В этот раз в пабе они сидели вдвоём, с Грегом.
Джоан, конечно,была в Плимуте, Пол разрывался между Скотланд-Ярдом и больницей (Энди оставалась под наблюдением врачей), Крис на пенсии стал ленив, а Тодд застеснялся. Грег пил много и отчаянно.
Себ пока тянул первую пинту и слушал жалобы друга. В конце концов, он не так часто жаловался на жизнь, чтобы прерывать его.
— Я ведь не дурак, Себ, — проговорил Грег, делая очередной большой глоток пива, — понимаю, как это выглядит. Но она неплохой человек. Больше того, хороший. Она учитель знаешь какой? Её дети обожают.
Себ кивнул, он совершенно точно не желал делиться своими мыслями по этому поводу. Грег — большой мальчик. Разберётся.
— А я… я же дома не бываю. Выходные, праздники — могу уехать на вызов, и всё. Ни одна женщина такого не выдержит.
Опять же, Себу было, что сказать: например, что от Эмили он уезжал на полгода, и она не начинала ходить по другим мужикам. Да и с Джоан они встречаются хорошо, если раз в месяц. Но он промолчал.
— А, — Грег залпом опрокинул стакан, отставил и вдруг сказал:
— Всё, завязываю с пивом. Так до алкоголизма недалеко. Пройдёмся?
— Пошли, — кивнул Себ, в душе поддерживая это решение — Грег и правда пил в последнее время многовато.
На улице было холодно и мерзко, но они застегнули куртки и зашагали по мокрому тротуару навстречу ветру. Свернули в проулок, где ветра было поменьше. Грег поднял повыше ворот и сказал мрачно:
— Пол уходить собрался.
— Куда?
— Откуда. Из полиции. Говорит, он виноват в том, что случилось с Энди. Чёрт его разберёт, как у него это в мозгу соединяется, но… Знаешь, Розочка, я даже не отговариваю особо. В нашем деле нужна ясная голова.
Себ промолчал. Он как раз понимал связь между травмами Энди и решением Пола, только говорить об этом не хотел.
— Как Энди? — спросил он.
— Есть сомнения, что будет ходить, — вздохнув, отозвался Грег. — Но не унывает. Улыбается. На них посмотреть — так она держится лучше Пола.
— Передай ей привет от меня, как увидишь, — попросил Себ, зная, что не найдёт в себе мужества посмотреть Энди в глаза.
Они долго ещё бродили по полупустым улицам, натягивая получше капюшоны, и наконец разошлись.
***
Себ проснулся от вибрации телефона. На экране высветилось одно слово: «Приезжай», — и он сорвался с места.
Джим сидел на диване в полутьме — одна из люстр в дальнем левом углу горела. Глаза его были закрыты, рот, напротив, приоткрыт. Музыка не играла, и от этого становилось даже более тревожно.
Себ ещё приблизился, теперь достаточно, чтобы увидеть слишком бледную кожу Джима, его расширенные зрачки, уловить нервное сбивчивое дыхание.
«Мать твою», — с некоторой обречённостью подумал Себ. И почему он не выбирает Дарелла в качестве сиделки? Ну, ясно же, что доктор подходит на эту роль куда лучше.
— Ты хочешь уйти, детка? — спросил Джим, с трудом шевеля белыми губами. — Позвать доктора? Скажи честно.
Смотреть такому Джиму в глаза было сложно. Куда легче, конечно, чем выдерживать сканирующий взгляд, но всё равно болезненно и очень изматывающе.
— Хочешь?
Дареллу можно было доверять. В конце концов, он возился с Джимом девять лет и точно умеет управляться с этими приступами. Но Себ не мог ответить наверняка. Джим написал ему, и писал много раз до этого. Вызывал именно его, потому что доверял. Как знать, возможно, мысль о том, что не хлипкий доктор, а военный охраняет его в такие периоды, придавала Джиму уверенности в собственной безопасности. Или Дарелл болтал без умолку и суетился.
В этот раз, вот странность, Себ меньше боялся остаться наедине с безумием Джима. После объяснений доктора о природе этих приступов стало как-то понятнее. Просто болезнь. Тяжёлая, утомительная, может, даже неизлечимая, но болезнь, у которой есть название.
И с этой точки зрения всё выглядело понятнее и проще. Во время приступа болезни Джим хотел, чтобы рядом был кто-то. Желательно, кто-то, кому он доверяет. И так вышло, что эта роль выпала Себу.
Он не мог отказать.
— Нет, Джим, — сказал он мягко, — не хочу.
— Помоги… — прошептал Джим, уже медленно, глотая часть слова, — раздеться… помоги.
С совершенно пустой головой Себ сделал всё, что было нужно, накрыл Джима пледом, привычно опустился на пол возле дивана и зажмурился.
— Он не должен был понять… — пробормотал Джим. — Я говорил с ним.
— С Александром? — осторожно спросил Себ, потому что Джим явно хотел что-то услышать.
— Спроси.
— Почему он?
— Какой умный мальчик… Ты смотрел фильмы, да? Ты пытался…
Выдохнув через нос, Себ ответил:
— Я посмотрел эту «Жертву нового бога». Нет, красиво, конечно, и жутковато, только вот…
— Это я, — улыбнулся, не открывая глаз, Джим.
— Это вы? — переспросил Себ, и тут до него дошло. Он вспомнил, где слышал об этом фильме. От Грега, который жаловался, что режиссёры понаснимают всякой ерунды на основе реальных событий, а потом маньяки просыпаются. И рассказывал о жертвоприношениях. — Вы придумали их, те жертвоприношения?
— Он сделал лучше, Басти. Красивее. Придал ещё больше смысла. Он понял. Басти… Детка, — в его речи послышался чудовищный акцент, — я хотел, чтобы он сгорел, — прошептал он совсем слабо, — хотел видеть, как плавится его кожа. Слышать вопль. Так хотел…
На минуту Себ решил, что речь всё ещё об Александре Кларке, но потом быстро осознал ошибку. Нет, речь шла о другом.
— Почему он умер? Это нечестно… Он был мой… — в голосе Джима послышалась детская обида. — Я ведь обещал ему… — он перешёл на ирландский и затараторил что-то совершенно неразборчивое. — Я звонил… Не хочу его сегодня видеть, — пробормотал он. — Пусть он не приходит.
— Кто? — осторожно спросил Себ.
— Святой отец, — ответил Джим таким тоном, словно его удивил сам вопрос. — Он смеётся надо мной. Я ведь нарушил слово. Я его не убил.
Себ зажмурился, позволил эту маленькую слабость. Ну, почему на роль сиделки и конфидента Джим не выбрал кого-нибудь другого? Поумнее? Того же Дарелла?
— Почему ты его не убил? Ты хочешь рассказать? — спросил он тихо.
На губах Джима появилась слабая улыбка.
— Мышонок убежал. Бесхвостый умный мышонок с чёрной шкуркой. А старый котище его лапой — цап. Три глубоких борозды на спине. Басти… Себастиан…
— Я тут.
Джим надолго замолчал, но не успокоился: под опущенными веками бешено вращались глазные яблоки, губы то и дело напрягались, но не выдавали ни звука. Пальцы рук, лежащих поверх одеяла, подрагивали.
— Жил на свете дурной мальчик Джим… — выговорил Джим невнятно. — Обычно в книжках для воскресных школ дурных мальчиков зовут Джеймсами. А этого звали Джим (1). И у матери его не было чахотки… И когда он съел в кладовке всё варенье, то не раскаялся и не заплакал. Смешной мальчик Джим, правда?
— Угу, — согласился Себ, не до конца уверенный, с чем соглашается.
— Очень смешной мальчик, — повторил Джим, — и не такой уж дурной. Самый обычный. Я был хуже. Он мне говорил: такие дурные дети как я горят после смерти в аду. Говорил: мне не поверят. Меня убьёт собственный отец. Очень дурной мальчик Джим. А Уолли поверил. Я к нему сбежал…
Дерьмо. Какое же дерьмо. Себ запрокинул голову повыше, вглядываясь в белый крашеный потолок. Каждый раз, когда Джим в бреду касался этой темы, Себ пытался выключить мозг вместе со слухом. Проигнорировать. Он, чёрт подери, не хотел об этом думать.
Слишком больно. Может, Джиму и правда было бы легче, если бы он сжёг своего священника? Кто его осудил бы? Точно не Себ.
Сколько лет тогда было Джиму? Спрашивать он не рисковал, но предполагал, что очень немного. В этой херне про то, что ему не поверят взрослые, не так-то просто убедить подростка. Значит, ребёнок. Восемь лет? Девять? Ровесник Сьюзен или около того.
Джим застонал, задёргался. И Себ, не дожидаясь просьбы, начал рассказывать сказки. Он не знал, почему они работали и оказывали на Джима такой успокаивающий эффект, но это и не имело значения. На ум почему-то пришли «Сказки дядюшки Римуса» — возможно, потому что там не было ни чудовищ, ни мышей. А кролики, черепахи и лисы, кажется, Джима не цепляли. Постепенно Джим успокаивался. И на истории про то, как Братец Черепаха обогнал Братца Кролика, заснул.
Себ подождал ещё полчаса, но ничего не произошло: Джим больше не метался, не дёргался, не дрожал, а спал, причём крепким и как будто спокойным сном.
Осторожно поднявшись, Себ погасил свет, вернулся на своё место, опёрся лбом о колени и тоже задремал.
Примечание:
(1) Джим не очень точно цитирует «Рассказ о дурном мальчике» Марка Твена