Критик Македонский частенько говорил жене:
— Ты меня с собой, Маша, пожалуйста, не ровняй! Если ты удобно устроилась на диване, то просто отдыхаешь и смотришь телик. А когда я лежу на диване, в моей голове идет напряженная работа, рождается очередная статья или даже концепция новой книги.
— А когда ты выпиваешь, в голове тоже идет напряженная работа? — каждый раз ехидно интересовалась жена.
— Вот именно! — ничуть не смутившись, отвечал Македонский. — Алкоголь помогает расширить сознание и избавиться от банальностей. Да и разве сто граммов это доза для мужчины? Так, ерунда.
— Если бы ты писал столько же, сколько пьешь, мы бы давно уже жили в элитном доме, — парировала жена.
Вспоминая упреки строгой Маши, Македонский не спеша прогуливался по набережной Круазетт, вдыхал свежий морской воздух и с любопытством глазел на праздную публику. Мечты, казавшиеся несбыточными еще недавно, наконец стали явью.
Критик присел на лавочку, вытряхнул из портмоне бумажку в десять евро и подумал:
«А не заглянуть ли в бар? Собственно, почему бы и нет? Пропущу бокальчик красного, а потом там же, как делают западные коллеги, забью в ноут репортаж с Каннского фестиваля и перегоню его в редакцию. Говорят, что в барах на набережной отличный вай-фай. Пожалуй, надо срочно связаться с шефом и пожаловаться на цейтнот. Ну, чтобы главный не слишком завидовал. Еще имеет смысл позвонить Маше и предъявить мою трезвую и довольную физиономию. Манечка, небось, по давней, еще советской привычке, ждет какую-нибудь модную шмотку из Франции. Необходимо прямо сейчас ей звякнуть, пожаловаться на местную дороговизну, что чистая правда, и напомнить, что лучшим подарком буду я сам, вернувшийся живым и невредимым из ковидной Европы. Ох, женщины! Морально вас не подготовишь — потом обид не оберешься…».
Критик Македонский, стараясь держать спину прямо, уверенной походкой направился в ближайший бар. В этот миг он чувствовал себя Познером на съемках фильма о Франции.