Глава 28
— Друзья, звонила Элис. Она настаивает на том, чтобы повязку сняли в её присутствии и не в номере отеля, а в нормальной больнице. — Озука, буквально сиял после того, как поговорил с шефом по телефону. — Она говорит, что раздобыла все материалы, связанные с операцией Кристины, а потому лучше дополнить их еще одним полным обследованием. Она уже договорилась с местными врачами о содействии.
— Что ж, не вижу ничего плохого в этой затее, как считаешь, Кристина? — Весело ответил Соловьев.
— Конечно, я не против! Мы столько пережили ради того, чтобы другие люди могли воспользоваться этим методом лечения, что сейчас было бы глупо лишать науку последних, самых важных данных, — ответила девочка с наигранным пафосом в голосе.
Все трое провели последние два дня в отеле, соблюдая все инструкции агента Смитт на счёт конспирации. После ликвидации Кэбмена, Озука рассказал об их с Элис задумке обмануть киллера и каждую свободную минуту извинялся за то, что ввел их в заблуждение по поводу их настоящего местоположения. Алексей, хоть и не одобрил подобную скрытность, но все же смягчился, когда стало известно о том, что план сработал. На всякий случай, единогласно было принято решение не покидать гостиничный номер до приезда Элис. Все это время Кристина и Алексей посвятили общению. Журналист развлекал девочку бесконечными историями из его столичной студенческой жизни, а Кристина разбавляла разговор своими комментариями и вопросами. С каждым часом ей все больше нравилось общество Соловьева. Она впитывала все его истории, словно губка, стараясь не упустить ни одного слова. Девочка была уверена, что после всей этой истории жизнь разведет их дороги так же стремительно, как и соединила их. Что может связывать слепого подростка и молодого мужчину? Да ровным счётом ничего! Кристине казалось, что она не может представлять никакого интереса для Алексея. Что её возраст станет помехой для их дружбы. Да и вовсе не дружбы теперь хотелось ей. С каждым часом общения с ним, девочка все больше понимала, что это и есть ее первая любовь. Такая, как в книгах. Ее переполняли эмоции, причем радость и полный восторг от нового ощущения резко контрастировали с, таким же мало знакомым, чувством паники и безысходности, которые она тщательно скрывала от молодого человека. Она не представляла, как выглядит Алексей. Её покорил его юмор, его искренность, его отношение к ней. В его голосе не было ни капли лжи или фальши. Всё общение складывалось легко и непринужденно, так, словно они знали друг друга всегда. Она чувствовала, что Алексею тоже нравится общение с ней. Что он не старается понравиться ей и специально: не подбирает слов, чтобы она услышала то, чего сама хочет. Он просто был с ней, и этот факт делал Кристину счастливой. Иногда она представляла, что будет после того, как они сойдут с трапа самолета в Москве. Понимая, что избежать разлуки не получится, она тут же отгоняла от себя эти мысли и старалась насладиться каждой секундой проведенной с ним.
Вместе с Элис должна была приехать и Наталья Ивановна. Кристина так сильно соскучилась по тёте, что была готова пожертвовать драгоценными минутами общения с Лёшей, хотя в глубине души сожалела об этом. Эти мгновения она собиралась беречь всю жизнь, вспоминая и лелея их, как самую драгоценную вещь на свете. Никогда прежде она не испытывала подобного чувства, но была все же твердо уверена, что показывать его никому не может. Собой она владела отменно, а потому Соловьев ни на секунду не усомнился в неподдельности дружеских отношений, которые завязались между ними. Он тоже задумывался над тем, что будет после завершения всей этой истории. Вернётся в Москву. Напишет подробную разгромную статью про загнивающие, западные ценности, или про передовые медицинские технологии Европы… В любом случае, нужно будет выдержать серьезный разговор с Пороховым. Из-за всей этой истории Алексей работал из рук вон плохо. За все дни, что они пробыли на базе «кротов» и в Чехии, он не отправил ни единой статьи в свой журнал. Его колонка пустовала, а редактор, должно быть, рвал и метал. Но это все было решаемо. Вот, что делать с Кристиной? Соловьев понимал, что, независимо от итогов операции, ей придётся переживать время необходимое для адаптации. Либо адаптации к новой, зрячей жизни, либо к мысли о том, что больше шансов обрести зрение может и не быть. К тому же то, что она перенесла, никак не может не оставить на её психике своего следа. Рано или поздно события прошедших дней вырвутся из-под её эмоционального контроля. В какой форме будут проявляться последствия эмоциональной травмы, никому не было известно, но Алексею хотелось придумать способ, помочь девочке преодолеть их. Ему хотелось максимально облегчить Кристине то бремя, которое обрушилось на неё. Он понимал, что теперь целью его жизни будет забота об этой юной и хрупкой девчонке, которая сейчас так заразительно и искренне смеется над его очередной глупой историей.
Озука вновь покинул номер, для того чтобы узнать у начальницы адрес клиники, и время их встречи там. Кристина и Алексей вновь остались наедине, и в комнате повисла неловкая пауза. Чтобы заполнить ее, Кристина задала вопрос, который волновал ее больше всего:
— Лёш, а когда мы вернемся домой, что ты будешь делать? Я вернусь с мамой и папой в свой городок, а ты? — Ей хотелось иметь хоть капельку надежды, на продолжение общения.
— Я вернусь в Москву. Вероятно, получу по первое число от редактора. Затем сдам все статьи, которые задолжал. Ну и серьезно поговорю с Пороховым на счет твоего будущего.
— А что на счет моего будущего может знать этот твой Порохов?
— Он конечно не олигарх и не чиновник, но определенный вес в обществе имеет. У него много полезных связей и ему многие обязаны. После нашего возвращения, нужно будет позаботиться о твоей безопасности. Ты ведь не думаешь, что «кроты» оставят все, как есть? — Алексей испытывающе посмотрел на Кристину. Он боялся, что может напугать ее этими словами, но всё же решил называть вещи своими именами. Опасность, по-прежнему, сохранялась и девочка должна об этом помнить. Но, к счастью никаких симптомов тревоги девочка не проявляла, и Соловьев с облегчением выдохнул.
— И что он может посоветовать? — Абсолютно спокойно поинтересовалась Кристина.
— Ну, во-первых, ты, скорее всего, будешь под колпаком наших спецслужб. А во-вторых, я бы хотел попросить у начальника организовать над тобой шефство со стороны нашего журнала. В конце концов, о тебе печатается целый блок статей. Почему бы не организовать мониторинг послеоперационного периода. Описать процесс адаптации и все изменения, которые тебя коснутся.
Кристина оживилась:
— И что именно будет подразумевать это шефство?
— Ну, возможно я смог бы приезжать к тебе время от времени и собирать дополнительно информацию о тебе и твоём новом мире. Если конечно сегодня выяснится, что что-то изменилось после операции.
— Мы оба знаем, что что-то изменилось.
— Да, но то, о чём мы с тобой знаем, не может быть воспринято аудиторией нашего журнала всерьез. Наших читателей, прежде всего, будет интересовать вопрос успеха или провала революционной методики возвращения зрения. А таинственные сверхспособности, которые у тебя появились, скорее, заинтересуют желтую прессу, а не серьёзный научный мир.
Девочка тут же надула губки, изображая обиду.
— Хочешь сказать, что я всё выдумываю? Что происходящие со мной вещи мало научны? Тогда объясни, как я это делаю? — Затараторила Кристина и, вытянув руки в сторону Соловьева, замерла на несколько секунд. Алексей не ожидал, что его слова заденут Кристину. Не найдя что ответить он начал наблюдать за ее действиями. Девочка замерла и сосредоточилась. Губы сжались в полоску и побелели от напряжения. Через минуту она расслабилась и выдала.
— Твой пульс сейчас приблизительно сто пять ударов в минуту. Ты голоден и у тебя заложена левая половина носа. Физкультурой ты не занимался, а потому я делаю вывод, что сердце у тебя так быстро стучит от того, что ты волнуешься, разговаривая со мной.
Все сказанное было абсолютной правдой. Девочка, не дотрагиваясь до Алексея, за минуту посчитала его пульс, который действительно побежал от внезапного поворота разговора. Угадала и про легкий насморк, с которым он проснулся утром. Единственное чего не мог понять журналист, это как Кристина распознала его голод.
— Все правильно, но как ты…
— У тебя живот урчит, за километр слышно, — перебила его Кристина, продолжая изображать обиду, но все же еле сдерживаясь от смеха. Соловьев не выдержал и прыснул. Тут же комната заполнилась их веселым дружным смехом. Кристина не смогла долго обижаться на своего друга. Тем более, что она узнала самое главное — он будет к ней приезжать! Он будет рядом!
В дверь деликатно постучали, и на пороге номера вновь появился Озука:
— Друзья, мы можем выдвигаться на встречу с Элис. Через пять минут подадут автомобиль.
— Ну, вот и финал, — произнес Соловьев, — еще несколько минут и мы всё узнаем.
Кристина протянула руку и нащупала ладонь Алексея. Она крепко сжала его руку и, повернув к нему перевязанную голову так, будто уже все видит, произнесла:
— Лёш, я рада, что мы узнаем это вместе. Одной мне было бы страшно.
— А со мной?
— А с тобой ни капельки.
Соловьев улыбнулся:
— Ничего не бойся. Я буду рядом.
Он помог Кристине одеться, и они направились к лифту. Озука уже ждал в вестибюле, и они втроем покинули отель. Дорога заняла не более десяти минут. Ехали молча, и каждый думал о своем. В такой важный момент совсем не хотелось говорить. От веселого утреннего настроения не осталось и следа.
Возле небольшого двухэтажного здания их уже ждала Элис. Выглядела она уставшей и помятой, но все же встретила своих подопечных теплой улыбкой.
— Рада вас видеть, пойдемте, я обо всем договорилась. Наталья Ивановна уже внутри.
В просторном холле их встретил дежурный врач клиники. Он сдержанно поприветствовал прибывших и распорядился проводить гостей наверх. Тут же подбежала Наталья Ивановна и крепко обняла Кристину. Девочка взяла за руки Алексея и свою учительницу, и они втроем прошли за медицинской сестрой на второй этаж. Их провели в просторную палату, где вместо фронтальной стены была толстая стеклянная перегородка. Медсестра, сопровождавшая Кристину и Алексея, пояснила.
— Так удобнее следить за больными, которые находятся в коме. Зачастую такие пациенты долгое время подключены к аппаратам жизнеобеспечения и требуют постоянного наблюдения.
В самой палате их уже ждал врач. Он представился и объяснил Кристине, что вся процедура займёт не более десяти минут. Он снимет повязку и проверит светоощущение, о нормальном зрении пока не могло быть и речи. Затем было необходимо сделать электроэнцефалографию, чтобы отметить активность структур мозга. Получив согласие на все процедуры, доктор приступил к работе. Кристину усадили в неудобное кресло-кровать. Соловьев и Наталья Ивановна отошли вглубь палаты, чтобы не мешать доктору. За стеклянной стеной остались только Элис и Озука.
Врач вымыл руки, надел перчатки и подошел к Кристине. Девочка слышала, как волнуется Наталья Ивановна и ей стало страшно, ведь совсем недавно она перенесла инфаркт. Но вдруг сердце женщины начало биться еще быстрее, и в унисон ее сердцебиению забарабанило и сердце Алексея. Что случилось? Почему оба так волнуются? Еще ничего не произошло, а они, словно сговорившись, выстукивают панические трели.
— Теть Наташ? — Позвала Кристина. — Всё в порядке?
— Да, птенчик, все хорошо, — протянула Наталья Ивановна, — ты, главное, не волнуйся и постарайся сосредоточиться на своих ощущениях.
"Птенчик"? Какой еще "птенчик"? Тетя Наташа никогда ее так не называла, что-то идет не так, решила Кристина. Они неспроста так резко занервничали. Надо думать. Так, что она сказала? Сосредоточиться на ощущениях? Хорошо. Сосредоточимся… Вдох-выдох, вдох-выдох. Нужно самой успокоиться и понять, что происходит.
Доктор тем временем начал разматывать бинты и окончательно снял повязку. Без бинтов, бритая голова Кристины сразу ощутила прохладу палаты. Доктор попросил не открывать глаза, но и без того Девочка поняла, что видеть она ничего не будет. Роберт Бойль говорил, что зрячие люди и с закрытыми веками видят легкое свечение. Сейчас же она ничего не видела. Но всем своим естеством ощущала панику позади нее.
Сосредоточиться! Плевать на слепоту, что-то происходит, и она не понимает что именно. Видимо ни Лёша, ни тетя Наташа не могут ничего ей сказать, раз уж учительница так вычурно обратилась к ней. Так в чем же дело? Сосредоточиться! Спокойно. Тихо. Расслабиться и слушать. Вдох-выдох, вдох-выдох. Девочка замерла и успокоила собственное дыхание. С ровными глубокими вдохами она начала унимать собственное сердце, бешено колотившееся от страха. И как только она успокоилась, к грохоту от сердец ее друзей примешался еще один посторонний звук. Тихий, но все же тревожный стук распознала Кристина среди этой вакханалии звуков. Тук-тук-тук, та-та-та, тук-тук-тук… "Морзянка!?" — удивилась Кристина. Отец с детства играл с ней в эту забавную игру в точки и тире. Он загадывал слово или фразу и выстукивал ее для дочери, а она с упоением бралась расшифровывать эти сложные головоломки. Восторгу девочки не было предела, когда у нее получалось сложить из несвязных ударов фразу, зашифрованную отцом. Но то была игра, а теперь она в обычной жизни перевела ритмичный код в три самых узнаваемых буквы в мире шифрования — SOS. Кто-то выстукивал сигнал sos. Должно быть, именно на это указывала Наталья Ивановна, призывая сосредоточиться на ощущениях. Значит, это либо она, либо Алексей предупреждают её об опасности. Но что она должна сделать? Что должно произойти? Думать нужно было быстро. Совсем скоро начнут проводить исследования, и тогда необходимо будет как-то реагировать, но как? Чего именно ждут от нее Лёша и тетя Наташа?
Кристина изо всех сил напряглась, силясь услышать хоть какой-нибудь звук, проливающий свет на происходящее вокруг, но кроме них в палате больше никого не было, а за пределами палаты она не могла ничего расслышать потому что… И тут Кристину осенило. Она видит ушами, то есть чувствует звук, и потому было логично, что за пределами палаты она ничего не слышала. Но медсестра, которая их провожала, рассказывала про стеклянные стены в этих палатах, значит, Тетя Наташа и Лёша увидели за этими стенами что-то такое, чего она не могла ощутить, полагаясь только лишь на свой акустический взор. Но, что они могли там углядеть? Что заставило их сердца так трепетать?
***
Анабель Градд узнала о смерти Эдварда Бойля одной из первых. Инструкция предписывала начальникам служб безопасности связываться в подобных случаях с непосредственным руководителем погибшего сотрудника — в данном случае с Анабель. Звонок застал ее в Женеве. Звонивший представился начальником службы безопасности Эдварда Бойля и назвал свое имя, которое ровным счетом ничего не говорило Анабель. Некий Джон Глоу сообщал о том, что руководитель их Бернского подразделения, сегодня утром застрелился, в палате собственного сына. По словам звонившего, обстоятельства при которых произошло самоубийство, были крайне странными. За пять минут до выстрела к Бойлю прибыла агент Британской разведки. Они побеседовали, Эдвард полистал какие-то бумаги, а потом взял оружие и застрелился, после чего ни бумаг, ни самой визитерши в палате не оказалось. Буквально испарилась в воздухе. Анабель молча выслушала подробный доклад человека, которого никогда в глаза не видела и поинтересовалась, что именно предпринято в связи с данным инцидентом. По ее мнению ничего ужасного не произошло. Бойль «облажался» по всем позициям, и руководство давно приняло решение отстранить опального руководителя от занимаемой должности. В данном случае это означало не просто отставку, а еще и физическое устранение неугодного лица. Выполнить данное поручение взялся один из лучших наемных убийц старого света, и у конторы не было ни малейшего сомнения в том, что работа в этом направлении будет выполнена качественно и в срок. Что ж, своим поступком Бойль сильно облегчил задачу конторе. Не нужно будет никому платить, не будет никакого расследования и прочих мелких неприятностей, связанных с заказным убийством. В общем и целом, ситуация полностью удовлетворяла Анабель Градд. Она искренне желала поскорее покончить с этим делом и отвязаться от выслуживающегося начальника охраны Бойля. Она терпеливо дождалась ответа на поставленный вопрос и выяснила, что прыткий вояка уже распутал дело о таинственном исчезновении агента Ми-6 с места происшествия. Оказалось, что Глоу выследил этого агента и выяснил, где на самом деле находится камень преткновения Эдварда Бойля — Кристина Громова. Все его проблемы начались с того момента, как он пошел на поводу у своего, слишком уж талантливого, сыночка и решил завоевать его доверие, потакая его прихотям. Бойлю было необходимо подготовить приемника, и на этом месте никого, кроме единственного сына, он не видел. Сын оказался строптивым идеалистом и, узнав, чем занимался его папаша на протяжении нескольких десятков лет, сильно разобиделся. То ли от большого ума, то ли из глупости он решил воспользоваться положением отца в собственных целях и протолкнуть под шумок свой проект. Бойль-старший купился на уверения сыночка в том, что после завершения проекта он примет его предложение и решил всячески помогать юному дарованию в его научных изысканиях. Уже тогда руководство «кротов» углядело для себя в этих работах финансовую угрозу, но Бойль был уверен, что работа сына — бред, и что ничего у него не получится. Желая вернуть доверие сына, он развернул кипучую деятельность и в итоге получил геморрой в виде русской слепой девочки и прыткого журналиста. И все бы было ничего, но в процесс вмешалось Ми-6, и вот тогда ситуация полностью вышла из-под контроля руководителя Бернской ячейки «кротов».
Взвесив ситуацию и новые факты, Анабель решила лично проконтролировать развязку Бернской истории. Если что-то хочешь сделать хорошо, делай это сам, — решила она и приказала Глоу дождаться ее прибытия, ничего не предпринимая. Тем же утром она вылетела со своими людьми в международный аэропорт Карловы Вары и уже через полчаса после приземления была на месте, указанном Джоном Глоу.
— Обстановка? — Не здороваясь, бросила она, встречающему её лимузин бывшему начальнику охраны Бойля. Глоу не понял, как именно Анабель Градд поняла, что обращаться нужно именно к нему, но не стал вдаваться в подробности и отрапортовал.
— Десять минут назад в сопровождении двоих агентов Ми-6 в больницу прошли девочка и журналист. — Джон указал рукой на двухэтажное здание. — За десять минут до этого прибыла Элис Смитт — тот самый, внезапно исчезнувший из палаты Бойля, агент.
— Отлично. Ну, пройдемте, посмотрим, чем они там занимаются. — Сухо скомандовала Анабель и первая вошла в подъезд больницы. За ней в здание прошли не менее пятнадцати вооруженных сотрудников ее личной охраны и людей Глоу. Маленькая частная лечебница больше напоминала придорожный мотель. Возле стойки ресепшн Анабель безапелляционно предложила проводить их к только что прибывшим в больницу гостям. Растерявшаяся молодая девушка не посмела перечить толпе мужчин во главе с этой немолодой, суровой дамой, очевидно привыкшей командовать. Она, то и дело оглядываясь, провела всю толпу на второй этаж и указала на дверь в коридор:
— Они, должны быть там. Тттам палаты… — Замямлила девушка, но ее грубо оттолкнули в сторону мужчины из охраны страшной дамы, давая понять, что в ее услугах больше не нуждаются. Напуганная девушка поспешила ретироваться обратно на ресепшн.
Перед Анабель распахнули дверь, и она первая вошла в светлый коридор второго этажа. Напротив одной из палат стояла та самая девушка из Ми-6, которая довела Эдварда Бойля до самоубийства и какой-то мужчина-азиат, возможно, её подчиненный. Оба смотрели на темную палату через стеклянную стену. Анабель подошла к ним, громко цокая каблуками, и встала рядом. Один за другим коридор заполонили ее подчиненные. Они окружили Озуку и Элис, но те даже не пошевелились. Агенты не отрываясь, смотрели за действиями доктора в темной палате. Он суетился возле девочки, разматывая бинты. Лысая девочка сидела неподвижно, позади нее стояли ее сопровождающие. Анабель мысленно отметила выдержку агентов разведки и бесстрастно продолжила наблюдать за тем, что происходило в палате. Появление столь внушительной делегации «кротов» явно повергло в шок всех, кто стоял за стеклом. Всех, кроме доктора, который, как ни в чём не бывало, продолжил работу с девочкой. Анабель становилось ясно, каким образом Глоу выяснил, в какой именно клинике будет завершаться весь этот фарс. Русская женщина, побледнев, что-то проговорила, из коридора не было слышно, что именно, но Анабель вовремя заметила это. Обратив свой строгий взор на учительницу, она поднесла свой палец ко рту, давая знак умолкнуть. Пусть эксперимент пройдет чисто. Девочка не знает, что именно сейчас вершится ее судьба, а потому после осмотра выложит всю правду. Если окажется, что вся затея с операцией была напрасной, то пусть катится на все четыре стороны. Продолжать возиться со слепой девчонкой и ее защитничками, не их уровень. Если же выйдет наоборот, и она чудесным образом исцелится от своего недуга, то уровень опасности для организации превысит все допустимые пороги. Тогда их уже ничто не спасет. Ни Ми-6, ни чудо. А до этого времени можно спокойно насладиться спектаклем.
Сняв все бинты с головы русской девочки, доктор отвернулся, чтобы настроить аппаратуру для регистрации активности работы ее головного мозга. Анабель была в курсе всего, что будет делать врач. Об этом ей подробно рассказал Бойль, когда они виделись в последний раз. Он сам планировал проделать с Кристиной подобную процедуру, но не успел, девочку к тому времени уже успели умыкнуть у него из-под носа. Кристина тем временем заметно волновалась. Ее голова крутилась то в одну, то в другую сторону. Она что-то спрашивала у своих друзей, но те молчали, в упор глядя на своих потенциальных палачей. Журналист, похоже, стал терять сознание от испуга, потому-что его довольно сильно шатнуло назад. Чтобы не потерять равновесие, ему пришлось облокотиться на стенку, уперевшись в нее спиной и руками. Наконец доктор завершил все необходимые приготовления и, взяв в руки небольшой прибор, подошел к Кристине. Он зажег настольную лампу, а сам сел лицом между ней и девочкой таким образом, чтобы свет падал ей в глаза.
— Осматривает глазное дно. — Сделала вывод Анабэль, поскольку двумя годами ранее Бойль проделывал те же процедуры с ней самой. Девочка, тем временем, никак не реагировала на осмотр. После процедуры доктор включил свет в палате, но девочка так и не пошевелилась. Он взял в руки карманный фонарик и начал поочередно светить ей, то в один, то в другой глаз. Кристина даже не зажмурилась. Русская девочка вообще не выражала никаких эмоций. Лицо ее стало каменным. Безразличие её пустого взгляда дополняли крупные капли слез. Они неестественно быстро наворачивались на ее ясных голубых глазах и, быстро скатываясь по щекам, падали ей прямо на ворот рубашки, рассыпаясь градом искр. Итог операции был очевиден. Слепая русская девочка так и осталась слепой и, как ни странно, это было ей на руку. Доктор, тем временем, надел на голову юной пациентки шапочку энцефалографа и снял показания. Бегло просмотрев результаты с длинной ленты, он поднял взгляд на толпу ожидающих в коридоре и медленно покачал головой. Это означало, что Бойль-младший потерпел полное фиаско. Энцефалограф так и не выявил каких-либо изменений в работе мозга слепой девочки.
Анабель посмотрела в сторону Элис и не упустила шанс уколоть свою визави.
— Ваша подготовка оставляет желать лучшего, агент Смитт. Моим людям не составило труда выследить вас. На этот раз вам повезло, и данный итог, — она кивнула на рыдающую Кристину, — нас вполне устраивает. Но, Боже упаси, вас еще раз перейти мне дорогу…
С этими словами Анабель Градд развернулась на своих высоких каблуках и, не дожидаясь ответа, быстро покинула помещение. За ней вышли все ее охранники. Самым последним выходил Джон Глоу, с явными признаками досады на лице. Выслужиться перед начальством он, конечно, смог, но подобный итог никак не прибавлял ему плюсов. Он в последний раз бросил взгляд на Элис Смитт, но агент словно не замечала ничего вокруг. Она стояла и молча смотрела на плачущую в палате Кристину. Джон не дождался никакой реакции от агента Ми-6 и вынужден был уйти.
Из палаты вышел доктор. Он отдал Элис Смитт ленту энцефалографа и, кивнув еле заметным движением головы, ушел. Девушка открыла папку с медицинской картой Кристины Громовой и положила туда полученный от доктора документ. Папку Элис тут же передала Озуке, а тот, в свою очередь, упаковал ее в герметичный пакет с печатями дипломатической почты Великобритании. Элис вошла в палату и подошла к Кристине. Её уже утешали Наталья Ивановна и Соловьев. Девочка почувствовала присутствие Элис и, не пытаясь унять рыдания, обратилась к ней:
— Что произошло, Элис? Я знаю, что-то произошло, я чувствовала напряжение… Что было там за стеклом?
— Чтобы там ни произошло, — тёплым голосом ответила Элис, — всё уже позади. Теперь ты в безопасности.
— Но я же не…
— Ты сделала все правильно, — перебила ее Элис, взяв за руку. — Все закончилось так, как должно было закончиться.
Элис надела на её голову заранее приготовленные очки.
— Ты прекрасно справилась, моя дорогая, — шепнула она девочке на ухо. — Наберись терпения и доиграй партию до конца.
Девушка поправила сползающие с носа Кристины очки и предложила покинуть больницу. Девочку под руки вывели Алексей и Наталья Ивановна. Все четверо сели в, заранее подогнанный Озукой, фургон. Элис шла последней и перед тем, как подняться в фургон окинула взглядом здания вокруг. Она сделала глубокий вдох и коротко отдала команду в микрофон, встроенный в рукав ее пиджака: "Отбой". После команды тени снайперов на крышах соседних зданий исчезли. Очередная операция завершилась именно так, как была задумана. Элис закрыла боковую дверь фургона и, забравшись на переднее пассажирское кресло, скомандовала Озуке: "Давай в аэропорт! "