Обстановка в арендованном и кое-как приведённом в порядок доме была неспокойной.
Себ чувствовал себя лишним в этой гостиной, толком не понимал, зачем его просят остаться и что хотят с ним обсуждать. Родители уезжали в Карлайл завтра. Миссис Кейл ехала с ними — но ненадолго.
Себ поговорил с ней два дня назад, и на его предложение присмотреть за Сьюзен она откликнулась с пугающей радостью. Впрочем, наверное, ей самой хотелось чем-то заняться, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей и переживаний. В общем, с ней всё было решено — и зачем они теперь сидели на диване все вместе, пили чай и говорили о погоде, было не совсем ясно. Но папа настоял.
— Кхм… я… — Себ прочистил горло, но мама его опередила и заговорила первой:
— Я, пожалуй, приготовлю ужин. Басти, можешь мне немного помочь?
Он бросил ей благодарный взгляд и вышел следом — лучше уж чистить картошку, чем обсуждать начавшийся за окном дождь.
— Не сердись на папу, — сказала мама, закрывая дверь на кухню и подходя к раковине, где скопилась горка грязной посуды.
— Я и не сержусь, — отозвался Себ. — давай я…
Он отстранил её от раковины и принялся за монотонную работу, поглядывая, как мама раскладывает на доске кусок мяса и придирчиво его изучает.
— Он чувствует себя виноватым, — продолжила мама, словно Себ и не перебивал её, — что не готов пожертвовать всем ради Сьюзен.
— Я говорил ему…
— Как будто наш папа так часто слушает, что ему говорят, — улыбнулась мама. — Он привык заботиться о семье, брать на себя ответственность. Пока Эмили была жива, Сьюзен в нём не нуждалась, и он не переживал.
— У нас всё будет хорошо, — твёрдо сказал Себ, догадываясь, что за словами: «Папа чувствует себя виноватым», — скрывается: «Мы с ним оба чувствуем себя виноватыми, и особенно я». Он добавил: — Мы со Сью отлично ладим, у неё прекрасная няня, а когда вернётся миссис Кейл, вообще никаких проблем не будет, — он сделал паузу, притворившись, что увлечённо счищает жир со сковороды, — как ты думаешь, Сьюзен сможет… полностью прийти в себя после этого? — этот вопрос Себ задал очень тихо, хотя понимал, что плеск воды в тазу(1) и звон тарелок и без того заглушают голос. Ему было стыдно об этом заговаривать. Всё равно, что признаться, что понятия не имеет, что делать, чтобы ей стало лучше.
— Знаешь, дорогой… — проговорила мама тоже тихо, — даже для взрослого человека потерять родителя — это тяжело. Я до сих пор вспоминаю твоих дедушку и бабушку очень часто. И Сьюзен всегда будет помнить Эмили, и ей всегда будет больно, потому что мамы нет рядом. Просто…
— Это становится привычно, — кивнул Себ. — Хочу, чтобы она начала ходить к психологу. Я сам не люблю, когда у меня в мозгах ковыряются, но Сьюзен это может помочь.
— Тебе тоже не помешало бы, — несколько ворчливо сказала мама, — о чём я тебе уже говорила.
— У меня всё нормально, — отозвался он, расставляя на места тарелки и производя ими нарочитый шум. — Переживу.
Мама выдохнула со знакомой и характерной интонацией, которая во все времена расшифровывалась как: «Господи, за что мне эти двое?».
— Если тебе будет нужна помощь, пожалуйста, не молчи, — сказала она чуть позже, — звони, приезжай. Или я приеду.
— Да не…
— Просто пообещай, что скажешь, если будет трудно, — с некоторым нажимом попросила она.
Себ выдохнул:
— Ладно. Да, окей.
Он домыл посуду и слил воду. Дальше продолжать этот разговор было уже совершенно неловко, так что он вытер руки и заложил их за спину, подыскивая предлог, чтобы уйти.
И зажужжавший в кармане телефон предоставил этот предлог. Себ быстро посмотрел на экран и со смесью одновременно раздражения и предвкушения прочёл смс от скрытого номера, который, конечно, принадлежал Джиму: «Открыто».
— Мне надо на работу, — сказал Себ, попытавшись вложить в интонацию разочарование или раздражение, но не смог.
Мама обошла его, сполоснула руки и неожиданно, без всякого предупреждения обняла, крепко прижимая к себе. Маленькая, худенькая, она едва доставала ему до подмышки, но вырваться из её хватки Себ даже не пытался, только беспомощно поворчал:
— Мам… — а потом обнял её в ответ и прикрыл глаза. Постоял несколько секунд — а потом, чувствуя, что объятия становятся немного слабее, решительно высвободился, одернул рубашку — и рассмеялся.
— Подловила, ладно.
— Иди уже, — она махнула ему рукой и вернулась к готовке, а Себ поспешно ретировался из кухни.
Вызов Джима, пусть и странный, его порадовал. Все эти похороны, семейные дела, сцены и разговоры требовали очень много сил — и он был бы рад получить сложное, но предельно понятное задание. Чтобы не думать, что лучше сказать, а молча выполнять свою работу. С другой стороны, учитывая появление Джима сегодня на кладбище и его последующее исчезновение без единого слова, можно было предполагать что угодно. Может, боссу просто скучно? Или он опять под кайфом и нуждается в собеседнике?
Не хотелось бы.
Себ был готов перенести небольшой сеанс насилия над мозгом (в конце концов, он именно из-за этого вытребовал двойную оплату), но развлекать скучающего психа не желал.
На Клармонт-клоуз, тринадцать действительно было открыто — и внизу, в подъезде, и наверху — в квартире.
Войдя внутри, Себ снова оказался почти оглушён музыкой. Это опять была адская музыкальная смесь из двух разных треков, от которой хотелось первым делом заткнуть уши.
Джим, как и в прошлый раз, развалился на диване прямо в костюме, взглянул на Себа, но музыку не выключил и не приглушил. Так что Себ остался стоять, пытаясь разобрать, что это вообще играет. Немного тише точно звучала какая-то классика. А вот поверх играло что-то жёсткое, с криками и хрипами.
Подолгу стоять в одной позе Себ умел отлично, поэтому не шелохнулся до тех пор, пока обе песни не доиграли, а Джим не сказал:
— Привет, дорогой. Соскучился?
— Вы вызывали, сэр, — ответил Себ, подходя немного ближе к дивану.
— Вызывал? — Джим удивлённо поднял брови. — Разве?
— Сорок минут назад… примерно, — Себ потянулся было за телефоном, хотя и был уверен, что получил смс, но не успел. Джим визгливо расхохотался, запрокинув голову:
— Мой милый Себастиан, я всего лишь написал: «Открыто». Вызов ты придумал сам, — он продолжил смеяться, а Себ прикусил кончик языка, чтобы сдержаться и ничего не сказать. Он вообще переставал что-либо понимать. То похищение, которое не совсем похищение. Этот вызов, который не вызов.
Чёртов Джим.
— С тобой даже неинтересно играть, Себастиан, — отсмеявшись, разочарованно сказал Джим. — Ты такой исполнительный… такой правильный… — вдруг он вскочил с дивана и мгновенно оказался совсем рядом с Себом. Раздул ноздри, принюхиваясь, и сделал ещё шаг. Себ ровнее выпрямил спину и чуть поднял голову, но не отшатнулся, даже когда Джим почти прижался к нему.
«Дорогой Санта, подари мне, пожалуйста, право сломать челюсть моему боссу без последствий. Обещаю, что буду хорошо себя вести весь год», — подумал Себ, отвлекаясь на дурацкие мысли, чтобы удержать раздражение в узде. В конце концов, недолго он прожил бы в армии, если бы не умел контролировать приступы мотивированной агрессии.
Джим запрокинул голову и кончиками пальцев коснулся воротника рубашки Себа. «Да хер тебе», — подумал Себ отчётливо. Ему не пятнадцать, чтобы вестись на такие дебильные шуточки и провокации.
— Скажи мне, Себа-а-астиан, — протянул Джим, удерживая уголки воротничка, — мне очень интересно… Здесь ровно четыре пальца… от рукава до локтя?(2) Да?
Вдох-выдох.
Себ опустил голову, поймал взгляд Джима и ответил предельно спокойно:
— Да, сэр. Так точно, сэр. Возможно, вас интересуют ещё какие-то детали моего гардероба, сэр?
Джим выпустил его рубашку, состроил обиженную рожу и повернулся к Себу спиной:
— Твой гардероб скучен как воскресная служба. И временами уродлив, — он опять устроился на диване, закинул ноги в начищенных ботинках на подлокотник, положил руки за голову и закрыл глаза, вытягиваясь как в шезлонге: — Ты понимаешь, о чём я.
— Нет, сэр.
— Этот костюм, в котором ты был. Тысяча девятьсот девяносто девятый год?
Себ педантично расправил воротничок расстёгнутой рубашки, машинальным жестом подровнял закатанные рукава и только после этого сказал:
— Да, сэр.
— Я-я-ясно. Очень, очень скучно.
Себу показалось, что голос Джима опять слабеет и становится менее чётким. Значит, снова доза? Отлично.
— Сэр…
— Сядь! — рявкнул Джим визгливо, не шевелясь и не открывая глаз.
Стульев в комнате не было, не считая компьютерного кресла в дальнем углу, диван был полностью занят Джимом. Себ пожал плечами и сел на пол. Его штанам не привыкать. Хотя пол в этой квартире, может, погрязнее иной крыши.
Джим запрокинул головой и какое-то время смотрел в потолок. Потом поджал под себя ноги и посмотрел на Себа.
— Прости, детка. Ну, давай, спрашивай.
Себ поднял брови.
— Ну же, давай. Твоё нелюбопытство даже задевает.
— А о чём спрашивать? — пожал плечами Себ.
— О… — протянул Джим, — на твоём месте я задал бы тысячу вопросов после того дня. Я, ты, тесный автомобиль, — промурлыкал он.
Себ проигнорировал это мурлыканье и ответил по делу:
— Вы босс, захотите о чём-то сообщить — сделаете это сами, а не захотите — так и спрашивать нечего.
— Босс… — Джим задумчиво облизнул губы, — что ж, раз так, я хочу сыграть в игру. Я задам вопрос тебе, и ты будешь честен, а взамен отвечу на любой, который задашь ты. Потом снова мой вопрос… потом твой.
Дурацкая игра, на взгляд Себа. С кем-то ещё он бы не рискнул играть в подобное. Но Джим ведь и так почти читает его мысли, видит насквозь. Так что плевать.
— Давайте… Я так понимаю, что если совру — вы у меня это по лицу прочитаете, да, сэр?
Этот комментарий искренне развеселил Джима. Он заулыбался довольно, прищурился и спросил:
— Итак, скажи мне, Себастиан, почему ты так упорно отказываешься называть меня по имени, несмотря на мои просьбы и прямые приказы?
Да твою ж мать! Лучше бы спросил, на скольких девчонок в школьной команде по волейболу у него стояло, он бы даже постарался вспомнить поимённо. Но ведь можно было угадать, что вопрос Джима обязательно будет с психологическим вывертом. Чёртов любитель покопаться в чужих мозгах.
— Я люблю субординацию, — сказал Себ, немного подумав, — мне с ней привычно и удобно.
— А ещё она позволяет держать дистанцию… — медленно и с придыханием проговорил Джим, — о, да, мой дорогой, в первую нашу встречу ты всем богам молился, чтобы видеться со мной как можно реже… Ты и до сих пор этого хочешь. Так?
Играем в честность, значит?
Себ выдержал его пристальный взгляд и сказал:
— Да, сэр.
Хотя, надо сказать, это была полуправда. Джим и пугал, и временами раздражал, и его увлечение наркотиками откровенно бесило, но всё-таки Себ к нему привык. Его задания щекотали нервы, а сам невероятным образом разрушал рутину. Пожалуй, если бы он внезапно исчез, Себ начал бы скучать.
И конечно, Джим это прочитал моментально, судя по смеху.
— Ты немного жульничал, дорогой… Но заслужил свой вопрос.
Только вот спрашивать ему было нечего. Да, хотелось узнать, что с тем похищением. Он своими руками убил двоих человек без приказа. Причём в ближнем бою, что особенно мерзко. Но раз Джим не заговаривал об этом сам, значит, наверное, считал, что Себа это не касается. А лезть самостоятельно в чьи-то криминальные разборки — нет, спасибо.
Спрашивать личности самого Джима? Так не ответит или ещё больше запутает. Да и не нужны ему чужие тайны.
— Фоули — это не настоящая ваша фамилия, да? — спросил Себ первое, что пришло в голову. Хитро улыбнувшись, Джим сказал:
— Да, не настоящая, — фыркнул и добавил: — Учись формулировать вопросы, детка. А поскольку ты и сам сжульничал, я не стану исправлять твою ошибку. Мой ход. Ты работал один или в группе? — внезапный вопрос.
— Один или в паре. В группе — только в Ираке пару месяцев.
Пусть наслаждается честным ответом. Кажется, Джим оценил и сделал приглашающий жест. Подбодрил:
— Ну же, не стесняйся! И не делай глупостей.
Себ привычным движением потёр переносицу. Знать бы, чего Джим от него хочет. Какой вопрос сочтёт достойным? Поймав насмешливый взгляд, Себ слегка разозлился и спросил негромко, но решительно:
— Вы сами убивали, сэр? Когда-нибудь?
Джим расхохотался до слез и сказал, вытирая глаза:
— Недурно, и очень метко, мой дорогой стрелок. Нет, Себастиан. Я не люблю пачкать руки.
Себ точно не смог бы объяснить, почему, но от этих слов ему стало не по себе. Джим прикрыл глаза.
— Однажды… — тихо сказал он, — я почти это сделал. В последний момент подвернулся тот, кто всыпал яд. Но я дал его. У меня тряслись руки. Я даже думал, что мне понравилось, но потом я понял… Мне нравится смотреть, как это делают другие.
Себ хотел бы спросить, кого именно Джим чуть не убил своими руками, но решил, что не стоит. Помолчав, Джим встал с дивана, прошёлся из стороны в сторону и потряс головой. Прошептал:
— Я бы хотел видеть его лицо в этот момент… — у него прорезался ирландский акцент, — когда он увидел кровь. О, да. Думаешь, я на наркотиках? — спросил он вдруг резко.
Себ промолчал. Джим улыбнулся, но не Себу, а своим мыслям.
— Наркотики… алкоголь, никотин — это всё дороги в один конец. Мозг перестаёт работать без стимуляции и постепенно… Пуф, — он развёл руками, — оказывается, что в голове у тебя бесполезное желе, а сам ты не можешь отличить фантазию от реальности. Я не употребляю наркотики, можешь не переживать, дорогой мой блюститель нравов.
— Я не…
— Да брось, у тебя это на лице написано, — хихикнул Джим и тут же добавил громко: — Ну, давай, всё. Свободен! — а когда ему показалось, что Себ слишком медленно поднимается с пола, крикнул: — Живо!
Себ ушёл, испытывая облегчение от того, что этот странный разговор закончился. Но вот в чём штука: может, Джим и поимел его мозг особо неприятным способом, но он во всяком случае отлично отвлёк его от всех домашних проблем.
(1) Английские бытовые реалии передают привет. На всякий случай поясню (только убедитесь, что вы сейчас не едите, а то будет мерзко): в Британии вода очень дорога, и экономят её всеми способами. Никто не моет посуду под краном. Набирают таз воды, добавляют очень пенящегося мыльного средства, полощут посуду и либо вытирают насухо, либо ставят на сушилку прямо так, с мыльно-пенными разводами.
(2) Знатоки рассказывают, что стандарты ношения британской военной формы гласят следующее: если рубашка расстёгнута, у неё обязательно должны быть подвёрнуты рукава. Подвороты должны располагаться строго на уровне четырёх пальцев выше локтевого сгиба. Под расстёгнутой рубашкой, разумеется, должна быть надета футболка. Если рубашка застёгнута, подворачивать рукава не допускается. Себ аккуратно следует этим требованиям и в повседневной гражданской жизни.