Ранним утром в четверг гауптвахмистр Котткэмпер вместе с двумя товарищами заступил на дежурство в караульном помещении следственной полицейской тюрьмы в Зосте.
– Доброе утро. Что нового?
Заспанный после ночного дежурства полицейский помотал головой.
– Двое пьяных и один бездомный. Камеры первая, вторая и третья.
– А наци?
– В самой дальней. Сегодня его переводят в Хамм.
Котткэмпер расписался в книге приема дежурств. Затем нажал центральный включатель, от которого свет зажигался сразу во всех камерах.
– Ну, теперь посмотрим…
Он вышел в небольшой коридор и кулаком постучал в первую дверь:
– Давай, поднимайся!
Со скрежетом повернулся ключ в замке, со скрежетом отодвинулся засов:
– Ну-ка, выматывайся. Получи на входе свои шмотки и уплати за ночлег. И поживее!
Та же процедура повторилась еще дважды. Недоспавшие, с тяжелой головой, но наполовину уже протрезвевшие задержанные показались в коридоре и тяжело поплелись в караулку. Там им вернут шнурки, ремни, документы.
Котткэмпер остановился у камеры самого знаменитого на сегодняшний день заключенного: «Бильд» поместила вчера его фотографию о небольшой заметкой на третьей полосе. Вахмистру было ужасно интересно, как выглядит этот человек в натуре.
– Эй, пора подниматься, господин…
Слова застряли у него в горле. Рядом со слегка приоткрытым зарешеченным окном висела веревка, привязанная, должно быть, к перекладине решетки снаружи. На другом конце веревки была петля. Петля сжимала человеческую шею.