Было жарко. Не то чтобы Себ не привык к жаре, но в этот раз стоял какой-то особо испепеляющий зной. Он прожигал насквозь куртку и кепку, пробирался внутрь, выжигал нахрен слизистую желудка при каждом вдохе, обдирал лёгкие и вызывал тошноту.
Винтовка тоже нагрелась и уже не холодила щеку.
Себ ненавидел Каир. Каждой клеткой своего тела, каждым нервом. Египет за неделю вызвал у него такую ненависть, которую Афганистан не заслужил за пять лет. Он ненавидел колониальные особняки, которые не давали никакого надёжного укрытия. Ненавидел песок и горький жир в воздухе. Голубятни на чёртовых крышах и чавканье мусора под ногами в проулках. Но больше всего в этом городе и в этой стране он ненавидел себя.
Джим дал ему пять имён: четыре в Египте и одно в Британии. На флешке были настолько подробные досье, словно за каждым из пятерых следили ежеминутно, поэтому искать никого не требовалось. Приехать, потратить день на подготовку и уточнение плана, выбрать точку и сделать выстрел.
Себ убивал людей очень много раз за свою жизнь. Но впервые буквально чувствовал кровь на руках. На войне или во время заказов Себ просто работал. Нажимал на крючок, беспокоясь только об одном — верно ли рассчитал траекторию? И если пуля ложилась как надо, чувствовал спокойное удовлетворение — дело сделано.
Здесь, в долбанном Каире, Себ задыхался в крови.
Лёжа на дырявой грязной крыше старого французского особняка, укрывшись за очередным хлипким архитектурным излишеством, он смотрел через прицел в лицо четвёртому из своего списка. Это был обычный местный: смуглый черноволосый парень в белой свободной рубашке. Стоя на крыльце узкого серого дома, он болтал со знакомым и что-то грыз, кидая шелуху на землю. Совершенно ничто в его облике и поведении не указывало на причастность к авиакатастрофе. И поэтому, скорее всего, его смерть с падением самолёта никак не свяжут. А если и свяжут… Плевать. Джим умел решать такого рода проблемы. Нашёл же он ему превосходную, почти новую «М-24» в Египте?
Себ мог выстрелить ещё пять минут назад.
Ничто не перекрывало цель, не было никаких помех и причин для промедления, но он оттягивал мгновение. Впервые в жизни Себ испытывал какие-то чувства к тому, кого убивал. И эти чувства меняли всё. Доли злобы хватило, чтобы разжечь пожар. По лицу, шее и спине Себа тёк пот. Вокруг жужжали мухи, некоторые садились на голую кожу, мерзко перебирая по ней лапками.
Мог ли знать Джим о том, какой подарок он преподносит?
Едва ли.
Безумный босс как будто бы хотел сделать ему приятное. И в тот момент, когда флеш-карта оказалась у Себа в руках, он действительно ощутил восторг. Это было совершенно особое чувство, ни на что непохожее и ни с чем несравнимое: пьянящая близость возмездия. Возможность сделать хоть что-то для Эмили и, главное, для Сьюзен. Право смотреть дочери в глаза и думать: «Твою маму убили, но я отомстил». Что-то дикое и первобытное. Но потом, когда отступать уже было поздно, пришла тошнота.
«Это заказ», — попытался он убедить себя. Ни капли не работало.
Не выстрелить было нельзя. Потому что это был, чёрт возьми, заказ. И то, что он совпал с личными переживаниями Себа — совпадение, не более того. Не лети Эмили этим самолётом, Себ всё равно лежал бы в вонючей каирской жаре и смотрел бы на шестикратном увеличении, как мужик жрёт какие-то мелкие орешки.
Его заинтересованность в этом деле — совпадение. Но оно ломало изнутри, корёжило самую суть его работы.
Глубоко вдохнув, Себ задержал дыхание и нажал на спусковой крючок. Подавил желание посмотреть внимательнее, что будет дальше, только убедился, что цель снята. Сложил винтовку. Стянул и сунул в карман перчатки. Пинком отправил винтовку вниз, в заваленный горами мусора дворик — бешеный плод страсти французской изящности и египетской прагматичности. Пусть ищут.
Больше в Каире его ничто не держало, и только тошнота отравляла полёт. Оставалось надеяться, что она пройдёт, когда пятый и последний человек из списка упадёт с аккуратной дырой в грудной клетке.
***
Лондон встретил Себа затяжным дождём. Проходя досмотр на таможне, Себ ждал звонка от Джима — но его не было. Босс вообще молчал — пропал, выдав флешку и указания.
Зато неожиданно позвонил Грег.
Себ уже сел в кэб и назвал домашний адрес, планируя переодеться и как можно быстрее отправиться в дом Эмили — обсудить, наконец, с миссис Кейл похороны и немного побыть со Сьюзен, но всё-таки снял трубку.
— Привет, старина, — проговорил в трубку Грег, — прости, что отвлекаю, понимаю, у тебя и без меня забот сейчас…
— Всё нормально, привет, — прервал его Себ, — в чём дело?
— Если честно, — признался Грег, — мне нужна твоя помощь.
Себ мысленно выругался. Но учитывая, что Грег помогал ему, когда было нужно, об отказе и речи не шло — так что он просто назвал таксисту другой адрес, порадовавшись, что едет без оружия.
Грег настоял на том, чтобы встретиться в какой-то забегаловке типа «Макдоналдса», только с другой вывеской. Протиснувшись мимо толпы галдящих подростков с огромными стаканами колы в руках, Себ осмотрелся в ярком свете и всё-таки отыскал за решетчатой перегородкой приятеля.
Поправив на плече дорожную сумку, он осторожно пробрался по переполненному залу между столиками и сел напротив Грега. Выглядел приятель неважно: не то трёхдневный недосып, не то тяжёлое похмелье. Вместо приветствий он сказал:
— Я узнал недавно об Эмили, это…
— Плохо, да, — кивнул Себ, так что случилось?
Принимать соболезнования он не хотел — не ему они должны быть предназначены. Да и перелёт был долгим, а неделя до него — одной из самых дерьмовых в жизни.
Грег, однако, не спешил выкладывать, в чём там было дело. Ероша волосы, он кидал осторожные взгляды по сторонам, и только убедившись, что они окружены подростками или шумными компаниями, наклонился и заговорил:
— Мне нужно поговорить с тобой про взрыв в «М-Корпорейшн». И честно, разговор не из простых.
Себ подобрался.
— Ты ведь работал на них… Да, знаю, что пару недель от силы, но это может быть то, что нам нужно.
— Стой… ничего не понял, — Себ мотнул головой.
— Нам надо понять, чем они занимались на самом деле. Что они делали?
Наморщив лоб, Себ задумчиво ответил:
— Да чем они только не занимались, так-то. Химикаты какие-то, мобильники, грузоперевозки, трактора ещё были. Вроде лаборатории у них есть.
Грег как будто взбодрился.
— Да, это официально. Но Пол уверен, что было нечто другое. Что всё это просто ширма.
Эту теорию Себ уже слышал — от Джоан, которая, казалось, вообще была в прошлой жизни.
— Я не…
— Ты работал в охране, — надавил Грег, а Себ пожал плечами:
— Да что там работал… Ходил на встречи с этим… Фоули и другими боссами.
— Вот! Ты был на встречах. О чём говорили?
Себ выдохнул:
— Я не помню…
Какое-то время Грег колебался, хмурил кустистые брови, о чём-то размышлял, потом поднял ладони чуть вверх, словно бы сдавался, и резко сказал:
— Пола отстранили. Идёт служебное расследование, — Себ не рискнул ничего говорить, а Грег продолжил: — Это не случайность. Ему намекали на то, что дело со взрывом пора закрывать, но он отказывался. А потом обнаружили, что он выносил из кабинета бумаги… которые выносить нельзя.
— А он выносил?
— Да все их выносят… Это формальность. Но сверху пришёл приказ об отстранении. Расследование несоответствия должности курирует сам интендант.
— Стой. И ты думаешь, что кто-то заплатил… шефу полиции за то, чтобы он закрыл дело и приструнил особо ретивого сотрудника?
Очевидно, именно так Грег и думал. И очевидно, что именно так всё и было. Но Джим удивлял. Связи среди террористов и преступников — одно дело. Возможность надавить на Скотланд-Ярд — уже другое.
— Все бумаги по делу забрали в другой отдел, — сказал Грег медленно. — Но Пол обсуждал с нами это дело. Я должен доказать, что он был прав. Это единственное, чем я сейчас могу ему помочь.
Себ некоторое время молчал, надесь, что его лицо в должной мере выражает сочувствие. Потом заговорил:
— Мне жаль Пола. Дерьмовая ситуация. Но знаю я правда немногое. Я никогда не вслушиваюсь, о чём там болтают боссы из компаний — почти сплю с открытыми глазами, только слежу, чтобы никто рядом не делал резких движений.
— Если бы мы могли допрашивать всех этих парней в костюмах и с телохранителями, — пробормотал Грег, — страна бы процветала. Может, помнишь хоть какие-то обрывки?
Было жалко обманывать Грега. Себ вообще не любил враньё. Но они были по разные стороны, ничего не поделаешь — даже с учётом того, что Грег играет за хороших парней. Или нет? Если Джим давит на полицию, а кто-то ещё — на, скажем, кабинет министров — то за плохих играют все. Только не все об этом знают.
Дурные мысли после дурного дня в конце сумасшедшей недели.
— Акции, цены, тонны, сроки — вот и всё, без цифр и уточнений, мне правда было плевать.
Грег слегка ссутулил плечи.
— Я просто не знаю, что мне делать… Пол — отличный полицейский, сделал такую карьеру, из патруля до старшего детектива-инспектора поднялся за пять лет. Он цепкий как питбуль. Мы его иногда всем отделом ненавидим…
«Повезло же Полу вцепиться зубами именно в то дело, которое было связано с Фоули», — подумал Себ.
— Если ему повезёт, его просто понизят в должности… — продолжил Грег. — Эх, развалилась команда, — и, меняя тему, спросил: — Ты знаешь, что Джоан уехала в Плимут?
— Да… она сказала, — отозвался Себ очень спокойно. Но Грег что-то там додумал за него и сочувственно покачал головой, добавил:
— Жалко. Мы уже за вас радоваться начали.
— Радоваться, — хмыкнул Себ, — зубоскалили и сплетничали, как домохозяйки у забора.
Грег рассмеялся, хотя и не слишком весело:
— Ну, не без того. Но больше не над тобой, а над Полом. Он, как к нам пришёл, всё пытался за Джоан приударить…
— Дай угадаю: она раскатала его в тренировочном зале? — вспомнил Себ шутку из почти забытой встречи с полицейскими в пабе.
— Вытерла им пол, — довольно подтвердил Грег. — После этого Пол заявил, что просто обязан дождаться смельчака, который с ней справится.
Так и просившееся на язык: «Позвать женщину куда-то кроме тренировочного зала он не пробовал?» — Себ тактично опустил. Такую шутку можно было бы позволить себе в другой жизни, где они снова встретились бы той же компанией, и где Джоан сидела бы рядом.
***
К дому Эмили Себ ехал в ещё более хреновом настроении, чем выходил из аэропорта. Но все собственные проблемы отступили, когда он увидел на крыльце похудевшую и бледную Сьюзен, которая не кинулась ему навстречу, как обычно, а заплакала, цепляясь за руку няни. Себ быстро подошёл, присел на корточки, обнял Сью за плечи, всмотрелся в красные глаза и спросил мягко:
— Почему ты плачешь, дорогая?
— Бабушка сказала… — Сью всхлипнула, — ты летел на самолёте.
Дав няне знак отойти, Себ обнял Сьюзен, погладил по голове. Потом он объяснит ей, что летать — совсем не страшно. Возможно, когда он убьёт пятого из списка и снова обретёт хотя бы призрак душевного равновесия, он найдёт для неё все необходимые слова. А пока он мог просто обнимать её и надеяться, что этого будет достаточно.
Он держал Сьюзен несколько минут, пока она не перестала дрожать, и потом ещё немного. Когда он разжал руки, над головой раздался строгий голос:
— Басти! — из дома вышел папа.
Высокий, широкоплечий и спокойный, как обычно, он удивительным образом внушал уверенность в то, что всё разрешится. Хотя, конечно, Себ понимал, что это самообман.
— На пару минут, Басти, — позвал он, и Себ, отправив дочь домой к няне, встал и пожал отцу руку.
Они прошли сразу на кухню, неуловимо поменявшуюся за короткий срок. Мелочи бросались в глаза: кастрюли стояли не так, как их ставила Эмили, полотенца не валялись на столе, а аккуратно висели на крючках. Себ закрыл за собой дверь и сказал:
— Бодро выглядишь. Как тут… всё?
Папа сложил руки на груди. Конечно, он уже не был так здоров и крепок, как во времена детства Себа, густые волосы поседели, да и роста они на самом деле были одинакового, но он всё равно внушал Себу некоторый почти детский трепет. Вдали от него как-то быстро забылось, что в семье его слово всегда было законом.
— Неплохо. Миссис Кейл перестала рыдать каждый день, — отрапортовал он, — Сьюзен, — он покачал головой, — очень хорошо держится. Почти не плачет, только говорит мало. Чувствуется наша кровь. Она начала ходить в школу, хотя твоя мама была против.
— Возможно…
— Ей надо заниматься делом, — оборвал папа, — а не сидеть в комнате. От этого только хочется страдать и жалеть себя. Работа — лучшее лекарство от горя.
О, да, с этой философией Себ был хорошо знаком. И, в целом, даже согласен. Но то, чтобы было применимо к нему самому, плохо подходило Сьюзен.
— Я о другом хотел поговорить, Басти, — папа жестом показал, что не желает слушать никаких возражений и споров.
Себ подвинул стул и сел, напоминая себе, что ему уже очень давно не двенадцать, так что едва ли стоит бояться выговора. Но выражение лица у папы было суровое, да и на язык просилось скорее холодноватое обращение «отец», которое в их семье всегда было признаком внутренних конфликтов.
Папа остался стоять, только оперся рукой о холодильник, побарабанил пальцами по гладкой дверце и спросил, глядя Себу в глаза:
— Что ты думаешь о будущем Сьюзен?
Чего он только ни думал на эту тему за последние дни.
— Она будет жить со мной, — озвучил он тот вариант, который считал наиболее приемлемым, — я сниму более подходящее жильё, возможно, где-то недалеко, чтобы не переводить её в другую школу. Вот и всё.
Папин взгляд стал очень пронзительным, морщины вокруг глаз сделались глубже.
— Я так и думал. Бред сумасшедшего.
— Почему? — вскинулся Себ.
— Из-за твоей работы, вот почему, — резко ответил он. Себ прищурился:
— А что не так с моей работой? Хорошая фирма, большая зарплата. Да, не мечта карьериста…
Папа смотрел всё так же пристально, но Себ и не думал отводить взгляд, вместо этого встал, чтобы избавиться от этого неприятного чувства, что над ним нависают.
— Так вышло, что я узнал кое-что о твоих доходах, сын. Видел счета Эмили, которые ты оплачиваешь. Поболтал со Сьюзен о районе, в котором живёшь. Слоун-стрит, да? — он поджал губы, так что они стали почти незаметны на обветренном потемневшем лице, — честный человек столько не зарабатывает, Басти.
— У тебя богатая фантазия, отец, — спокойно проговорил Себ. — Возможно, за перекладывание бумажек столько и не платят, но я занимаюсь охраной, безопасностью. Это сложное и временами опасное дело, и я был бы глупцом, если бы выполнял его даром.
— Я может и старый, но ещё не дурак, Басти. Маме или Эмили ты легко морочишь голову, но я…
— В чём именно ты меня обвиняешь? — чуть жестче спросил Себ: — Что я не остался служить в нашей доблестной армии? Что нашёл менее пыльную работу?
— Армия — это твоё дело, хотя я гордился тем, что мой сын — солдат, но ты… — он прикусил язык. Опустил руку и сел на подоконник, как будто у него разом закончились силы.
Он выглядел сбитым с толку и смущённым. Не то разговор пошёл не так, как ему бы хотелось, не то он вспомнил, что уже давно не воспитывает буйного подростка, которому нужна твёрдая рука.
— Ладно, Басти, — он вздохнул, — я не буду учить тебя жизни, чему мог — научил, остальному, видно, не вышло. Но у твоей распрекрасной работы есть ещё один недостаток. Постоянные отъезды. Срочные задания, вот эти командировки, как сейчас, когда ты сорвался с места за два часа и на неделю. Скажешь, это всё мне тоже привиделось? — сарказм ему не шёл — и он обычно избегал его, разве что заходил в совершенный тупик.
Себ ответил спокойнее, чем собирался:
— Нет, я правда иногда бываю вынужден уехать. Но у Сьюзен есть няня, которая сможет присмотреть за ней, если мне нужно будет уехать.
Папа скривился:
— И кто воспитает твою дочь? Наёмная работница родом из Шотландии? Ты знаешь, что она полжизни прожила в Греции?
Себ хмыкнул:
— Преступление… — насколько он знал папу, жизнь в Европе была в его глазах куда хуже шотландских корней.
Он догадывался, к чему папа ведёт, но не готов был согласиться на это.
— Чужая женщина, у которой один бог знает что в голове, вот о чём я! — повысил он голос. — Мы с Кларой заберём её с собой.
— Нет, — отрезал Себ. — Не обсуждается. Сьюзен будет расти в Лондоне, где есть хорошие школы и большие возможности. Я не позволю забрать её в ваш с мамой медвежий угол.
Пригород Карлайла был отличным местом, на самом деле. Очёнь зелёным, очень чистым и очень удалённым от столичной суеты. Но для ребёнка школьного возраста он не подходил. И тем более он был противопоказан подростку, в которого Сью очень скоро превратится. Себ сам помнил, как умирал там со скуки и целыми днями палил по банкам из отцовской охотничьей винтовки.
— Басти…
— Папа, нет. Если вы хотите воспитывать Сьюзен… — он сел на подоконник рядом, — я буду вам благодарен за помощь. Но она будет жить здесь. Я найду подходящий дом где-то поблизости, чтобы воспоминания об Эмили не душили её, но, в то же время, чтобы она могла не оставлять свою школу, друзей, няню и всё остальное, к чему привыкла. Если вы с мамой захотите жить вместе с ней… — он сделал паузу.
Это было бы слишком хорошо, чтобы даже мечтать об этом. Мама дала бы Сью всю любовь и всю заботу, которые были ей нужны. А папа присмотрел бы за ними обеими — на случай, если самого Себа не будет рядом.
Папа ссутулил плечи, и Себу стало совестно за одно это предположение.
— Пап, — тихо сказал Себ, — я даже не прошу вас об этом. У вас в Карлайле своя жизнь, которой вы дорожите, и я это понимаю. Не представляю, как мама бросит свой сад. А у тебя работа, охота, друзья. Вам обоим будет плохо в Лондоне. Но Сьюзен будет плохо в Карлайле. У неё здесь тоже есть своя жизнь. Она не должна её бросать.
Папа вздохнул, разом теряя недавнюю суровость, похлопал рукой по карману рубашки и спросил:
— Ты куришь?
— Ни за что. И тебе не советую, легкие посадишь.
— Говоришь точно как твоя мама, — рассмеялся папа. — Мне всё это не нравится, Басти. То, о чём мы говорили раньше… У тебя с детства был талант. В то, что ты отложил винтовку в сторону и ходишь с важным видом за каким-нибудь типом в дорогом пиджаке я не поверю до тех пор, пока ад не замёрзнет. Я, конечно, деревенщина, но немного знаю, чем может заняться такой стрелок как ты, оставшись без работы в большом городе.
Себ промолчал, не желая это никак комментировать. Все предположения оставались только предположениями. Пусть так и будет. Что бы там папа ни думал — скоро он вернётся в Карлайл и выкинет это всё из головы.
— Сьюзен верит, что у неё идеальный отец, знаешь?
Себ улыбнулся:
— Все дети так думают. А к двенадцати она начнёт меня ненавидеть. Правда, если мне очень повезёт, то годам к двадцати пяти снова решит, что я не так уж и плох, хотя, разумеется, безнадёжно старомоден и давно отстал от жизни.
Они оба засмеялись, вспоминая бунтарские выходки самого Себа, из которых наиболее невинной было то, что он безо всякого предупреждения перестал откликаться на домашнее «Басти». Ещё устраивал голодовки и протесты в своей комнате. Дрался со всеми, с кем только мог — а иногда и теми, с кем не мог. Украл гитару у школьной звезды. Ночевал на крыше…
Смех Себа стал ещё громче, потому что все эти картины (а также добрый десяток других) вдруг ожили в его памяти очень ярко.
Да, кажется, с папой нормально разговаривать они начали уже после Ирландии, когда Себ несколько повзрослел.
— Знаешь… — отсмеявшись, сказал Себ, — я, кажется, нашел выход. Что ты думаешь про миссис Кейл?
Сам Себ, знакомясь впервые с будущими тестем и тёщей, обратил на них преступно мало внимания. Он был без ума от Эмили, и тот факт, что к ней прилагаются ещё какие-то родственники, волновал его мало. На первую встречу он пришёл, как велела Эмили, в костюме и с цветами, задал три дежурных вопроса: про погоду, ружьё на стене и цветы в палисаднике, — пропустил мимо ушей ответы и счёл, что всё прошло неплохо. Потом они виделись мало. Он знал, что миссис Кейл от него в восторге, а мистер Кейл — ровно наоборот.
Он пропустил похороны мистера Кейла, зато помог миссис Кейл оплатить часть его долгов и перевёз её в новый дом — втрое меньше, но куда уютней старого. Почти час проговорил с ней по телефону после развода — она его жалела. Почему-то, несмотря на все уверения в обратном, она, как и многие другие, в их разрыве обвиняла именно Эмили.
В общем, в сущности, он ничего не знал про миссис Кейл, кроме того, что ей удалось воспитать умную, заботливую, счастливую Эмили. А ещё, что она совершенно не привязана к Карлайлу и всегда была внимательна к Сьюзен.
— Она только и делает, хлюпает носом, — нахмурился папа. — Ты с ума сошёл, если хочешь доверить дочь этой размазне.
Но по тону Себ слышал, что папа не так уж не согласен с этим решением.