— Тебе не интересно? — спросил Джим, когда Себ, пережив привычную музыкальную атаку, присел на подлокотник дивана.
— Интересно.
— Почему молчишь?
Себ пожал плечами.
— А смысл? Если вы не захотите, вряд ли что-то расскажете.
Джим тихо рассмеялся.
— Они напали не на эту квартиру. Про неё мало кто знает. А там… да, там пожар, разгром и всё в таком духе.
— Я так и подумал.
Джим не выглядел как перед приступом. Собственно, он выглядел совершенно нормально, и Себ догадался, что его действительно ждёт задание, а не изматывающая ночь рядом с безумцем.
Поскольку Джим молчал, Себ произнёс:
— Спасибо за мою тёщу. Это…
— Я убью её, если ты скажешь спасибо ещё раз, — оборвал его Джим. — У нас впереди тяжёлый вечер, детка. Может, самый важный из всех. Мне очень нужно, чтобы ты не сломался, — он встал, отошёл к окну и прислонился лбом к стеклу. Произнёс: — Ты крепкий. Но знаешь… с вами не всегда понятно. Мой бывший… — он хмыкнул, сделав нарочитую паузу, — снайпер сломался неожиданно. Убивал так легко, не особо красиво, но мне нравилось. Кого угодно. Знакомых, женщин, девчонку восьмилетнюю пристрелил, даже бровью не повёл. Мне жалко было, — Джим повернулся, его глаза широко распахнулись, на висках набухли вены.
«Неужели приступ?» — подумал Себ.
— Даже мне. А ему хоть бы что, — чуть опустив веки, Джим продолжил: — А обычного взрослого парня убить не смог. Смотрел в чёртов прицел и не выстрелил.
— Это был Марк, да? Марк Смит?
Джим кивнул.
— А тот парень был такой… — Себ нахмурился, вспоминая, — рыжий, наверняка. С веснушками. Типичный ирландец, невысокий.
— Откуда ты знаешь? — медленно спросил Джим.
— Слабость у него была, — Себ скривился. — Одного такого до самоубийства довёл.
Вдруг подумалось, что под описание «рыжий ирландец невысокого роста» и сам Джим отлично подходит. Может, Марка и на нём закоротило?
— Как? — Джим подался вперёд, в глазах загорелась странная жажда. — Как довёл?
Надо было молчать. И любопытство поумерить. Пережил бы он без этих деталей.
— Был у нас новичок, неплохой парнишка, руки прямые. Марк к нему прицепился. Все с ним говорили, командир ему мозги прочищал, а он всё цеплялся.
— Как?
Себ встретился взглядом с Джимом и сказал спокойно:
— Паскудно. Оскорблял, толкал, если никого рядом не было, мимо пройти не мог, не сказав слова. Как-то они поссорились, а парнишка на следующий день повесился в душе. Марк мне перед смертью сказал… — Себ не договорил. Ему было мерзко поднимать эту тему.
— Ох, детка, — протянул Джим, — ты винишь себя?
— Не виню. Но мы все там хороши были. Марка надо было завести куда-нибудь подальше и вломить, раз слов не понимал. А мы всё разговоры разговаривали, думали, отпустит его.
Джим зажмурился, облизнул губы. Себ не знал и знать не хотел, о чём он думает.
— Он хотел убить тебя, ты знаешь? — проговорил Джим. — Ревновал. Думал, что ты занял его место.
— Ну, технически так и есть, — заметил Себ.
Новость, однако. Марк хотел время от времени убить каждого, с кем был знаком. А уж того, кто потеснил его с оплачиваемой работы, наверняка ненавидел.
К удивлению Себа, Джим дико, истерически расхохотался. Он всё ещё не открыл глаза, но по щекам текли слёзы.
— Джим?
— Ох, дорогой мой… — он перестал смеяться так же резко, как и начал, — это лучшее, что я слышал за последние пару недель, может, за исключением Александра, который называет меня мистером Смертью.
Открыв глаза, Джим спокойно стёр с лица слёзы и добавил:
— Ты никогда не занимал место Марка. Видишь ли, мой Святой Себастиан, ты прекрасно стреляешь. Марк делал это посредственно. Марк был великолепен в постели. Я умру от скуки в первые пять минут, приди мне в голову фантазия потрахаться с тобой.
Себ с отвращением скривился и попросил:
— Избавьте меня от продолжения разговора, мне всё ясно.
Джим снова рассмеялся и подмигнул:
— Не обижайся, детка, — а потом сделался серьёзным, отошёл от окна и сцепил руки за спиной. — Детка, сегодня в десять двадцать пять вечера меня арестуют. Это будет не полиция, а спецслужбы. Я не буду сопротивляться, что позволит мне отделаться парочкой хороших затрещин. В десять тридцать восемь меня приведут на допрос к женщине, которая контролирует все вопросы антитеррористической безопасности в Британии. Ровно в десять сорок четыре ты должен выстрелить, Себастиан. И произойдёт большой бум.
Себ слушал Джим, боясь вздохнуть.
— Всё просто, детка. Только если ты не сломаешься. Жди здесь.
Себ закрыл глаза, чтобы не видеть Джима, но это не мешало ему слышать его. Сначала Джим ходил по комнате, потом скрипнул дверью и куда-то исчез. Себ не двигался.
В задании не было ничего необычного. Срок, цель, которую назовут позднее, винтовка и выстрел. Но от слов Джима мороз пошёл по коже. «Большой бум» — звучало действительно пугающе. Взрыв — это всегда лишние случайные жертвы, много разрушений, пожар и боль. Но выбора всё равно не было.
Когда дверь скрипнула снова, Себ открыл глаза и увидел, что Джим переоделся в новый тёмно-синий костюм.
— Я неотразим, признай, детка, — улыбнулся Джим, показывая зубы.
— Абсолютно, — фыркнул Себ.
Джим смахнул с плеча соринку и сказал с сомнением в голосе:
— Я думал надеть белый. Но решил, что это перебор. Всё-таки первая встреча.
Пусть костюм и был тёмно-синим, он выглядел весьма дорого и, пожалуй, даже пафосно. Себ прищурился и разглядел на тёмном галстуке Джима узор из черепов.
— Подарю тебе такой, если будешь хорошо себя вести, — перехватил он его взгляд.
— Обойдусь. Не ношу галстуки.
— Напрасно. Они тебе идут. Такая симпатичная петля на шее… — Джим подошёл к окну и побарабанил пальцами по стеклу. — Мы поговорим сегодня. С ним, — добавил он, будто это должно было всё объяснить. На мгновение Себ нахмурился, а потом догадался, о ком речь. О том парне, за которым они несколько раз наблюдали.
— Это из-за него вас потом арестуют?
— Он того стоит, — улыбнулся Джим, прикрыл глаза и опустил голову, словно она стала слишком тяжёлой. Потом выпрямился и уточнил: — Что думаешь насчёт костюма? Может, всё-таки белый?
Себ хмыкнул, хотя ситуация и не особо располагала.
— Понятия не имею. Я не разбираюсь в моде.
Про себя он подумал, что Джим словно бы на свидание собирается. Такое вот извращённое свидание, которое должно закончиться взрывом. И сильно повезёт, если во взрыве не пострадает тот парень.
— С его головы и волос не упадёт, — как обычно, угадал ход его мыслей Джим, — пока. Тебе пора, детка. Забери свою игрушку, адрес я пришлю.
***
Себ не думал об этом «большом буме», пока не занял позицию. Но заняв её, впервые в жизни понял: выстрелить он не сможет, даже если приказ будут орать ему в ухо.
Нет, на самом деле, такое уже было. В прошлый раз нарушение приказа стоило ему армейской карьеры, хотя он всё равно поступил бы так же. И в этот раз, глядя в бинокль на цель, он осознавал: не выстрелит.
Он прибыл на позицию за три с лишним часа до нужного времени. У него был просто идеальный вид на нужную многоэтажку. Ничто не перекрывало цель, не было никаких помех. Здесь требовался один точный, простой выстрел — с таким справится даже новичок через два месяца учебки.
Микрофона и наушника у Себа не было. И не удивительно — Джим сказал, что его арестуют, а значит, в любом случае отберут все средства связи.
Цель не была живым человеком. На подоконнике обычной квартиры возле приподнятого окна среди горшков с цветами стоял обычный чёрный рюкзак, на котором чуть левее и ниже от центра был нарисован большой красный крестик. Бомба, которая взорвётся, когда Себ выстрелит куда требуется
Проблема была в том, что бомба стояла на девятом этаже жилой многоэтажки. И если Себ хоть немного понимал иносказательные обороты Джима, «большой бум» означал, что взрыв будет мощным. В десять сорок четыре вечера все жители квартир будут дома.
Не сводя глаз с рюкзака, Себ размышлял о том, что не способен подорвать многоэтажку с гражданскими.
«Если ты не сломаешься», — очень точно сказал Джим.
Зажмурившись, Себ подумал, что вот он, момент надлома. Марк не смог выстрелить в невысокого рыжего ирландца, а он, Себ Майлс, не способен устроить бойню среди гражданских.
И тогда спецслужбы заберут Джима.
Себ представлял, во всяком случае, примерно, зачем нужен взрыв. Это такой шантаж будет: «Я взорвал дом, не выпустите меня — взорву ещё один». Сильно придумано, на самом деле. Не удивительно. Джим — чёртов гений.
На часах было девять сорок две.
Учитывая, что цель никуда убежать не могла, Себ отложил бинокль.
Если он не выстрелит, Джиму будет плохо. Если уж спецслужбы, какое-нибудь МИ5, сцапает его, вряд ли они обойдутся вежливым разговором. Немного, совсем чуть-чуть он знал о том, как правительственные организации умеют вытаскивать информацию из тех, кто им нужен. Просто слышал. Мутная там была история с сукой-капитаном, который за деньги сливал информацию талибам. Себ бы пропустил мимо ушей, но Йена она зацепила, и он как-то рассказал её на ночь вместо страшилки. Тогда они ржали всем отрядом — кто-то, может, нервно, а сам Себ, кажется, от того, насколько всё это дико звучало. Где они — славная британская армия, а где какие-то средневековые варварства вроде пыток, к тому же, по описанию звучавших не очень страшно. Но на второй раз стало совсем не смешно, особенно потому что сам Йен стал мрачным и серьёзным. А капитан раскололся, говорили.
Если Джима возьмут в оборот серьёзные ребята, они его сломают. На самом деле, поломать человека очень просто. Себ видел, как это происходит, своими глазами. Один выстрел — даже не в него, в кого-то другого. Один взрыв. Крики вокруг. И кто-то блюёт, а у кого-то уже грязные штаны. И на следующую ночь какой-нибудь солдатик будет реветь, уткнувшись в подушку и думая, что так его никто не слышит. Так бывает со всеми — так или иначе, слабее или сильнее. А тут — допросы и пытки. Джим и так-то не особо… целый и здоровый, со всеми этими его сказками про чёрных мышей и приступами. Его просто уничтожат.
Может, есть ещё страховка? Второй стрелок, второй взрыв? Себ сильно в этом сомневался.
Стрелка часов подползла к отметке «десять пятнадцать».
До выстрела оставалось чуть меньше получаса.
Себ снова взял бинокль и изучил соседние окна. Почти везде горел свет. Виднелись силуэты мужчин и женщин. Этажом выше бомбы кудрявая девочка лет десяти прижалась носом к стеклу и смотрела вниз — наверняка ждала мать или отца с работы. Через три окна влево аккуратная старушка гладила кошку.
Себ понятия не имел, кого из них зацепит взрывом. Может, рванёт в одной квартире, а может, унесёт три этажа.
Не впервые в операциях гибли гражданские. Такое случалось и на войне. есть приказ, ты выполняешь его. Стараешься сделать всё чисто, но иногда бывают лишние жертвы. Себ никогда не считал, что эти жизни на его совести. Они на совести тех, кто развязал войну, и только. Здесь — всё то же самое.
Или не совсем.
Джим был не просто командиром, боссом, который отдавал приказы. Себ сидел с ним во время приступов непонятной болезни. Защищал его от убийц. А Джим…
Чёрт, без всяких просьб Джим взял и узнал о проблемах с сердцем миссис Кейл. И не просто узнал, он решил эти проблемы, провернув всё удивительно деликатно. Он поступил как друг.
Десять двадцать восемь.
Шестнадцать минут до выстрела.
Себ упёрся лбом во влажное нагревшееся ложе винтовки. Он не может выстрелить — и не выстрелить тоже.
Дерьмо. Какое же дерьмо.
Девять минут.
Четыре.
В десять сорок две Себ поднял голову, снял предохранитель, возвёл курок.
В десять сорок четыре он нажал на спусковой крючок.
Грохнуло. Сильно. Он успел зажмуриться, а когда открыл глаза, то увидел, что как минимум три квартиры разнесло в труху. Он не знал, сколько человек там погибло. Видит Бог, не хотел этого знать. Тяжело втянув носом воздух, он снова упёрся лбом в ложе винтовки и закрыл глаза.
***
Он отлично знал, что нужно уходить с чердака. Взрыв был очень заметным, скоро в квартале отсюда соберутся полиция и спасательные службы. О взрыве уже знают люди из спецслужб, а значит, поиски стрелка начнутся очень скоро. И хотя вокруг немало мест, откуда можно отлично прицелиться, оставаться здесь просто небезопасно.
Но Себ не шевелился. Он лежал неподвижно, чувствовал тепло винтовки и пытался дышать. Не выходило. Воздух застревал где-то в грудной клетке и не шёл дальше. Как будто в горле что-то стояло.
Вот так, одним выстрелом — три квартиры, с девочками, старушками, кошками и всеми прочими. Если бы Джим не приказал, Себ выстрелил бы всё равно. Сам принял бы это решение, как принял его тогда.
В прошлый раз он хотя бы точно знал, что прав, отлично видел, где свои, а где чужие, и стрелял, потому что прикрывал своих. Вот тех ребят, с которыми накануне операции сидел в одной столовой. То, что застряло в горле, слегка ослабло, и Себ сумел схватить ртом воздух. В этот раз всё то же самое. Здесь свои — свой, один Джим. Там чужие. Все остальные.
Это нихера не помогало. Совсем.
Нужно было небольшое усилие — просто подняться, убрать винтовку в чехол и уйти. Сесть в машину. Вернуться домой.
Себ не мог. Его парализовало. Мелькнула мысль, которая даже не напугала: если оставаться здесь достаточно долго, его обязательно найдут. И больше уже ни о чём не нужно будет думать.
В доме работали пожарные. Вопили сирены, ездили скорые.
Час спустя за спиной скрипнула дверь чердака, раздались шаги. Зашуршала одежда. Человек опустился на корточки совсем рядом. Чужая рука коснулась волос, но даже это не заставило Себа дёрнуться. Прикосновение не было приятным или омерзительным — просто никаким.
— Вставай, — тихо и серьёзно сказал Джим. — Вставай, мой дорогой.
Себ подчинился. Руки сами сложили винтовку в чехол. Ноги сами подняли тело.
— Иди за мной, — велел Джим — и Себ пошёл.
Они спустились к «Ягуару». Подчиняясь приказам Джима, Себ положил винтовку на заднее сиденье, занял пассажирское место спереди, пристегнулся. Джим завёл мотор, включил что-то классическое, вокальное и как будто церковное — и они поехали.
Себ закрыл глаза.
Музыка странным образом заполняла пустую голову, вибрировала на низких частотах, и потом почти больно ударяла по ушам высоким вокалом. Себ с трудом сглатывал, раз за разом пытаясь прочистить горло. Веки потяжелели, но спать не хотелось. Просто как будто на них положили гири, а в глаза сыпанули перца.
Ему не нравилась эта музыка. Как будто угадав его мысли, Джим повернул ручку громкости до нуля. В машине стало блаженно-тихо, но легче Себу от этого не стало.
— Однажды я отравил человека под «Лакримозу», — проговорил Джим. — Точнее, он сам отравил себя. Мы сидели в его комнате… — он говорил спокойно, задумчиво и совсем без акцента, — пили дрянное дешёвое вино. Он поставил пластинку… была у него такая смешная слабость, слушать винил… Поставил пластинку с «Реквиемом» и разыгрывал специально для меня отрывок из «Амадея». Потом оборвал сам себя и сказал, что это всё вторично (1). Перешёл на Пушкина. И точно на словах… — Джим замолчал, но потом заговорил снова: — „Постой, постой! Ты выпил без меня“, — он понял, что уже почти мёртв. И на фоне как раз заиграло… „Так пощади его, Господи“. Пошло, если честно. Но мне тогда понравилось. Ты не понимаешь ни слова, да, детка?
Ну, почти.
Возможно, если напрячься, Себ угадал хотя бы половину смысла, но ему не хотелось, и слова просто проходили мимо. Разве что про отравление он запомнил.
— Ничего, мы почти приехали, — улыбнулся Джим.
Когда машина остановилась, Себ открыл глаза и понял, что Джим привёз его домой, на Слоун-стрит. На автомате он выбрался наружу, открыл дверь, прошёл в комнату, не раздеваясь. Сел на край кровати.
Джим, конечно, последовал за ним, включая по дороге свет и оглядываясь, словно оказался у Себа в квартире впервые. Впрочем, в прошлый раз Джим был ранен и не в себе, а до этого сидел на кухне и, может, даже не заглядывал в другие комнаты.
Осмотревшись, Джим забрался на подоконник и сложил руки на груди. Наклонил голову на бок. Себ отвёл от него взгляд. Ему не нужна была сиделка. Просто остаться одному. Принять контрастный душ и заснуть часов на двадцать. Может, на сорок. Или на всю жизнь. Больше ничего.
— Посмотри на меня, детка, — сказал Джим, и Себ подчинился, как подчинялся до этого. Просто выполнять приказы было проще, чем думать самому.
Глаза у Джима были странные, широко распахнутые и как будто даже влажные.
— Ты выстрелил, — произнёс он совсем тихо.
— Да, — тупо отозвался Себ, глядя на свои руки. Конечно, они не дрожали. — А вас выпустили.
— Она не могла поступить иначе, детка, — сказал Джим. — А он мог. Детка?
Подняв на Джима взгляд, Себ на мгновение забыл о своих мыслях и перестал ощущать терзание совести. Широко распахнув глаза, Джим смотрел на него с непонятным испугом.
— Он мог, понимаешь?
— Тот парень?
— Александр. Александр Кларк, — очень медленно произнёс Джим. — Он понял, понимаешь?
— Нет. Но я рад, что вы на свободе, Джим.
Джим расхохотался истерично, но быстро взял себя в руки. Вздохнул.
— Он понял… Мы скоро станем близнецами, детка. Он и я. Не хватает одной детали. Но это легко изменить.
Джим не заговаривался и не бредил. Он что-то объяснял, причём очень важное, но оно воспринималось как сквозь толстый слой ваты. Себ уронил голову на грудь и снова закрыл глаза. Уже даже не так важно было, чтобы Джим ушёл. Он просто хотел закончить этот день, и желательно без кошмаров. Он действительно сможет это пережить, примирить свою совесть с двенадцатью трупами (и ведь не скажешь — целями), но это будет проще сделать, если ему не приснится улыбчивый Йен, который никогда не совершил бы такого дерьма. И особенно если он не превратится потом в Джима, отдающего жутковатые приказы.
Когда с него потянули куртку, Себ не стал сопротивляться. Мелькнуло на самом краю сознания и тут же пропало воспоминание о том, как его раздевала Джоан после того пистолетного выстрела. У Джима получалось едва ли не более ловко (только не сравнивать. И не думать о Джоан. Не сейчас). За курткой последовали ботинки. На футболке Себ дёрнулся, открыл глаза и пробормотал:
— Я сам.
— Тогда поживее, — удивительно зло приказал Джим.
Себ подчинился, разделся до трусов и забрался под одеяло под холодным колючим взглядом. Опустил голову на подушку. Взгляд Джима тут же потеплел.
— Хороший мальчик.
Оглянувшись, Джим нашёл стул, подвинул его поближе к кровати и сел, закинув ногу на ногу.
— Вы не уйдёте?
— Не думаю, — улыбнулся Джим. — Закрывай глазки, детка. Я расскажу тебе сказку.
— Не стоит, — ответила Себ, но глаза закрыл.
Это было странно, лежать в постели, зная, что Джим бодрствует рядом. Обычно у них всё было наоборот. Но, вопреки ожиданиям, Себ не чувствовал неловкости или страха. Сейчас Джим казался настолько нормальным, насколько в принципе возможно. И Себ понимал, что он просто таким вот своеобразным способом выражает благодарность. Собственно (будь у него силы, Себ засмеялся бы), Джим буквально копировал его действия. Подсмотрел и зеркально повторил.
— Спи, Басти, — вдруг сказал он. — Я расскажу тебе добрую сказку про чёрного мышонка.
Но её Себ не услышал — сон накрыл его внезапно мертвенной чернотой. Только один раз в ней громыхнул взрыв, обжёг глаза и лёгкие, но растворился в дымке. Почудилось очередное прикосновение к волосам, но с тем же успехом это могла быть и часть сна. Плевать. Главное, он не видел никаких кошмаров.
Примечание:
Пьеса «Амадей» Питера Шеффера достаточно популярна в Британии, при этом автор никогда не скрывал, что вдохновлялся одной из «Маленьких трагедий» Александра Пушкина — «Моцартом и Сальери». В Британии «Маленькие трагедии», насколько я знаю, никогда не ставились на большой сцене, однако существует несколько литературных переводов на английский.