Леха пил чай с молоком и медом и злился на себя: опять умудрился подхватить ангину в самую жару. Обычная история: посидел в машине под кондиционером, хлебнул пивка из холодильника — и вот результат. Одно утешало: он точно знал, что это не ковид, потому что всевозможные ароматы — от кофе до апельсинов и малинового варенья — нос различал прекрасно. Впрочем, его нос безошибочно улавливал еще один, уже еле различимый запах. Стоило Лехе сесть в машину, как он тут же узнавал легкий шлейф пребывания там той самой ЧЧ — Чумовой Чувырлы. Каким образом легкий яблочный аромат то ли шампуня, то ли мыла новой знакомой, то ли ее юной кожи держался в салоне автомобиля так долго, для капитана Пищика оставалось загадкой.
— Навязалась на мою голову! — проворчал Леха, допив чай. Однако в ту же минуту он с изумлением понял, что не отказался бы прямо сейчас увидеть Вездесущую Мышь. Чем дольше он думал о Рите, тем больше она ему нравилась. Самостоятельная, дерзкая, смелая и при этом какая-то по-детски трогательная, а, главное, не похожая ни на манерных инстаграмщиц с их надутыми силиконом губами, ни на грубоватых дам из полиции, припечатывающих все для ясности ядреным матерком. Хрупкая фигурка Марго, ее темные глаза, так эффектно контрастирующие со светлыми волосами, запали в душу капитану еще при первой встрече.
«Чем-то она похожа на лермонтовскую княжну Мери», — подумал Леха. Он вспомнил абзац из «Героя нашего времени», в котором Печорин рассуждал о «бархатных глазах» княжны с длинными ресницами и обрадовался: у Риты были такие же бархатные глаза и длиннющие ресницы.
«Впрочем, в наш век косметики о натуральной длине ресниц судить трудно». — усмехнулся капитан.
Лермонтов был Лехиным любимым автором с раннего детства. Еще в школе он выучил несколько стихов поэта, а прозу перечитал почти всю, даже драму «Маскарад». Странное для капитана полиции увлечение объяснялось просто. В девятом классе кто-то из девчонок сказал, что Пищик похож на Печорина, и Леха принялся изо всех сил тренировать мрачный взгляд и «усталость от жизни». Он был в то время невысоким тонким брюнетом с едва пробивающимися усиками, так что в нем угадывалось сходство не только с Печориным, но и с Лермонтовым. К одиннадцатому классу Леха вымахал и раздался в плечах, но кличка «Печорин» сохранилась за ним до самого выпускного. Кстати сказать, стихи классика не раз помогали ему завязывать знакомства с девушками. Капитану Пищику нравилось, что Лермонтов был поручиком, воевал на Кавказе и погиб на дуэли. Хоть и поэт, а не хлюпик какой-нибудь! Одно Пищик не мог понять: откуда к поручику приходили такие щемящие строки. Вроде бы, проще не скажешь: «Выхожу один я на дорогу». А ведь, поди ж ты, пробирает до печенок, особенно если немного выпить с друзьями и вспомнить, что через несколько дней после написания этого стихотворения поэт погиб на дуэли.
Загадка гения не давала Лехе покоя и позже, когда он уже стал Алексеем и следователем московской полиции, и пару лет назад он даже взял на работе короткий отпуск и смотался в Пятигорск. Повидал и выбеленный, крытый камышовой соломой домик Лермонтова, в котором тот написал эти и другие великие стихи, и старинные пятигорские бюветы с минералкой, возле которых собиралось «водяное общество», и место дуэли поэта с Мартыновым. Даже на Машук Леха поднялся, чтобы отправить Варе фото с подписью «Кавказ подо мною».
Варенькой звали тогдашнюю девушку Лехи, которая его коварно покинула ради бизнесмена средней руки. Пытаясь выкинуть предательницу из головы и из сердца, Леха частенько вспоминал строки Лермонтова:
«Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье.
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою».
Все, что касалось биографии Лермонтова, вопросов у Лехи не вызывало: рано остался сиротой, обличал в стихах царя и высшее общество, был сослан на Кавказ, слыл задирой и бретером, погиб на дуэли в 27 лет. Но вот что касается творчества… Как, скажите, молодой поручик мог написать:
«Уж не жду от жизни ничего я
И не жаль мне прошлого ничуть.
Я ищу свободы и покоя,
Я б желал забыться и заснуть»?
Впрочем, там, на Кавказе, увидев те же горы, на которые смотрел поэт почти 200 лет назад, и то, как «сквозь туман кремнистый путь блестит», Пищик кое-что понял про поэта и его стихи. Однако сам, как ни старался, даже поздравление в стихах на юбилей полковника Жолобова не мог сочинить. Как говорится, что не дано, то не дано.
Размышления капитана полиции прервал телефонный звонок. Звонила Чумовая Чувырла. Ишь ты, легка на помине! Попробуй тут не поверь в телепатию.
— Какие новости? — спросил Алексей строго.
— Знаете, мне кажется, вы были правы.
— В смысле?
— Кажется, мои новые друзья из Бирюлева не в курсе повальной смертности в Марфино. По крайне мере, один оголтелый билюревский антиваксер ушел в отказ, и, похоже, он не врет. Хоть и наглый, и малообразованный, на убийцу этот тип не тянет. Наверное, все действительно было проще, мы зря стараемся. Калюжного, и его докторш банально убил этот проклятый ковид.
— А кто же тогда пытался ночью проникнуть на участок к Анжеле Карпенко? Тоже ковид? — язвительно поинтересовался капитан и вкратце познакомил Риту с новыми обстоятельствами. — Похоже, вдовушка номер два не напрасно опасается за свою жизнь. Кстати сказать, она недавно мне звонила. Сказала, что чувствует себя плохо, но отлежаться не получится, разбирается с похоронами Калюжного. Его тело до сих пор лежит в холодильнике клиники. Прикиньте, она вторую неделю с Еленой бодается! Анжела хочет похоронить мужа согласно его воле на Введенском кладбище в Москве, а законная вдова настаивает на кремации. Хочет потом увезти прах супруга в Питер и похоронить на одном участке с его родителями.
— И что же в подобных обстоятельствах вы намерены предпринять? — поинтересовалась Рита.
— Вообще-то это тайна следствия, — сказал Леха с важностью.
— Тогда и я вам про готовящийся митинг антиваксеров не расскажу, впрочем, как и про ковид-диссидента в рясе.
— Предлагаю встретиться, чтобы все обсудить лично, а не по телефону, — внезапно предложил Пищик.
Брякнув это, Алексей удивился собственной прыти. Еще секунду назад он и не собирался встречаться с этой девицей. Впрочем, она тоже молчала в ответ на его предложение, и капитан приготовился получить отказ и порцию насмешек от острой на язычок репортерши.
— Почему бы и нет? — внезапно сказал она после неловкой паузы. — Я же работаю на удаленке, значит, сама распоряжаюсь своим временем. Называйте, капитан, время и место, и я туда подъеду.
— Могу забрать вас у станции метро «Калужская», где высадил в прошлый раз, — предложил Алексей. — О времени сообщу позже. Не представляю, что меня завтра ждет на работе.
— Отлично, до скорого! — сказала Рита. Она выключила мобильник и обратилась к псу: — Знаешь, Ватсон, в советское время в прессе была популярна рубрика «Журналист меняет профессию». Репортеры где только ни работали, чтобы потом написать очерк или репортаж, так сказать, изнутри профессии. Вот и я с какого-то перепугу стала агентом под прикрытием. Только об этом в моей колонке до поры до времени не напишешь — тайна следствия. Да и бирюлевские прихожане, если узнают, побьют, сразу же забыв обо всех десяти заповедях.
Ватсону надоело слушать рассуждения хозяйки. Он радостно хрюкнул, выбежал из комнаты и вскоре появился с поводком в зубах.
— Уж тебя-то, мой друг, я понимаю без всякой дедукции, — сказала Рита и стала собираться на вечернюю прогулку.