через пятнадцать после доклада филёров. Он не спеша прошёл в зону досмотра и огляделся в поисках Пузырёва. Увидев, помахал ему тростью. Таможенник сделал постное лицо и указал на ближнюю к себе линию досмотрового эскалатора. Канарский направился туда.
Антон и лейтенант отделились от стойки и последовали за ним. Когда Канарский с добродушной улыбкой достал из кармана паспорт, Антон окликнул его через плечо:
— Гражданин Мякинен, будьте любезны, предъявите багаж.
Канарский обернулся и изумлённо посмотрел на Антона и лейтенанта.
— Ви мне, господа? — спросил он с неподдельным изумлением и чудовищным акцентом.
— Вам, гражданин Мякинен, он же, Пётр Канарский, — с сияющей улыбкой произнёс Антон, предъявляя удостоверение. — По нашим сведениям вы пытаетесь вывести из страны пребывания семь золотых монет, представляющих материальную и историческую ценность.
— Это ошибка, — возмутился Канарский-Мякинен, — я буду жаловаться свой консул.
Он отвернулся от Антона, собираясь пройти к окошечку регистрации.
— Хэнде хох, герр Батон! — вскрикнул лейтенант, ткнув финского подданного пальцами между лопаток.
Канарский от неожиданности поднял руки и обернулся.
— Это произвол! — воскликнул Канарский, опуская руки. — Я — гражданин Евросоюз, подданный Суоми. Прошу адвокат.
— Не нужно, Пётр Аркадьевич, никакого адвоката, — успокоил его Антон. — Речь не идёт о вашем аресте, хотя, видит бог, руки у меня чешутся.
— Так чего же от меня нужно доблестным мусорам? — язвительно осведомился финский подданный на чистейшем русском.
— Вы, гражданин Канарский, как мы знаем, неравнодушны к теме правосудия? Статуэтку бронзовую на днях приобрели. Извольте-ка её на досмотр, — елейно улыбаясь, сказал Антон и протянул руку к свёртку.
— Извините, господин легавый, вы не представились, однако, о моей скромной персоне изрядно извещены. Это ставит меня в неловкое положение, — Канарский учтиво наклонил голову.
— Капитан Кречетов, старший оперуполномоченный Тульского областного управления внутренних дел, — в тон ему ответил Антон.
— Тульский? — искренне удивился Канарский. — Не скрою, господин Кочетов, заинтриговали.
— Кречетов, — поправил Антон. — Статуэтку, будьте любезны!
— Видите ли, господин опер, статуэтки при мне нет, — Канарский, изображая сожаление, развёл руками.
— А это? — Антон ткнул пальцем в свёрток.
— Ах, это?! — Канарский с сожалением передал свёрток Антону.
Свёрток оказался довольно тяжёлым, но это была не статуэтка! Слишком предмет был округл и гладок. Антон сорвал упаковочную бумагу — из свёртка показалось горлышко большой коньячной бутылки.
— Шустовский коньячок, — охотно пояснил Канарский. — Всякий раз, бывая на родине, привожу отсюда бутылочку. Ностальгия, знаете ли.
— Где статуэтка, Батон? — тихо, но грозно спросил Антон.
— Статуэтка? Я подарил её одной чудной девушке, — не стал отпираться Канарский. Она тоже собиралась в Финляндию и любезно пообещала мне присмотреть за вещью.
— Это не та ли девушка, с кем вы встречались в «Алых парусах»? — спросил Антон, едва сдерживая себя, чтобы не наброситься на финского подданного.
— Вам и это известно, — несколько удивился Канарский. — Да, мы познакомились с Катенькой именно там. Не девушка, чистый ангел.
— Этот чистый ангел, господин Канарский, причастен к убийству, — строго сказал Антон. — И на монетах, что она вам предлагала, кровь.
— Убийство?! — Канарский мгновенно переменился в лице. — Нет, не может быть. Катенька не могла. Разве что тот, второй…
— Второй?! Вы его видели?
— Нет, — Канарский покачал головой. — Мы общались с ним только через интернет и дважды по телефону. Это он нашёл меня в Финляндии. Он торговался, предлагал варианты сделки, оплаты. Катя была у него на побегушках.
— Где сейчас девушка?
Прежде чем ответить, Канарский извлёк из нагрудного кармашка серебряный брегет и отщёлкнул крышку.
— Уже час как в Хельсинки, — со вздохом сказал он. — Если бы я знал, капитан, что монеты идут по мокрому, никогда бы не взялся за это дело.
Антон кивнул. Из досье Канарского следовало, что тот сторонник гуманных форм мошенничества и контрабанды.
— Так я могу покинуть берег отечества? — с беспокойством спросил Канарский.
— Да, — твёрдо сказал Антон, возвращая свёрток с бутылкой. — Счастливого пути, гражданин Мякинен. И постарайтесь подольше не приезжать на родину.
Канарский с поклоном принял свёрток и, кивнув обомлевшему лейтенанту, направился к окну регистрации.
— Кэп, — тоскливо воскликнул Болтухин. — Он же уходит!
— Пусть катится, — вздохнул Антон. — Всё равно предъявить нечего. Облапошили нас, лейтенант. Как школьников облапошили.
— Да как же это, Антон Васильевич?! — едва не плача, произнёс лейтенант. — Что я ребятам скажу?! Они трое суток чухонца этого днём и ночью…
— Ребятам своим командуй отбой, — устало произнёс Антон. — Пусть едут по домам и отсыпаются. А нам с тобой надо ещё похлопотать о твоей командировке. Не передумал съездить в Тулу за пряниками?
Лейтенант мрачно покачал головой.
То, что произошло на таможне, было поражением, катастрофой. Но происшедшее лишь утвердило Антона в его нелепой и навязчивой версии, которую он никак не хотел принимать. Впрочем, стоило дождаться информации, которую обещал раздобыть Болтухин. Антон ждал её и боялся. Боялся, что упрямые факты сложатся наконец в законченный пазл, и придётся сделать тот единственно верный вывод, которого он делать так не хотел.
Болтухин не подвёл и поздно вечером позвонил Антону, сообщив то, что тот так не хотел услышать. Неумолимое кольцо фактов начинало смыкаться вокруг человека, которого Антон упорно не желал видеть ни убийцей, ни похитителем клада. Настроение капитана Кречетова окончательно испортилось. Он заказал в номер графинчик водки с закуской и выключил телефон.
Напиться. Напиться и пусть всё летит к чёрту! Завтра домой. С разбитой рожей и поджатым хвостом. Домой! Да, давно, Антон Васильевич, вы не получали по сусалам. Возгордились, капитан. А то как же, двенадцать раскрытых дел, четыре с особо тяжкими и не одного «глухаря». И вот, на тебе, мордой да об асфальт.
Антон схватил со стола вазу с засохшим букетиком и швырнул в стену. Не полегчало. В дверь постучали. В номер, толкая впереди себя никелированную тележку, испуганно озираясь, вошла симпатичная горничная.
— У вас всё в порядке? — тихо спросила она и вздрогнула, увидев мокрое пятно на обоях и стеклянные черепки на полу.
— Да, всё в полном порядке, — мрачно заверил Антон. — День был, знаете ли, нелёгкий.
Горничная торопливо выставила заказ на столик.
— Я сейчас вернусь, приберу, — сказала она, спеша исчезнуть из номера.
«Нажалуется, дурёха, — тоскливо подумал Антон. — Да и чёрт с ней, пусть жалуется».
Он вынул хрустальную пробку из графина и плеснул в принесённую пузатую рюмочку прохладной водки. Выпил зло, без всяких тостов и пожеланий, схватив с тарелки с закуской скользкую маслину.
«Шалишь, — сам себе сказал Антон, — капитана Кречетова не так просто определить в лузеры. Мы ещё, господин хороший, поглядим, кто кого».
Он плеснул себе ещё водки, но выпить не успел. Вернулась горничная с веником и совочком. Она сделала нервный книксен и направилась убирать осколки.
— Как тебя зовут? — спросил Антон, разглядывая её изящно изогнутую фигуру.
— Марина, — отозвалась горничная, шаркая веником.
— Выпей со мной, Марина, — сказал Антон с чувством и поискал глазами вторую рюмку.
— Нам не положено, — ответила горничная, распрямляясь и держа перед собой совок с осколками и цветочными стеблями. Прядка каштановых волос выскользнула из-под её чепца.
— Нужно иногда нарушать правила, — вздохнул Антон.
Горничная Марина неуверенно улыбнулась и направилась к выходу, но Антон, повинуясь какому-то отчаянному и не вполне ещё понятному порыву, остановил её, поймав за руку. Горничная замерла и обернулась к нему.
— Нам не положено, — едва слышно повторила она.
Антон шагнул к ней, глядя в растерянное лицо, в карие глаза, исполненные смятения. Он хотел что-то сказать, что-то важное и совершенно нелепое для такого мгновения, но, вместо этого привлёк девушку к себе и стал целовать её в губы, в лоб, в шею, жадно вдыхая запах её волос, кожи, ощущая нервный трепет её тела.
Веник и совок выскользнули из рук горничной и с дребезжащим звуком упали на пол. Девушка покачнулась, но в тот же миг с неожиданной силой обхватила шею Антона. Её губы прошептали что-то неразборчивое. Антон понял лишь единственное слово: «дверь». Он подхватил девушку на руки и отнёс к кровати. Её тело показалось Антону совсем лёгким, оно вздрагивало от каждого его шага, каждого движения. Антон бережно опустил девушку на одеяло. Глаза её были плотно закрыты, губы сделались влажными и вздрагивали в неслышном шёпоте. Край узкой юбки соскользнул с приподнятых коленей, обнажая красивые смуглые ноги. Антон наклонился, поцеловал тёплое гладкое колено и, упруго выпрямившись, отправился запирать дверь…
Лейтенант Болтухин заявился в номер Антона, когда сквозь шторы уже весело сквозило утреннее солнце, сменившее бледную немочь белой ночи.
— Ого, кэп, вы тут в одного погуляли, — воскликнул лейтенант, должно быть, увидев на столике графин водки и закуску. — Не дождались, стало быть, боевого товарища.
Антон едва разлепил тяжёлые глаза и первым делом глянул на соседнюю подушку. Горничной Марины рядом не оказалось. На измятой наволочке осталось лишь одинокое свидетельство этой безумной ночи — длинный каштановый волосок.
Он сел на кровати, выискивая глазами разбросанную ночью одежду. Однако и рубашка, и брюки были непостижимым образом аккуратно устроены на вешалке.
«Ай да Марина!» — улыбнулся Антон. Перед его глазами промелькнуло запрокинутое, мечущееся по подушке лицо девушки, её раскрытые в беззвучном крике губы, маленькие смуглые груди, вздрагивающие при каждом порыве страсти…
— Кэп, тут записка, — напомнил о себе лейтенант. — «Спасибо за всё! Позвони! Марина.» Далее номер телефона. Я что-то пропустил, кэп? Что за Марина?
— Дай сюда, — Антон подошёл к лейтенанту и выхватил листок из его неделикатных пальцев.
Болтухин, должно быть, в честь дня отъезда был при параде: на нём, кроме всегдашних траченых джинсов, красовалась новая футболка с ослепительно белым скелетом на ослепительно чёрном фоне. Скелет держал в руках белую закорючину саксофона. Видимо, загробная тематика доминировала в гардеробе у лейтенанта.
— Должно быть, эта Марина — секретный агент, — сделал глумливое предположение лейтенант. — Я гляжу, допрашивали вы её с пристрастием: у вас, кэп, помада на шее и царапина на плече.
Антон ничего не ответил на дедукцию лейтенанта и, шлёпая по полу босыми ногами, направился в ванную.
Освежившись и стерев ночные улики, Антон вернулся в комнату, накрывшись широким махровым полотенцем. Болтухин вальяжно сидел за сервированным столиком и проворно уплетал тосты с заветренной ветчиной, закусывая их подсохшими за ночь оливками.
— Ребята пробили нашу беглянку, кэп, — сказал он, торопливо жуя. — Так и есть, уплыла в страну озёр вчерашним утренним паромом. По записям с камер наблюдения ясно: именно она и увезла статуэтку с монетами. Кстати, пропускал её на рейс всё тот же Пузырёв. Шапито они разыграли с нами, кэп.
— Да, прохлопали мы Екатерину Дмитриевну, — вынужден был согласиться Антон. — Надо было выяснить заранее насчёт наличия у неё визы и загранпаспорта. Но не грусти, лейтенант! Мы с тобой проиграли битву, но ещё не проиграли войну. Пора готовиться к решающей схватке. Как там твоё начальство насчёт командировки? Я им ещё вчера по почте запрос кинул.
— Если вычесть нецензурные выражения, кэп, — вздохнул лейтенант, — то начальство не возражает. Табельный ствол, правда, зажали, буквоеды. Испытательный срок, говорят, не закончился.
— Ничего, мне так даже спокойнее, — заверил Антон. — Бабушки в тульской области не пострадают. А теперь, лейтенант, обсудим дальнейшую диспозицию…
Из Питера Антон и лейтенант выбирались порознь: Антон на машине вместе с Костей Тагариным, а лейтенант Болтухин поездом. Такое разделение было умышленным. До нужной поры приезд лейтенанта в Тульскую губернию Антон хотел сохранить в полной тайне. И тому были свои причины.
Главная причина сидела рядом с Антоном и с задумчивым интересом разглядывала бегущие за окном автомобиля ландшафты. Неумолимые факты, добытые питерскими оперативниками по просьбе Антона, делали из Кости главного подозреваемого.
Первый факт заключался в недавней поездке Константина Тагарина во Францию. Само по себе это ещё не преступление, но дата его пребывания в Париже убийственно совпадала с визитом неизвестного в семейство Касторов.
Второй факт прибыл из Тулы, из того самого областного архива. К.Тагарин, молодой айтишник, год назад, оказывается, проходил практику в этом почтенном заведении и полтора месяца безвылазно торчал в информационном отделе, налаживая цифровые системы. Предположить, что он ни разу за это время не столкнулся там с симпатичной девушкой Катей Свирской, было чистым безумием.
Сложив два плюс два, Антон домыслил и остальную головоломку. Теперь нетрудно было понять, почему он, опытный сыщик, всякий раз опаздывал ровно на шаг. И тогда, когда легко и беспрепятственно сбежала из бара Катя Свирская. И тогда, когда разыграл на таможне свою изящную партию Батон.
Костя, милый и скромный Костя, всё это время был в курсе происходящего и, наверное, посмеивался над хитроумными планами наивного капитана. «Что ж, — сдерживая растущую неприязнь, подумал Антон, — игра не окончена, гражданин Тагарин. Вы спрятали в карман мою пешку, и дебют остался за вами. Браво! Посмотрим, за кем будет эндшпиль. Чтобы сбыть остальные ценности, их нужно вывести за границу. Интересно, что вы придумаете на этот раз. Только учтите, юноша с античным именем, теперь я знаю о вас достаточно много».
Антон покосился на задремавшего Костю, и ему вдруг стало жаль парня. Если ему будет предъявлено обвинение в убийстве и сокрытии ценностей, то лучшие годы придётся провести отнюдь не в Париже.
Антон угрюмо вздохнул и уставился на бегущую навстречу чёрную ленту асфальта. За весь путь до Тулы оба, и Антон, и Костя, не произнесли ни слова…
Конец второй части.