Александр никогда не дружил особо с техникой, он был из тех людей, у которых компьютер то и дело сходит с ума и начинает жить своей жизнью. Поэтому, когда экран внезапно почернел, а курсор пропал, Александр торопливо отпустил мышку, снял руку с клавиатуры и замер в ожидании. К счастью, он сохранил документ меньше минуты назад, и с тех пор едва ли написал больше пары предложений, так что — ничего страшного.
Во всяком случае, он себя этим успокаивал.
Какое-то время экран оставался чёрным, а потом слегка посветлел. Александр приготовился к тому, что сейчас на нём появится множество бессмысленных надписей, которые умел расшифровывать только Мэтт. Каким-то образом тот, даже не видя экран, с первых слов Александра разбирался в проблеме и говорил что-то вроде: «Нажми F1, потом Enter, и всё заработает». И главное, это всегда помогало.
Системный блок зажужжал громче, по экрану пошли белые полосы, а Александр потянулся за телефоном, но не успел даже взять его в руку, потому что из колонок раздалось шипение, и следом, на его фоне:
— Камеру включи, придурок! Да поверни ты её!
Что-то мелькнуло, и в черноте проступили мутные очертания пока непонятных предметов. Тот, кто держал камеру, явно был любителем, если не сказать — дилетантом. Различить объект съёмки было не так-то просто. Какой-то длинный коридор, кажется. Впереди силуэт — не то человек, не то машина. Было очень темно, картинка дрожала. Поправив очки, Александр наклонился к монитору.
— Свет включите! — попросил другой голос. — Тут чернота сплошная!
Наверное, это сказал оператор.
Ещё пошипело, и действительно, стало светлее. В объективе возник церковный алтарь. Это явно была католическая церковь, подготовленная к рождественскому богослужению.
— Ну как?
— Порядок.
Люди в кадр не попадали, и почему-то от этого было тревожно. Александр не понимал, что это за видео и как оно появилось на его компьютере, но боялся отвести от него взгляд и что-то упустить.
Ничего не происходило.
А потом раздался вопль. Приглушённый, отдалённый, но совершенно явно наполненный болью и страхом. Через шипение донеслось:
— Нет, не надо, пожалуйста, богом прошу! Я ничего не сделал!
— Нехорошо врать на последней исповеди! Эй, посторонись. Пусти святого отца.
Мимо оператора прошли две фигуры, мутные и тёмные, но оказавшись возле алтаря, они попали в фокус. По спине Александра прошёл холодок, когда он увидел мужчину в криво надетом белом литургическом облачении и с непокрытой головой. Мужчина трясся от ужаса, и его удерживал за плечи громила в чёрной куртке и маске. Священник или человек костюме священника, кем бы он ни был, тихо завыл, когда громила подсечкой под босые тощие ноги заставил его упасть на колени перед алтарём, но лицом к камере.
— Пожалуйста, я ничего не делал! — прохныкал священник. — Вы не можете! Господь покарает вас…
— Это точно! — хохотнул грубый голос, тот же, который сначала требовал включить камеру. — А пока карает вас. Давай, прикрой камеру пока, тут будет скучно!
Дальше была монтажная склейка, мгновение черноты, и тут же — снова церковь. Только священника обвязали верёвкой прямо поверх облачения. Громилы рядом уже не было, священник остался один, напуганный, рыдающий и, кажется, беззвучно повторяющий слова молитвы. На лице у него появилась кровь и след от удара. Наверное, он сопротивлялся.
Громила появился опять, достал из кармана коробок спичек, чиркнул — и бросил себе под ноги, на ковёр. Обошёл алтарь, уронил спичку за него. Ещё одну — на цветы слева от алтаря.
Уже виднелся дым. Священник кричал, но Александр не слышал ни звука: кто-то выключил микрофон. Наконец, последнюю спичку громила кинул прямо перед священником, проследил, как занимается пламя на ковре — и вышел из кадра. Экран погас.
Перед Александром снова был его документ с набросками к новому сценарию, но даже если сильно постараться, он не смог бы вспомнить, о чём писал. Видео стояло перед глазами, и вместе с тем на него накладывались другие кадры, снятые профессионально, качественно, восемь лет назад.
«Отпускаю грехи твои». Отец Фред был одет точно так же, как этот безымянный мужчина. И Александр уже достаточно знал убийцу, чтобы сомневаться в том, что он остановил казнь после того, как закончил запись.
Стерев слёзы, которые катились по лицу градом, Александр всё-таки дотянулся до телефона и набрал Мэтта.
***
Компьютер забрали молчаливые агенты в костюмах, а заодно прихватили интернет-модем и телефон Александра. Пообещали вернуть «скоро», но Александр им не поверил.
Совершенно опустошённый, он сидел в гостиной, пил чай, который заварил ему примчавшийся сразу же Мэтт, и пытался прийти в себя.
Елена уже сообщила, что запись — не подделка. И недалеко от Дублина действительно сгорела церковь вместе со священником. Его звали отец Фред. И да… Точно как опасался Александр, этот отец Фред был вынужден переехать в новый приход из-за скандала, связанного с педофилией. Правда, обвинения остались недоказанными.
— Больной ублюдок, — вслух ругался Мэтт над ухом, — что он привязался к твоим фильмам? Чокнутый псих!
— Он мог выбрать Грету, — тихо произнёс Александр, когда чай начал остывать.
— Что? Твою ж…
До сих пор шагавший взад-вперёд по комнате Мэгг упал в кресло и шумно выдохнул.
— Мог ведь, — повторил Александр. — Или Тревора.
Даже от мысли об этом прошибал холодный пот. Но учитывая, что уже сотворил убийца, можно было ожидать худшего. Однако же нет, он не стал убивать детей.
Александр снял очки, потёр слезящиеся глаза и вслух застонал. Даже так это было слишком больно. Даже если этот отец Фред был преступником и подонком, как его экранный двойник, Александр не желал быть причастным к его смерти, тем более — такой страшной.
— Он всё равно маньяк, — пробормотал Мэтт, — но хотя бы не совсем отбитый.
— Нет, — произнёс Александр, — не маньяк. Чем больше я думаю об этом, — а он думал, во всяком случае, мыслительный процесс в его голове шёл даже тогда, когда сам он пребывал в некоем подобии анабиоза, — тем больше уверяюсь в том, что он не маньяк. Он не одержим идеей.
— Разве? Он спёр крест из твоей студии.
— Но ему в голову не пришло взять там же реквизит для сцены сожжения отца Фреда.
— Почему?
Александр не был уверен в ответе, но ему нужно было озвучить зудящую мысль.
— Потому что он знает, что это неважно.
— Не понимаю…
— Я тоже, — согласился Александр, отставляя чашку на стол и сцепляя пальцы в плотный до боли замок, — это просто… Маньяк, затеяв воровать реквизит, продолжил бы это дело. Но он не стал. Рядом с этим же крестом стояли искусственные цветы и вертеп для церкви, дубликаты тех, которые мы сожгли. Он не взял их. Он выбрал церковь даже не близком с тем местом, которое я упоминал в «Отпускаю грехи твои», но убил девушку именно в Оксфорде, на той самой улице, у дверей ратуши.
— И это значит, что?..
Александр поднял взгляд на Мэтта. Тот не понимал, и Александр не винил его. Ему самому эта идея казалась как минимум наполовину бредовой.
— Он понимает мои фильмы. Выделяет важное. Не тупо копирует, например, кульминацию, а находит ключевую смерть, которая переворачивает всё. И детали… Он понял, почему так важен крест.
— Это… хорошо или плохо? — спросил Мэтт. — Ты говорил Елене?
— Ещё нет. Скажу, как только мне вернут… — он хотел сказать: «Телефон», — но не успел, его прервал бодрый рингтон Мэтта.
— Мисс Кларк? — собранным тоном тут же ответил Мэтт. — Что? Да. Я его привезу. Спасибо!
Сбросив вызов, Мэтт поражённо произнёс:
— Убийца Кевина сдался полиции. Поехали…