Цикл "уВЕЧНОЕ ПЕРО"
Слоганы, речевки и всяческие крылатости сопутствовали человечеству с давних пор. Цезарь отметился, вспомним, речевкой, что жребий брошен и Рубикон перейден. А еще один знаменитый человек воскликнул:"А все-таки она вертится!"
Коммунисты тоже были не лыком шиты, оставив по себе память слоганами "Партия - наш рулевой!", "Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи", "Коммунизм - это молодость мира и его возводить молодым"… (Эта ахинея не могла не породить встречного антислогана, и я, естественно, откликнулся таким:
КОММУНИЗМ - ЭТО ЗАСУХА, ПОСТРАДАВШАЯ ОТ НАВОДНЕНИЯ.
Слоганы, речевки и афоризмы чаще всего адресовались общественному сознанию. Но длинна череда и таких, которые - как неуклонное руководство - предназначались индивидуумам.. И ныне в большом ходу такое:"НИКОГДА НЕ ГОВОРИ "НИКОГДА".
Согласиться с этой непререкаемостью никак невозможно. Ну, всяк знает, что множество иерархов православной церкви вплоть до наивысших были и есть по сей день - агенты и сексоты МГБ, КГБ, ФСБ. Но никогда в ознаменование этого здание на Лубянке не будет украсивлено церковными куполами с крестами, а мемориальная доска Ю.Андропова не будет заменена иконой с изображением Вседержителя.
Точно так же я знаю, что ничего и никогда мне не напечатать в издательстве "ЭКСМО". И даже не потому, что вся бумага там съедена выпуском раззолоченного и мутнозаквашенного триптиха "Проект Россия". (Бумага, ясно, нашлась бы, потому что "ЭКСМО" из верноподданнических чувств к Кремлю только что пустило в разбор уже готовую к выходу в свет книжку Гарри Каспарова - тут бы и встроиться на её место).
Нет, никогда не издаться мне в "ЭКСМО", ибо пепел отечественной фельетонистики стучит в моё сердце, а "ЭКСМО" только что в зазывной лаковой обложке выпустило гроссбух, на котором значится:
"КРОКОДИЛ" ВСЕХ ВРЕМЕН И НАРОДОВ"
Как писал незабвенный и замордованный Михаил Афанасьевич Булгаков, тоже, кстати, фельетонист - поздравляю вас, "ЭКСМО", совравши!
Составителем этого тома обозначены Ю.Кушак и А.Пьянов.
Замечательно, когда любую работу делают профессионалы. Из районного онкодиспансера мне позвонила недавно врач и вкрадчиво допытывалась, на самом ли деле она говорит с А.Ю.Моралевичем, которому надлежало бы, в соотавтствии с диагнозом, лет уж как семь ответственно быть покойником. Так что - не зря ли на это имя приходит пенсия? Которую бессовестно проедают члены его семьи, тогда как на эти деньги Путин мог бы прислюнить к ещё не утонувшему атомному крейсеру еще какую-нибудь хромированную финтифлюшку или залить пару тонн керосина в ветхозаветный летающий гроб для его воспарения с атомными бомбами на борту.
Я заверил пекущуюся о сбережении пенсионных фондов кураторшу, что я - это я, и даже намерен прожить сколько-то еще.
-А кто же вас в таком случае оперировал? - был задан вопрос.
-Владимир Петрович Харченко.
-Сам!?
-Сам. В течение шести с половиной часов..
-Ну, если уж Харченко… Вот поэтому вы и живы.
Ой, жив. И академик В.П.Харченко жив. А наряду с нами еще как жив министр и долгожитель в правительстве Герман Греф. Который, озирая озеро в центре города Ижевска, директивно и озабоченно высказался, что хорошо бы в центре этого озера намыть рукотворный остров, а на острове построить гостиницу в виде автомата Калашникова.
Интересно, в Бельгии или в Норвегии на другой день посчитался бы вменяемым кто-либо из министров и сохранил ли свой пост в правительстве после такого высказывания? А у нас - ничего, осуществляется, споспешествует стране и электорату.
Ну, а вдруг да составители крокодильской антологии - они как раз из тех, кто проходит в профессии как раз по разряду таких, как Харченко, а не Греф? Вдруг врезались в память народов вспышечной собственной публицистикой, как говорится. всего себя, без остатка плодотворно посвятив "Крокодилу"?
Что ж, какой-то Кушак, похоже, оставил след в крокодильской сатире, прищемленный дверями лифта то ли между седьмым и восьмым этажом, то ли между пятым и шестым, тогда как "Крокодил" размещался на последнем, на двенадцатом этаже. (А нет бы Кушаку навестить "Крокодил" пешком, по лестнице, как всю жизнь делал автор этих строк и аж до восьмидесяти лет - народный художник СССР Борис Ефимович Ефимов.)
А второй составитель антологии, А.Пьянов? О, он-то, как главный (совершенно неизвестно, по каким человеческим и словотворческим стятям) редактор "Крокодила" в течение обморочных пятнадцати лет - уж он-то…
И в первых же строчках своего предисловия к антологии Пьянов предостерегает:"Крокодил" - журнал легендарный. Былями, небылицами, легендами и завиральщинами густо оброс он почти за девяносто лет своего существования".
Это точно. Но, значительнейшую часть своей жизни отдав "Крокодилу" - я как раз против этой завиральщины. И вся эпизодика, что будет приведена ниже - неопровержима и точна.
Первый раз за историю своего существования "Крокодил" бесславно, смрадно окочурился и закрылся в ельцинские времена именно под водительством Пьянова. К тому времени журнал покинули ВСЕ пристойные и даже полупристойные люди, а в штате остались пятеро партийных секретарьков разных лет и сколько-то членов партбюро. Весь священный двенадцатый этаж при Пьянове пошел в субаренду, и уже в холле бойкие коммивояжеры предлагали купить сугубо импортные щипчики для удаления мозолей и ороговелости ступней. А в конференц-зале, где проходили совещания и оснащение темами для рисунков безусловно лучшего в мире отряда карикатуристов - шныряли средь ворохов коробок и товарных упаковок блудоликие шалашовки с вертлюжковыми зазывными задиками. При этом куда делось все имущество журнала, его бесценные архивы и подшивки - неведомо.
Но под маркой "Новый Крокодил" в одной комнатенке на привычном этаже журнал как бы все-таки гальванизировался. Деньги на это дал некий младой полуолигарх. И даже пригласил меня на аудиенцию.
-Я вырос на ваших фельетонах, - сказал младоолигарх. И точно процитировал отрывков шесть из сочинений разных лет. - Но в размерности фельетонов вы придерживаетесь классических образцов. Тех, что культивировали Михаил Кольцов, Ильф с Петровым, Лиходеев. То есть - шесть-девять машинописных страниц. А нынешнее интеллектуальное состояние русского народа таково, что тексты величиной более двух страниц население осилить не может. Вот если бы вы в этих пределах…
-Не умею, - сказал я. - На двух страницах раскрыть тему да еще беллетризовать…Это к Жванецкому. Или на эстраде есть какие-то Трушкин с Коклюшкиным.
Но, видимо, то ли Жванецкий не подрядился, то ли интеллектуальное состояние русского народа оказалось неспособным осиливать и двухстраничные тексты - "Новый Крокодил" тоже вскоре дал дуба, ликвидировавшись из последней комнаты на 12 этаже.
А затем, проявив бурную заинтересованность в покупке журнала под историческим его названием - благородное рвение проявила "Новая газета". Здесь выяснилось, что права на "Крокодил" принадлежат почему-то Пьянову и безвестному гнойничковой величины банку.
На неизвестных условиях третье воскрешение журнала состоялось А у меня с главным редактором "Новой газеты" проистекло несколько бесед И этому энергичному слетку с гнезда "Комсомольской правды" (да и сам я начинал там же, только внештатно, не допускаемый к штату ввиду смутности биографии и национальности. Причем небезызвестный А.Аджубей распорядился, чтобы отдел науки, М.В.Хвастунов, печатал меня только под славянским псевдонимом А.Кленов) - я сказал:
-Помните Маяковского, "На смерть Есенина"? "Вам и памятник еще не слит,//Где он, бронзы звон или гранита грань?// А к подножью памяти уже понанесли// Рассоплений и воспоминаний дрянь".- Обязательно, Дмитрий Андреевич, из всех тараканьих щелей и запечков сейчас прилезут сонмища воспоминателей о великом журнале. Сродственно по Есенину из "Песни о великом походе": "Эй, вы, встречные-поперечные// Тараканы-сверчки запечные"…Они моментом объявятся, эти присосочники, кольчатые черви слизни и гельминты. Поэтому не худо бы в возрождаемом "Новой газетой" "Крокодиле" поисследовать не имеющую себе равных историографию журнала. Где столько сотрудничало людей - да с такими феноменальными биографиями! Да вот тот же первый первофельетонист страны Михаил Ефимович Кольцов. Ведь читали "По ком звонит колокол" Эрнеста Хемингуэя? Тот самый великий роман, за чтение которого в СССР можно было схлопотать ах какой значительный срок в строгом или усиленном режиме. И с каким же в этом романе пиететом и любованием выписан журналист Карков, а прообразом для него как раз послужил Михаил Кольцов. Вскоре расстрелянный по личному указанию Сталина. Так не любопытно было бы новоиздателям журнала порасспрашивать об этом крокодильце родного брата Михаила Ефимовича Кольцова - народного художника СССР и члена редколлегии "Крокодила" Бориса Ефимовича Ефимова? Пользуйтесь, ведь старик жив и в наисветлой памяти, хотя и ста пяти лет от роду. И тот же Борис Ефимов расскажет, как в бессчетный раз Агитпроп ЦК КПСС затеял вышвырнуть меня из журнала - а Борис Ефимов с главным художником "Крокодила" Андреем Крыловым взяли да и не проголосовали за это. И эти люди рассказали бы - вот уж никак не завиральщина! - что только к моим фельетонам и лучшими художниками делались обложки "Крокодила" - а тот же Агитпроп эти обложки чаще всего снимал И разве оно не прелестно, что снята была обложка к фельетону "Животные в городе"?. А причина? Глаза собаки, изображенной на рисунке, имеют разрез, цвет и выражение глаз А,Моралевича. (Она у меня в коллекции, эта обложка).
Но нет, как-то не заинтересовала пышноцветная историография "Крокодила" нововладельцев. И революционно выпустили они первый номер в тусовочно-поскакушечной тональности, приложив к нему для юморка и неповторимости жменю лавровых листьев для супа. А еще к одному номеру - стельки от потения ног..Ай, затейники, ай, несравненцы, ай, защитники, выразители чаяний и надежд масс! А что бы еще присобачить к следующему номеру для вящей дерзновенности и раскупаемости? Может, презервативы?
Ай, сорвалось: затоварено население презервативами. Наверное, по этой причине и "Крокодил" "Новой газеты", издав некоторую вонь, закономерно отдал концы.
Так покуда из оплесневелых закутов не выползли воспоминатели на манер тех, что ангажированы издательством "ЭКСМО" - позвольте несколько мозаичных и абсолютно точных картинок.
Из нелюбезно относящейся к нему Москвы молодой журналист Моралевич дунул на Дальний Восток. И там путешествовал с оленными эвенами, эвенками, ходил на колхозных китобойцах, корешевал с двуеперстниками-староверами, крестьянами, бежавшими сюда и в Забайкалье в стародавние времена от троеперстников ("мы сюда на жерновах приплыли") А наезжая в Хабаровск - печатал фельетоны в газете "Молодой дальневосточник", да еще два-три, пусть и изуродованные правками, прошли в "Известиях" у А.И.Аджубея. (Если помните - когда-то обязавшего меня печататься под благозвучной фамилией Кленов.) Как раз это было по соседству с тем знаменитым номером "Известий", когда Аджубей, испросив разрешения у тестя Н.С.Хрущева, обнародовал в "Известиях" письмо потомственного пролетария в адрес непереносимого реваншиста:"А пусть эта старая лиса Аденауэр пойдет продрищется в кусты!"
(Ай, будущий историограф "Крокодила"! Был я, лично присутствовал на той знаменитой поминальной пьянке, которую учинили художники "Крокодила" в шалмане Савеловского вокзала. Была эта пьянка по поводу безвременной и коварной кончины канцлера Западной Германии Конрада Адэнауэра. И обаятельный гроссмейстер карикатуры Гарри Йорш рыдал над савеловской имитацией котлеты де-воляй:
-Сука! Нашел когда скончаться! Нет бы умереть на полгода позже. А теперь у меня две карикатуры псу под хвост. Помер, сука, а у меня еще девять метров забора на даче недокуплено!
И по возвращении из какого-то путешествия в Хабаровск сказал мне журналист Алим Абдрашитов:
-Покуда ты шлялся на Чукотке, тут был с лекциями о фельетонистике Леонид Лиходеев. Знаешь, что сказал? Я, мол, с лекциями объездил всю страну, жанр фельетона повсеместно агонизирует. И только тут, у вас есть человек, манера письма которого обнадеживает - Моралевич. Он здесь?
А Моралевича почти всегда в городе нету. На этот раз бьет с чукчами моржей на косе Руддера.
Но разве это не лестно, когда четвертый за сто лет первофельетонист страны так о тебе отзывается? (И вот тут-то, господа из "ЭКСМО", упереть бы вам носом составителей антологии Кушака и Пьянова: а обмолвитесь хоть парой слов о Лиходееве, фронтовом офицере, человеке чести, искрометного ума и таланта, да почему же Лиходеев не пишет сам, чего в свое время ждала от него страна, зачитывая до дыр "Литературную газету"? Чего это он колесит по стране, добывая себе пропитание чтением лекций? Да чего это у родины не нашлось для него надлежащего аппарата, и американцы снабдили Лиходеева водителем ритма для сердца?.) Ведь нету теперь Агитпропа, которому упоминание о Лиходееве могло быть против шерсти.
А уж этот Агитпроп!
Девятилетним мальчиком в 1944 году я был усыновлен славнейшими людьми и попал в действующую армию на линию Маннергейма. И вот беда: девятилетние мальчики лишены дара футурологического провидения. Иначе сказал бы я папе, подполковнику Михаилу Андреевичу Турчинскому, начальнику штаба в бригаде морской пехоты:
-Папа! У тебя в бригаде есть такой морской пехотинец Александр Николаевич Яковлев. Нельзя ли, папа, оторвать ему яйца? Может быть, это помещает ему со временем стать политбюристом в ЦК КПСС и там же возглавить Агитпроп? И тогда он и присные его Жидков, Комолова, Чхиквишвили, Биккенин, Лисин не привнесут в мою жизнь неисчислимости бед и утеснений. Да что там, папа - наплевать на меня, крохотную песчинку в культурнических процессах: сотни искрометных книг, фильмов, стихов, пьес, песен по воле этого Агитпропа не попадут к людям страны, и достойнейшие из достойных сядут в тюрьмы, отправятся в психушки, неисчислима будет покалеченность судеб, и разве уж кому-то удастся бежать из страны, а кто-то будет вышвырнут из неё. И, папа, тот же Леонид Израилевич Лиходеев будет раздавлен этой машиной. И хоть главный редактор "Крокодила" М.Г.Семенов много значимых защитительных деяний предпринял в моей журналистской и писательской судьбе - именно он по указанию Агитпропа добил Лиходеева в "Крокодиле" угрюмым и пространным фельетоноподобием, которое называлось "Творческий почерк Чистоплюева")
Но где было девятилетнему мальчишке провидеть все это. А помните, люди из "ЭКСМО" Кушак и Пьянов, стихи:"Старик Державин нас заметил // И, в гроб сходя , - благословил"? Коли так восхвалительно отозвался обо мне, посетив Хабаровск, обреченный на молчание Мастер - по возвращении в Москву я и пошел наниматься в журнал "Крокодил". И как оправдательный документ для зачисления я принес стопочку фельетонных вырезок и рукопись романа "АВРААМ, ИСААК и ДОСААФ".
Для уяснения своей судьбы я через две недели посетил журнал. Как раз в это время в конференц-зале кончилось собрание художников и темистов, после чего все сообщество человеках о пятидесяти вышло в холл. И священный трепет охватил меня: мать честная - ведь почти повально все тут корифеи. И неужели состоится, что я буду среди них, пусть даже они художники, а я - российский словесник. В автобиографии Сергей Есенин пишет о своем вхождении в поэзию:"Когда я смотрел на Блока - с меня капал пот: я впервые видел живого поэта". И меня орошал пот, даже больший. Когда я был приглашен в кабинет главного редактора. Он не встал навстречу из-за громадного совещательного зеленосуконного стола, преклоннолетний желтолицый человек, калмык по национальности, весьма посредственный журналист, но, как сказали бы теперь - непревзойденный топ-менеджер, человековед и отец солдатам.
-Выражаю вам соболезнование, - сказал Семенов. - Человек не всегда ведает, что творит, но вы сами сделали выбор. Вы зачислены в журнал специальным корреспондентом.