- Ну что тебе физика?! Модно очень, понимаю! Серьезная наука,понимаю, но разве у тебя есть к этой науке склонности?
- Папаня, ты знаешь: есть!
- Не замечал.
- Я тоже не сразу заметил, после проанализировал: какой предмет дляменя самый легкий? Самый легкий - физика. Я ее и не учил никогда, иучителя плохо слушал, а все понимал. В учебник загляну и удивляюсь: чеготам объяснять-то, и так все ясно!
- Выбирать специальность потому, что она самая легкая? Глупо!
- Выбирать то, что тебе дается труднее всего? Умно?
- Провалишься! На физический конкурс невероятный!
- Конкурсы не бывают невероятными - если они существуют, значит, вероятны.
Теперь сын кончал физфак, с блеском кончал; год оставался, а ему уже и место в аспирантуре было уготовлено. Мать гордилась, преклонялась перед сыном, с трудом свое преклонение скрывала, а вот Голубев и рад бы преклониться - не получалось. Ему хотя бы в общих чертах понять - чем сын занимается? Но мало того что собственное образование ему этого не позволяло, сын тоже не объяснял, его специальность была засекречена, он говорил: "Люминесценция", на том объяснения кончались, раза два только упомянул, что и на кафедре и в оборонке его ждут.
Отец и сын существовали в разных мирах, не соприкасались, может быть, и презирали друг друга - взаимонепонимание не обходится без презрения.
Притом еще сын, легкомысленный и общительный мальчик, оказалсяподготовленным не только к своей специальности, но и к специальной жизни тоже - легкомыслие и самоуверенность помогали. Появятся у него дети тоже не будут знать, чем занимается их отец, как называется то, чем он занимается.
Экономист строительного треста, Татьяна Александровна Голубева - тоже механик, механик движения в нечто, что было ей неизвестно и невызывало никакого интереса.
Дочь училась в Текстильном институте, мечтала стать модельером механика моделирования. Что будет с людьми лет через тридцать? - этот вопрос всем этим механикам, ни одному, в голову нe приходит и прийти не может, только географу Голубеву.
А еще дочь боялась Ленина: когда-то в детском садике руководительница объяснила: дядя Ленин - это такой дядя, который умер, но все равно жив и очень любит детей...
Глава пятаяАСЯ
В пятницу Голубев побывал в кадрах "кВч", оставил заявление, спросил:
- Сколько еще дней я обязан выходить на работу? Инспектор отдела, сильно разукрашенная дама, сильно молодящаяся,моложаво подергала плечиком.
- С начальником кадров говорили?
- Не говорил.
- Поговорите. Впрочем, я сама потолкую. На руках "Для служебного пользования" есть?
- Две инструкции.
- Сдадите мне под расписку в собачьем листочке. Расчет - через две недели. Работу можете подыскивать с сегодняшнего дня. Отмечаться в журнале прихода-ухода необязательно. Понятно объясняю?
- Вполне!
- Спасибо!
- Не за что!
Разговаривая таким вот образом в кадрах, Голубев думал: "К Асе, к Асе, к Асе!" Все впечатления, все, о чем Голубев думал в Асуане, на правом берегу Нила, он думал и впечатлялся не один - с Асей. И теперь (сию же минуту!) должен был ее видеть.
И звонил Асе и вчера и сегодня - безответно. Голубев думал - Ася на дежурстве: медицинская сестра Корнеева (до замужества Горелова) то и дело дежурила и за себя и за других сестер - отказывать она не умела, семьи не имела, всегда свободна.
- Ты жив?!- встречала Голубева Ася, когда он навещал ее. Голубев в ответ говорил Асе, что любит ее.
- Не верю! Голубева это потрясало.
- Почему?
- Для тебя это слишком легкомысленно. И непривычно.
- Я? Легкомысленный? Ты же знаешь - я зануда! Вот кто я!
- Тебе Бог велел быть легкомысленным - что ты пережил-то? Ничего завсю свою жизнь ты не пережил!
- Чуть не полвека живу.
- Пустяки! Ты не пережил таких дней, чтобы каждый за полвека!
- Виноват - в сравнении с тобой я не пережил ничего! Виноват. И встреча тут же принимала тот самый оттенок, которого и Голубев иАся хотели избежать, и Ася говорила:
- Виновата я! - Помолчав, говорила: - Я так долго была без тебя, такиздалека, так беспомощно о тебе думала, что теперь не знаю, не верю, чтоты - это ты. И о себе так же: я это или все еще не я?
- Ну, меня распознать ничего не стоит: нормальный человек...
- Самая невероятная вероятность! Поверить невозможно: нормальный.
- И ты не веришь...
- И я не верю... Знаешь, что я хочу сказать?
- Знаю...
- Что?
- Хочу сказать: давай повспоминаем...
- Ты ужасно догадливый, - улыбалась Ася. Как никто на свете онаулыбалась. Только в улыбке она и сказывалась, ни в чем другом не былони истинной ее доброты, ни души, ни любви.
Влюбленно они вспоминали годы школьные, почти что детство, учителей, спектакли и концерты, экскурсии в Суздаль, в Ростов Великий сучителем истории, Асиных родителей в огромной коммунальной квартире,вспоминали и удивлялись: такие тяжелые годы - тяжелее, труднее нынешних, но со всею очевидностью они были, а нынешние этой очевидностилишены.
Сперва вспоминалось не самое главное, что-нибудь совершенно случайное, а потом Ася вдруг спрашивала:
- Не помнишь ли, что ты делал десятого января тысяча девятьсот сорокпервого года? О чем думал? Постарайся, вспомни.
Голубев не помнил. И 2 февраля сорок девятого, и 17 апреля сорокседьмого - нет и нет.