Разумеется, его заметили. Смех и невнятная болтовня чуть стихла — и зазвучала громче. Себ рассматривал их с ног до головы, примериваясь и предвкушая. Здоровяк с дредами будет первым. Таким кулаком можно и голову проломить, лучше убрать его сразу. Щуплый в гейской розовой майке, скорее всего, вообще не рискнёт напасть, будет прыгать вокруг и тявкать. Оставшиеся двое — среднего роста, но крепкие. Основная проблема. Как бы предчувствуя удар, зачесалась правая скула.
Он не спятил!
Провоцировать уличную драку с обдолбанными придурками? Нет, он этого не сделает. Но пока здравый смысл повторял это, как какую-то мантру, что-то в сознании Себа продолжало анализировать и планировать. Не забыть, что справа урна. Пробитые головы им здесь не нужны. На другой стороне узкой улицы — машина, заденут — поднимется вой сигнализации, прибежит владелец — лишний шум и лишние люди. Ещё из клуба могут выскочить: разнимать или помочь любой из сторон. Чем быстрее всё закончится, тем лучше.
Время ползло тягуче-медленно. Наконец, спустя вечность, мелкий свистнул и уставился Себу в глаза.
«Попаду в полицию — Грег меня убьёт», — с шальной весёлостью подумал Себ. Какая-то доля здравого смысла ещё оставалась при нём, хотя перед глазами снова начала стелиться красная пелена. Он понимал, ещё может отойти и не нарываться. Этим парням не нужна драка, они поржут, тыкнут в него пальцами пару раз — и пойдут в свой клуб. Или ещё куда-то.
«Зато мне нужна», — поймал Себ безумную мысль. В ушах зашумело.
Парни остановились. Себ сделал полшага вбок, чтобы стена дома была за спиной, и улыбнулся. У мелкого были чёрные коротко стриженые волосы и уставшие большие глаза с полопавшимися капиллярами. Он оскалился в ответ, и Себ заметил кривые нижние зубы. Жаркая волна адреналина, казалось, схлынувшего, снова прошла по телу. Мышцы закаменели. Заломило в затылке.
— Что лыбишься? — спросил здоровяк. Тот, кто был справа от него, в косухе и бритый наголо, буркнул:
— Забей, пошли.
— Пусть скажет, чего лыбится.
Себ молчал, продолжая разглядывать всех поочерёдно.
— Слышь, может, он на нашего Джимми запал? — грохнул хохот, а Джимми — в дурацкой майке и с кривыми зубами, — расхохотался громче всех, и Себу послышались в чужом голосе знакомые безумные нотки. И здравый смысл позорно бежал.
Он что-то ответил — невнятное, бездумное, — и ощутил сладостный, долгожданный толчок в грудь. Здоровяк просто хотел отшвырнуть его с дороги, но прогадал. Себ чуть пошатнулся — и ответил прицельным ударом в челюсть снизу. Здоровяк рухнул, мелкий взвизгнул и отскочил, а двое оставшихся накинулись на Себа как собаки.
Он ушёл вправо. Рост давал преимущество, пока он держал их на расстоянии. В ушах бешено стучал пульс. У левого и волосатого пошла носом кровь (когда успел разбить?) Смазанный удар по плечу Себ почти не почувствовал, если боль и была, она придавала сил. Мелкий Джимми что-то кричал, волосатый ругался, а бритый пыхтел при каждом шаге. Подсечкой под колено Себ свалил его, но пошатнулся сам, а потом что-то яростно вцепилось ему в волосы. Он ударил локтем не думая, раздался совершенно бабский визг, волосатый накинулся справа и дёрнул за руку.
Боль прошла от запястья к плечу, Себ задохнулся — и полетел лицом на грязный заплёванный тротуар — и понял, что встать ему уже не дадут. Попытался опрокинуть волосатого. Джимми извернулся и с силой ударил в пах.
Мать твою.
Зрение пропало вместе со слухом, дыханием и осязанием, а стоило последнему слегка вернуться, как Себ почувствовал новые удары: спина, плечи, ноги. Сам не понимая, когда, он успел скорчиться, закрывая головы руками и защищая живот, поэтому его просто пинали — с хохотом и руганью, которую он не мог даже разобрать.
«Убей его для меня, дорогой, — шепнул Джим. — Убей его, Святой Себастиан». Это было больнее, чем удары. Чёртов Джим выворачивал его мозги наизнанку, кромсал их в лоскуты, и в сравнении с этим пинки шпаны были комариными укусами.
Кто-то трогал его. Переворачивал. Щупал. Не было сил шевелиться.
Осколок распорол живот, и Себ зашёлся в беззвучном крике боли. Он орал бы во всё горло, но почему-то не работали связки.
Глаза обожгло вспышкой.
«Не вздумай загнуться, старик», — велел Йен. Себ попытался вдохнуть, но только наглотался пепла. Сплюнул чёрную слюну и жестом показал Йену, куда ему надо убираться.
«Не переживай, — пробормотал Йен бодро, хотя его взгляд у него был панический, — зато ты очень быстро доберёшься до больницы. Может, целый вертолёт пришлют для твоей тощей задницы». Себу было страшно и смешно. Он понимал, что сдохнет, но рядом был Йен, чёрт его дери. С дурацкими обрывками самых несмешных в мире анекдотов. Так что не страшно. Он судорожно сжал его руку — широкую, с мозолями, закашлялся. Йен улыбнулся.
Себ не видел его.
Вообще ничего не видел.
Становилось холодно.
Почему холодно? В Ираке было жарко. Только он не в Ираке, а в Британии. В Лондоне. Валяется где-то на улице.
— Йен… — прохрипел он.
Мёртв уже как шесть лет.
Осколок?
Вытащен из живота семь с половиной лет назад, шрам давно не болит и даже не зудит. Зато вся спина отбита. А дышать тяжело, потому что он разбил нос о тротуарную плитку. И потому что лежит лицом вниз.
Он пошевелился.
Вроде бы всё двигалось. Руки-ноги целы, разве что правое запястье ноет и плечи тянет. Спина, похоже, превратилась в один синяк. Голова дурная.
С трудом, кряхтя, как старик, Себ приподнялся и сел, прислонившись спиной к стене. Вытер рукавом нос: кровь уже не лилась и начала подсыхать. Ощупал хрящ: вроде не перелом, хотя опухоль может и позднее появиться.
Мир не шатался. Немного посидев и переведя дух, Себ сумел встать на ноги. Помотал головой: она хоть и гудела, вроде бы начала соображать.
Что ж, он ввязался в тупую уличную драку и самым идиотским образом её проиграл. Достойное завершение этой ночи.
Бросил взгляд на часы — вернее, на то место, где они должны были быть. Сняли.
Телефона в кармане тоже не обнаружилось. И пачки наличных. И главное… У Себа заболело в груди, когда он понял, что при нём нет разрисованного фотоальбома — подарка Сьюзен на Рождество.
Он лежал вместе с деньгами, в одном внутреннем кармане, его, видно, прихватили на всякий случай, может, даже не заглянули внутрь сразу.
Себ застонал вслух, стискивая зубы. И вдруг заметил посреди улицы кожаную обложку.
Парни забрали фотоальбом — но он им оказался не нужен. Себ осторожно поднял его, отряхнул, открыл на первой странице — и торопливо закрыл. Смотреть на Сьюзен, даже сфотографированную, он сейчас не мог.
Фотоальбом вернулся в карман, и остальные потери показались ерундой. Телефон? Часы? Не жалко.
Себу казалось, что его прожевали и выплюнули. И дело было не в синяках, не в разбитом лице и не в ссадинах на костяшках пальцев.
Драка, какой бы позорной она ни была, сделала своё дело. Он, кажется, снова мог соображать. Реальность больше не путалась.
От этого становилось ещё паршивее. Стоило мозгу начать работать, как воспоминания о вечере и ночи вернулись. Только теперь не было благословенного адреналина, который давал такое восхитительное забытье. Не было и ярости.
Он застрелил безоружного человека с расстояния в три метра метра, потому что Джиму захотелось поиграть.
Что било больнее: воспоминание об убийстве или выходка Джима? Себ не настолько погряз в самообмане, чтобы сомневаться в ответе.
Он точно знал, что имеет дело с психом. Каждую минуту, каждой фразой и каждым жестом Джим подтверждал это. Но ведь Себу это нравилось.
Задания, странные разговоры, в которых он не понимал и половины, какое-то…
Он приложил серьёзное усилие, чтобы заставить себя в этом признаться: было какое-то особое чувство избранности. Гордость от того, что такой сумасшедший и непонятный Джим считает его достойным доверия.
Себ привалился всё к той же стене, прокручивая в голове разговоры с Джимом, при этом понимая, что этим нарочно ковыряет рану. Как было бы офигенно круто сказать, что он не ожидал ничего подобного, не знал, во что ввязывается.
Куда там.
Знал. Боялся его нездоровых фантазий, ненавидел его приступы — но оставался рядом. Почему, спрашивается?
Он закашлялся — лёгкие пережимало от этого вопроса. Потому что прав был Йен, он придурок, и всё. Ему нравились эти бесконечные русские гонки, которые устраивал ему Джим. Только оказалось, что рельсы обрываются в конце.
Клуб напротив уже закрылся. Улица была совершенно пустой.
Себ отошёл от спасительной стены, наплевав на боль в мышцах, и побрёл вперёд, ища название улицы и номер района.
Только после трёх поворотов ему повезло отыскать нужную табличку и сообразить, что он забрёл на северо-восток, далеко за пределы кольцевой линии.
Уже рассвело, когда Себ нашёл нужное направление и поплёлся к дому. У него не было денег на такси или на метро. А даже если бы были — он не захотел бы оказаться среди людей. Возле чужой запаркованной машины он остановился, заглянул в боковое зеркало и стер с лица кровь, чтобы не привлекать внимания.
Идти было нетрудно, просто усталость накатывала волнами.
Редкие прохожие, которые начали появляться на дорогах, поглядывали на него неодобрительно. Он был в грязи, куртка на плече порвалась. В какой-то момент он понял, что силы иссякли, и присел на автобусной остановке, на узкой неудобной лавочке. Молодая женщина в строгом костюме тут же встала и отошла: ей было неуютно находиться рядом.
Себ решил, что прикроет глаза на пару минут, но когда открыл их, женщины уже не было, а на проезжей части за спиной прибавилось машин.
Седая сухощавая дама в парадной шляпке подошла к Себу и окликнула его. Он вяло сфокусировал на ней взгляд.
— Вам нехорошо, сэр? — произнесла она заботливо. — Что с вами?
Это участие чужого человека тронуло. Себ улыбнулся, покачал головой и ответил, с трудом ворочая языком:
— Спасибо, мэм, всё в порядке.
— Может, позвонить вашим близким?
От ответил отказом, дама вздохнула — и с явным сомнением пошла к своему автобусу, то и дело оглядываясь.
Себ встал, кивнул ей на прощанье — и понял, что может идти дальше. Он уже примерно помнил места и не терялся в направлении: просто переставлял ноги, нарочно сделав крюк минут на двадцать, чтобы обойти стороной Сити. Бизнес-центры угнетали даже на расстоянии.
Мысли отключились, слава богу. Врубился автопилот, который отвечал за то, чтобы шаги были ровными, чтобы тело не шаталось, а глаза успевали смотреть по сторонам на переходе.
Городские часы показали десять, когда Себ очнулся и понял, что уже прошёл мимо Вестминстера. До дома оставалось совсем немного, и от осознания этого даже шаг ускорился.
Он повернул на свою Слоун-стрит, прошёл немного — и замер в пятидесяти метрах от входной двери. На ступеньках стояла Джоан.
В первую минуту Себ почувствовал странный порыв куда-то сбежать, но подавил его. Ещё раз потёр лицо рукавом и приблизился. Джоан обернулась и охнула. Быстро соскочила на тротуар, замерла возле Себа и (изумительная женщина!) не задала ни единого дурацкого вопроса, только уточнила:
— Ключи при себе?
Себ машинально сунул руку в карман штанов и с удивлением нащупал брелок. Видимо, парням хватило часов и содержимого куртки. Он достал ключи и протянул Джоан.
Она открыла замок, распахнула дверь и посторонилась, пропуская его внутрь. До кровати Себ не дошёл — стёк по стене в коридоре. Джоан включила свет, наклонилась, коснулась пальцем его щеки и спросила:
— Аптечка?
— Кухня. Слева. Шкаф.
И даже эти слова выговорить было подвигом.
Джоан вернулась почти сразу с аптечным ящиком и стаканом воды. Пил Себ жадно. Стакана явно было мало, но на то, чтобы попросить ещё, сил тоже не было. Он вообще не хотел шевелиться. Да и не мог.
Но Джоан не оставила его в покое, о чём он отчаянно мечтал. Она принялась (и той частью сознания, которая продолжала пока работать, Себ отметил, что весьма ловко) его раздевать. Начала с куртки, долго провозилась с ботинками. Футболку просто порезала. Чтобы снять штаны, заставила его привстать — но он почти сразу упал обратно.
— Знал бы ты, как от тебя воняет, — пробормотала она, быстро проведя рукой по волосам.
Принюхиваться было лень. Хотя запах спирта он всё-таки учуял.
— Сейчас я обработаю ссадины, — сказала Джоан, начиная протирать его лицо ватным тампоном, отчего кожу защипало, — потом мы пойдём в душ. И после этого посмотрим, что тут ещё можно сделать. Идёт?
В другой ситуации Себа повеселило бы это. Совсем недавно он так же, как с ребёнком, говорил с раненым Джимом. А теперь сам сидит в той же квартире, с трудом соображая, что происходит, и вслушивается в чужой успокаивающий голос. Но сейчас ему было не весело от этого сравнения, а тяжело и мерзко. Хотелось рявкнуть на Джоан, чтобы прекратила возиться с ним.
— Маленькое усилие, — она профессионально закинула его руку себе на плечо и потянула вверх, — давай… — он сумел встать, понимая, что давит на неё почти что всем весом.
Вода сначала показалась обжигающе-горячей, но потом вдруг принесла громадное облегчение.
Джоан стояла возле ванны, держала душ, забрала у Себа из рук мочалку. Надавила на плечи, заставляя сесть.
Это было унизительно — и в то же самое время, совершенно прекрасно.
Последнее, что Себ запомнил — это как он падает на кровать, а Джоан переворачивает его на живот и начинает растирать спину едкой мазью от синяков. Потом — чернота.
***
Воняло горелым. Не слишком сильно, на самом деле. Можно было бы и потерпеть. Но увы, этот запах заставил мозг заработать, пусть и со скрипом. Себ понял, что лежит голым на животе в кровати (кажется, в своей). Укрыт одеялом. Осознал, что у него чертовски болят мышцы, а кожа на лице кажется стянутой, как под какой-то коркой. Стоило приоткрыть глаза и чуть повернуть голову, как он убедился, что комната действительно его, горит ночник, а за окном уже ночь.
Воспоминания о вчерашнем (или сегодняшнем? что со временем — непонятно) вернулись резко, и Себ, только попытавшийся подняться, со стоном упал обратно и уткнулся лицом в подушку.
— Проснулся? — раздался рядом голос Джоан.
— Угу, — буркнул он невнятно. На язык просились исключительно ругательства, причём цветистые и разнообразные. Было мерзко, больно и стыдно. Последнее — особенно сильно.
Какого хера он устроил? Память тут же подсказала, и Себ застонал снова. Стиснул зубы — и всё-таки перевернулся и сел на постели.
Джоан обнаружилась в углу комнаты, у шкафа: она сидела на стуле, закинув ногу на ногу, и пила чай из большой пивной кружки. Себ протёр глаза и надавил на них с силой, до цветных пятен. Выдохнул — и снова посмотрел на Джоан.
— Спасибо, — сказал он, немного подумав, — и прости.
Джоан пожала плечами:
— Не за что. Фигня, — она поставила кружку на пол и перебралась на кровать, в ноги. Растрепала еще более всклокоченные, чем обычно, волосы. — Но выглядел ты на редкость дерьмово. Да и сейчас не лучше, если честно.
Себ потрогал лицо: да, нос не сломан, просто разбит, на правой щеке — синяк, левая бровь и вся скула с той же стороны — в мелких ссадинах. Правильно, это он на тротуар падал.
— Лицо ещё ладно… — покачала головой Джоан, — а вот спина расписана совершенно художественно. Слушай, — она прочистила горло, — я сожгла наш ужин, но в соседнем магазине нашла макаронный салат. Вроде свежий. Будешь?
От этих слов желудок Себа сжался и заболел, намекая, что ему пойдёт даже не очень свежий макаронный салат — как и любая другая еда.
— Ясно. Лежи пока…
Джоан ушла на кухню, а Себ, вместо того, чтобы следовать её совету, натянул домашние штаны и отправился в ванную. Джоан не соврала: выглядел он отвратительно, причём не требовалось быть гением, чтобы догадаться о произошедшем. Он выглядел точно так, словно его избили в уличной драке. И похоже, после макаронного салата его ожидает несколько вопросов.
Плеснув водой в лицо, Себ скривился: щипало.
Он не хотел, чтобы Джоан была здесь и видела его. Да, он действительно был благодарен за помощь. Если бы не она, он спал бы на полу в коридоре: просто не дошёл бы дальше. Не говоря уже о том, что она обработала все ссадины: быстро, молча, без сомнений и осуждения. Но когда он полностью придёт в себя, умница-Джоан начнёт задавать вопросы. И, откровенно говоря, он предпочёл бы проснуться в коридоре, грязный и с засохшей кровью на лице, но один. Он не хотел обсуждать произошедшее. Ни с кем.
Выключив воду, Себ вернулся в спальню — и тут же получил горячую тарелку с разогретым салатом. Божественно вкусная еда. Он ел медленно, чтобы избежать тошноты, и наслаждался каждой ложкой. Это было восхитительно.
Джоан, снова пристроившись на кровати, поглядывала на него с явным сомнением.
— Не бойся, — хмыкнул он, надеясь, что голос звучит непринуждённо, — не отравлюсь. Чего я только не ел в своей жизни.
— Скажешь, армейский паёк был хуже?
— Нет, он как раз ничего. А вот суп на тухлом бараньем жире… — Джоан смешно сморщила нос. Себ отставил тарелку и удовлетворенно откинулся на подушку. Жизнь стала значительно лучше, чем пять минут назад.
А Джоан снова нахмурилась и спросила:
— Что произошло?
Себ выдержал её внимательный обеспокоенный взгляд и ответил ровно:
— Неудачный день. Подрался. Ничего страшного.
Он не мог и не хотел обсуждать всё, что было до драки и что, в конце концов, привело к ней. Он предпочёл бы даже не думать об этом.
— Тебя избили, — отозвалась Джоан, и тон её голоса Себ мысленно охарактеризовал как «полицейский», — отобрали, если я правильно понимаю, телефон и бумажник. А учитывая, в каком состоянии ты пришёл домой… — она поджала губы, — тебя бросили где-то, где никто не сумел оказать тебе помощь. Я что-то упускаю?
От этих слов в груди у Себа заворочалась злоба. Почти как вчера (сегодня?), только слабее.
— Ничего не произошло, — отрезал Себ.
— Тебя избили! — она повысила голос. — И будет здорово, если вместо того, чтобы изображать героя, ты скажешь хотя бы, где это произошло. А Пол и ребята…
— Не надо! — выдохнул Себ, хотя ему, боже правый, впервые за долгое время действительно хотелось повысить голос. — Джоан, спасибо за помощь и заботу, — он встал и пошёл к шкафу. Сидеть полуголым стало некомфортно, — но я знаю, как позвонить в полицию. Телефон Пола у меня тоже есть. И Грега. Если бы я хотел…
Джоан тоже встала и вскинула голову.
— Покрываешь преступление?
Себ натянул футболку, чувствуя странный дискомфорт от этого привычного действия. Хотелось разбить шкаф. Или это от слов Джоан?
— Нет, не покрываю, — сказал он, — преступления не было. Я сам влез в драку, сам получил. Никто не виноват, так что…
— Себастиан!
— Не надо! — рявкнул он, сам дёрнувшись от своего крика, и тут же прибавил виновато: — Прости, нервы ни к чёрту. Просто не надо называть меня так, идёт?
Джоан покачала головой. Себ слушал, как колотится его сердце. Джоан смотрела без обиды, но очень настороженно. Он чувствовал свою вину перед ней: и за крик, и за злость. Она ведь старалась сделать так, как будет лучше для него. Заботилась.
— Прости, пожалуйста… — он подошёл и осторожно положил руки ей на плечи, — я ненавижу своё полное имя. Не могу его слышать.
«Святой Себастиан», — прошептал Джим где-то у него в голове, и Себ зажмурился на мгновение.
— Хочешь, называй Басти. Это… — он отвёл взгляд, — домашний вариант. Для близких.
— Я польщена, — фыркнула Джоан, Себ помотал головой, пытаясь вытряхнуть оттуда Джима, и поцеловал Джоан. Впервые, кажется, за всё время их знакомства в поцелуе не было ни капли желания. Только нежность.
Он не имел права на Джоан, но она была у него. Он прижал её к себе крепче, аккуратно пригладил волосы, вглядываясь в её большие тёмные глаза. Она отвечала на поцелуй с неожиданной робостью. В какой-то момент Себ прервал поцелуй и просто прижался щекой к её щеке, уронил голову ей на плечо. Кашлянул, пытаясь вытолкнуть из лёгких мерзкий ком, и прошептал невнятно:
— Я слабак…
Джоан погладила его по спине, потом по голове.
— Нет, — шепнула, — ты не слабак, Басти. Я точно знаю.
Он кашлянул снова. Этот ком — он угадал — собрался из воспоминаний. Там был полный набор: шёпот Джима, вспышка света, лицо мисс Перси за мгновение до смерти, выстрел, разбитые о стену костяшки пальцев. И конечно, короткий момент, когда он держал Джима за горло.
— Я думал… смогу, — он говорил с собой, а не с Джоан, но именно её поглаживания и её запах заставляли его подбирать и выговаривать слова, — безумные игры… Думаешь, не знал? — нервно хохотнул и тут же больно прикусил губу, — Думал, со мной точно…
«У меня был снайпер. Он сломался», — вот что скажет Джим однажды кому-то другому.
— Он знал, куда надо… Чёрт.
Себ стиснул зубы. Собственное дурацкое несвязное бормотание напоминало бред.
— Тш-ш, — Джоан обняла его крепче, но не стала утешать или говорить, что всё пройдёт.
Как-то незаметно они перебрались обратно на кровать, но не расцепили объятия. Себ устроил голову у Джоан на груди и замолчал.
«Знаешь, дорогая, вчера я убил человека и несколько этим расстроен», — подумалось нервно. О таком не говорят любимой женщине. Особенно если она полицейский.
— Я потерялся во времени, — сказал он слабо.
— Я поняла. Позвонила тебе сегодня утром, ты не взял трубку. Решила… — Джоан поёрзала, устраиваясь поудобнее, — что тебя с утра дёрнули на работу, но уже всё равно села в поезд.
«Сегодня утром». Хорошая новость: он не сутки проспал.
— Набрала ещё раз, в Лондоне, но абонент был недоступен. И я решила поехать в Лондон. Кинула пока вещи у Пола.
— Надо их забрать, — сказал Себ, переворачиваясь на спину и раскидывая руки в сторону. — Ты обещала провести отпуск у меня. И прости… что он так начался.
Джоан улыбалась.
— Я заберу. Но завалиться к тебе без предупреждения с дорожной сумкой не рискнула.
— Зря. Ты можешь заваливаться ко мне с чем угодно и в любое время.
Джоан засмеялась:
— Не надо такое говорить полицейскому. А то я ведь и с обыском могу…
Себ подхватил её смех, хотя ему было не очень весело. Ладно обыск, на всё оружие у него есть лицензии. Но, например, смыв с рук создаст пару проблем. Вчера он был без перчаток.
— Желате меня обыскать, мэм? — уточнил он. — Что у вас там в программе, личный досмотр?
— М… — протянула Джоан, — звучит заманчиво… — она покачала головой и фыркнула: — А есть смысл?
Они продолжили веселиться вместе. Конечно, Джоан была права. После мощного всплеска адреналина, драки и… всего прочего о сексе даже думать не хотелось, так что перспективы личного досмотра заманчивыми были только на словах. Зато разговор отвлёк от неприятных мыслей и слегка взбодрил.
К двум часам ночи они выползли на кухню, потому что оба смертельно проголодались. Джоан действительно сожгла свинину, но не добралась до рыбного фарша. И ничего не сделала овощам. Так что Себ взялся за приготовление ужина, а Джоан устроилась возле стола со своей пивной кружкой чая. Призналась:
— Ненавижу маленькие чашки.
— У меня где-то стоит сувенирная, на литр. Я найду, — пообещал Себ.
Он был в странном состоянии, но достаточно приятном: такая сонная вялость. Голова почти не работала. Руки двигались сами по себе, выполняя привычные действия. Что-то, пожалуй, есть общего между приготовлением котлет и сбором винтовки.
— Я с сегодняшнего дня безработный, — сказал Себ в какой-то момент, не оборачиваясь и делая вид, что занят салатом, хотя он уже был готов.
Эмили ненавидела английскую манеру готовить салаты, и с начала их совместной жизни Себ всегда резал овощи крупно, а зелень рвал руками. Лично для него никакой разницы не было, но ей было приятно — и он привык.
— Уволили? — спросила Джоан после долгой паузы.
— Сам ушёл.
Уточнять, почему, она не стала.
Они болтали, в основном, о ерунде — о том, чем займутся завтра, раз уж у Себа нет работы, а у Джоан выдался отпуск. Обсуждали Грега и Пола. Перебирали модели телефонов — Себу нужен был новый взамен украденного.
Прошлой ночи как будто не стало — её вычеркнули. А Джима вовсе никогда не существовало.