— А ты хотел бы, чтобы сор в избе оставался?
В лабораторию вошел невысокий худощавый молодой человек в белом халате. Он остановился у порога.
— О чем спорят громовержцы?
— И не говори, Гриша, — пожаловался Подшивалов, — Константин Дмитриевич совсем переметнулся к новичкам.
Молодой человек поморщился, а Горностаев, почуяв в нем своего сторонника, немедленно ринулся в атаку.
— Рассуди нас, Григорий Алексеевич,— обратился он к молодому человеку.— Я считаю, что Орленов должен познакомиться с нашими работами и дать им свою оценку, а Иван Спиридонович против. Но ведь не можем мы вечно жить за семью замками?
— Ничего, этот Орленов сам все замки откроет, — засмеялся молодой человек. — Я видел, как он ходит по острову, — глаза во-острые, нос вытянут! От него не спрячешься: и достижения увидит и недостатки не обойдет.
— А ты, чуть что, сразу и о недостатках! — рассердился Подшивалов.
Молодой человек не ответил, он думал о чем-то другом. Горностаев не торопился уходить, хотя и понимал, что у Григория Алексеевича есть какое-то секретное дело к начальнику лаборатории. Горностаеву давно уже надоело секретничанье, которым Подшивалов окружил свои работы и работы помощников. Получалось так, что секретничанье это не столько защищало лабораторию от сторонних наблюдателей, сколько укрывало ее сотрудников от критики. Может быть, даже и начальника…
Григорий Алексеевич Марков был, пожалуй, любимым учеником Подшивалова. Подшивалов сам и открыл этого молодого человека в какой-то маленькой электромастерской. Марков не получил высшего образования. Окончив техникум, он пошел на производство, но страсть к изобретательству загнала его в такие дебри термодинамики и энергетики, что во многих вопросах он разбирался лучше иного дипломированного ученого. Естественно, что старик Подшивалов, отыскавший этот самородок, относился к нему с той ревностью первооткрывателя, которая бывает иной раз деспотичнее родительской любви. Помолчав немного, Марков неловко спросил:
— Что же мы будем делать с ультразвуковой установкой, Иван Спиридонович? Надо бы написать в биохимический институт. Может, они подскажут что-нибудь интересное?
— Рано! — строго сказал Подшивалов.
— Но я закончил всю серию опытов, как вы советовали.
— А ты повтори!
— Так можно повторять до бесконечности! А установка будет стоять.
— Потом, потом, Григорий Алексеевич!— недовольно сказал Подшивалов, и молодой человек, чуть заметно пожав плечами, вышел.
Вот это и была самая неприятная причуда Подшивалова! Он словно бы боялся выпустить из-под своего контроля те приборы и аппараты, которые создавались в его лаборатории. Константин Дмитриевич знал, о чем идет речь. Марков спроектировал и построил ультразвуковую установку для консервирования фруктов. Но, продолжая опыты, он выяснил, что токи высокой частоты убивали микроорганизмы в любой среде. Следовательно, эту установку можно было применить не только для консервирования фруктов, но и для консервирования мяса, молочных продуктов. Надо было только посоветоваться с биохимиками, может быть, привлечь их к созданию промышленных образцов. И вот Подшивалов запрещал ему «рассекречивать» работу.
— Слушай, Иван, ты долго будешь держать Маркова на голодном пайке?
— Он пока еще не голодает! — сердито ответил Подшивалов. — Тут, — он ударил себя по лбу, — идей хватит не на одного Маркова!
— Но ведь установка-то готова?
— А это еще надо проверить!
— Да ты и так проверяешь ее целый год!
— А большие открытия сразу не делаются! Вот Башкиров пришлет к нам биолога, тогда мы и закончим проверку.
— Но Марков прав, проще обратиться в институт биохимии.
— А по-моему, сложнее! — упрямо ответил Подшивалов.— Посторонним у нас делать нечего. От них только смуты начинаются. Не успеешь оглянуться, как на наш прибор посадят чужую марку и будет установка уже не филиала, а какого-нибудь другого учреждения. Вот и с выставкой так же может получиться. Орленов распишет наши работы, глядишь, кое-что попадет в печать, а там ищи-свищи, когда на них новый автор объявится.
— Ну и глупо! — поморщился Горностаев.— Я надеялся, что ты сам ему кое-что подскажешь, у тебя ведь тоже применение токов высокой частоты изучается.
— Нет уж, объединять его работу с нашей смысла нет, — непримиримо сказал Подшивалов. — Пусть он кооперируется с Улыбышевым. Насколько я понимаю, директор его для этого и привез. А мы как-нибудь сами правимся…
— Ну, смотри, Иван, это может плохо кончиться! Орленов — это не Марков, который только из твоих рук и смотрит! Я Орленова нарочно на тебя напущу.
— А мы не боимся, у нас замки крепкие! — насмешливо ответил Подшивалов.
Проводив Горностаева, он и в самом деле покрепче прихлопнул дверь и накинул крючок, будто ожидал, что к нему вот-вот ворвется Орленов.
А Горностаев, все еще кипя от злости на старого приятеля, который не пожелал понять его, пошел звонить в обком, чтобы условиться о встрече. Хорошо было бы поговорить с первым секретарем. Далматову можно пожаловаться и на Подшивалова, он поймет и посоветует, как укротить старика. Да и представить молодого кандидата было бы недурно, а то Далматов все намекает, что в филиале мало инициативных ученых. Ничего, скоро их будет много! Одни приедут, как Орленов, другие появятся из местных, когда защитят диссертации…
Эти приятные размышления сгладили горький осадок от встречи с Подшиваловым, а когда Далматов согласился принять Горностаева и познакомиться с Орленовым, Константин Дмитриевич испытал настоящую радость. Все-таки, как ни говори, дела филиала занимают самых ответственных товарищей! И он поспешил предупредить Орленова о предстоящей важной встрече.
3
Секретарь обкома Далматов по образованию был агрономом. Еще в молодости он проявил большие организаторские способности и очень скоро занял одну из руководящих должностей в управлении сельского хозяйства. Затем он перешел на партийную работу, но интереса к сельскому хозяйству и его развитию не потерял.
Теперь он должен был заниматься всем хозяйством области, думать о том, чтобы оно развивалось гармонически. Но деревня с ее колхозами, с МТС, с севооборотами, с борьбой за урожай, с мохнато-зелеными заливными лугами и золотыми полями все же привлекала его больше, чем городские предприятия. И в науке он обращал больше внимания на знакомые еще со студенческой скамьи предметы, поэтому и филиал института, занимавшийся электрификацией сельского хозяйства, Петр Иванович выделял среди других научных учреждений области.
Когда Улыбышев начал конструировать электрический трактор, Далматов оказал ему особое внимание и поддержку и теперь с нетерпением ожидал результатов этой работы. Была и еще одна причина, которая подогревала нетерпение секретаря обкома. Столица области праздновала осенью шестисотлетие. На заводах, в колхозах, в научных учреждениях готовились отметить эту дату. Верхнереченская область ничем особенным не отличалась. Все в ней было умеренно и средне, как и климатическая зона, в которой она была расположена. В области не было ни запасов руд, чтобы развить тяжелую промышленность, ни крупных массивов пахотных земель, как где-нибудь в Сибири или в Казахстане. И хотя Далматов любил говорить, что в области — гармонически развитое хозяйство, иногда он сожалел, что в ней особенно не блеснешь: никто не может сказать, что это житница страны, как говорят о Кубани, или что это становой хребет индустрии, как говорят об Урале.
И вот, когда он услышал об электрическом тракторе,— он, как агроном, заинтересовался самим механизмом, а как политик, понял, что опыт массовой электропахоты, несомненно, привлечет общее внимание к Верхнереченской области. Вот это и был настоящий подарок к шестисотлетию Верхнереченска.
Всего этого Орленов не знал, как, наверно, не знал и Горностаев. Горностаев догадывался лишь о том, что Далматова по старой памяти, как агронома, занимают новинки, которые создаются в филиале. В этом именно плане он и информировал Орленова, пока они ехали в обком.
Внешне Далматов очень понравился Орленову. Это был мягкий, спокойный человек небольшого роста со смешливыми искорками в глазах, сдержанный в жестах и в голосе. Во время беседы Далматов сидел неподвижно в глубоком кресле перед пустым столом с массивным письменным прибором. Казалось, что этот большеголовый крепыш держит все данные о жизни области в памяти и потому на столе нет ни справочников, ни бумаг.
Горностаев, представив секретарю обкома нового сотрудника филиала института, скромно присел в сторонке, теребя свои отвисшие усы и взглядом подбадривая Орленова. Представляя его, он упомянул о том, что Орленов будет работать над прибором для управления электрической подстанцией на расстоянии, и о том, что молодой ученый согласился консультировать отдел новейших достижений энергетики на сельскохозяйственной выставке области. Теперь он ждал, как повернется беседа.
Далматов при упоминании о выставке заметно оживился.
— А новинки филиала покажете?— спросил он.
— Я еще не знаю работы филиала, — скромно сказал Орленов.
— Горностаев вам поможет, — Далматов бросил короткий взгляд, и это прозвучало как приказ. Впрочем, он тут же смягчил его веселой усмешкой: — Все мы интересуемся наукой, но понимаем ее только в популярном изложении… — он как бы сожалел, что судьба не позволила ему самому стать ученым. Тут были и тонкий комплимент и требование. Затем он продолжал: — Наши люди производят станки, суда, продукты. Почему им иногда и не похвалиться своей работой? Вот они-то и хотят знать, что же делают ученые, чтобы помочь людям, над чем трудятся в институтах, лабораториях их сыновья и братья. Такое желание вполне справедливо. Поэтому на выставке и надо показать как можно больше новинок.
— Если Константин Дмитриевич поможет…
— Помогу, помогу! — живо отозвался Горностаев. Про себя он подумал, что это и есть кратчайший путь, на котором новый работник столкнетоя с каждым сотрудником филиала. Что греха таить, каждому лестно услышать похвалу своей работе! Тут они живо перестанут секретничать, наоборот, все двери раскроют как можно шире, лишь бы о них не забыли! Конечно, такой ворчун, как Подшивалов, может, и рассердится, но пусть его! Пора, давно пора показать работу филиала на людях. А то действительно засекретились так, что можно подумать, они ничего и не делают!
Далматов, точно прочитав мысли Горностаева, усмехнулся и сказал:
— Только начинайте поскорее. А если уж начнете, не бросайте это дело! А то вон Улыбышев в первые месяцы своего пребывания здесь выстрелил целый цикл лекций, а теперь из него и слова не вытянешь. Если что и изречет, то только как оракул! И народ не знает, чем он и вы все занимаетесь!
— Сначала придется войти в курс работ филиала,— сказал Орленов.