— Машенька, добрый вечер!
Марго сразу узнала в смартфоне голос Емельяна, однако совсем не обрадовалась. Отнюдь. Из-за последних событий и бирюлевский храм, и прихожане отодвинулись в памяти куда-то далеко, и у Марго не было никакого желания вновь открывать страницу, казалось, уже перевернутую и забытую. Даже писать о прихожанах храма расхотелось. Пускай эти милые, недалекие люди несут в трапезной очередную чушь про чипирование. Она-то тут при чем? Уже ясно, что версия об убийцах-антиваксерах, мягко говоря, несостоятельная. Как она могла поверить в эту чушь и потерять зря столько времени?
Из-за работы под прикрытием у репортера Мышкиной накопились долги перед порталом «Всякая всячина». В пятницу Вездесущая Мышь впервые пропустила еженедельную колонку, о чем с неудовольствием сообщил на планерке главный редактор. Оказывается, на сайт пошли письма от недовольных читателей. Шпажкин пригрозил: если подобное повторится, редакции придется расстаться с Мышкиной.
Рита пришла в уныние: на что тогда жить? Накоплений нет, приличное место работы сразу не найдешь, а платить за съемную квартиру, кормить Ватсона и питаться самой надо ежедневно. Не говоря уже о том, что в двадцать три года хочется иногда и тряпку модную купить. В общем, чтобы вернуть расположение шефа, придется поднажать и накропать криминальную колонку, которая соберет кучу лайков и перепостов.
Однако Емельян по-прежнему сопел в трубку, и дальше молчать было невозможно.
— Какие новости? — спросила Марго самым нейтральным тоном.
— Приходи завтра в храм, — сказал он, — у нас праздник. Отец Фотий. слава Богу, быстро поправился. Оказалось, у него не ковид, а обычная простуда. Короче, батюшку уже выписали из больницы, и он ждет всех наших на литургию, а потом на чаепитие, как обычно. Говорит, Господь вразумил его на впечатляющую проповедь.
Слова Емельяна заинтриговали Марго, и она решила съездить в храм, послушать отца Фотия. Кто знает, может быть, в последний раз. Честно говоря, работа агента под прикрытием оказалась не слишком результативной, отняла кучу времени и, наверное, ее пора уже сворачивать. Рита подумала, что ей будет жаль расставаться с новыми знакомыми. Она успела привязаться к отцу Фотию. серьезному философу и богослову, человеку с добрым сердцем, и к его ближнему кругу. Да, эти люди во многом наивны, им присущи человеческие слабости (а у кого их нет?), зато они искренние и неравнодушные. В отличие от многих успешных ее знакомых прихожане, входящие в окружение отца Фотия, не циники. не проныры и не карьеристы. Они готовы отстаивать свои убеждения, даже рисковать ради них, а если порой и грешат, как все, то стараются как можно скорее искупить свою вину.
Марго с вечера приготовила белую кружевную блузку и черную шелковую юбку чуть ниже колен, в которой раньше ходила только на концерты в зал Чайковского. На голову вместо скромного платочка решила накинуть кремовую шаль. Рита вытащила из шкафа небольшую сумочку, в которую как раз поместилась пара шоколадок для чаепития. Рюкзак пускай в этот раз поскучает дома. «Выздоровление отца Фотия — событие радостное, надо выглядеть торжественно», — думала она.
Настроение у прихожан было и вправду праздничным. Нарядно одетые люди улыбались и поздравляли друг друга с чудесным исцелением пастыря.
Настоятель появился в храме эффектно, словно любимый артист, которого устала дожидаться публика. Все затихли. Было заметно, как исхудал отец Фотий, слышно, как ослаб его голос. Пребывание в больнице не прошло для него бесследно. Однако антипрививочный дух не покинул мятежного священника. Видимо, отец Фотий был по натуре диссидентом. Настоятель терпеть не мог мчаться по жизни прямо, он предпочитал пробираться партизанскими тропами, даже если они порой обрывались на краю пропасти…
Кстати сказать, у отца Фотия была своя, очень личная причина ненавидеть всеобщую вакцинацию. Клавдия однажды по секрету рассказала Рите, что когда-то давно у маленького сыночка священника развился после какой-то рядовой детской прививки отек Квинке, и спасти мальчика не смогли.
Рита вспомнила это и подумала, что пугать неистового священника разгоном мирного митинга бесполезно. Если отец Фотий что-то задумал, добьется своего непременно. Да что там полиция! Инквизиция, и та бы его не испугала! Ради борьбы за веру он готов пойти на риск и даже подвергнуть опасности своих духовных чад.
Марго напрасно надеялась, что, побывав в больнице, батюшка будет агитировать прихожан прививаться. Не тут-то было! После окончания службы священник произнес пламенную проповедь, в которой заклеймил слабых духом братьев и сестер, которые не верят в Бога и предпочитают чипировать себя сомнительной вакциной, которая, к тому же, не дает стопроцентной гарантии не заболеть короной. Дескать, он слышал в больнице немало историй о том, как даже привитые люди тяжело болели этой «проклятой чумой нашего века».
— Братья и сестры! Я немного поболел, однако не умер. Этого мифического ковида у меня и вовсе не обнаружили. Оказалось, обычная ОРВИ. Спасли вера и молитва. Лишнее доказательство того, что все в руках Господа, в том числе, и жизнь, и смерть нас, грешных. Господь, как огромный процессор, прогнозирует наши судьбы и составляет каждому программу его жизни, — внес отец Фотий современную нотку в свою проповедь. Прихожане смотрели на пастыря с любовью и подпевали церковному хору, не отвлекаясь в этот раз на перешептывания.
В трапезной настоятель перешел к более интимным рассказам:
— Друзья мои, в больнице я убедился: дьявол разными способами испытывает мою веру в Господа. Например, подсовывает бредовые, воистину кошмарные видения, чтобы искусить меня грешного. Один раз мне даже показалось, что медработники обсуждали убийство пациента. Как такое может быть в лечебном учреждении? Теперь понятно, что это был бред больного, но тогда я лежал в жару, почти без сознания и читал «Отче наш». Одним словом, готовился к смерти. Когда на следующий день температура спала, я с трудом мог вспомнить тот ночной кошмар.
Марго, расслабленно попивавшая чай с домашним яблочным мармеладом, выставленным на общий стол Клавдией, на этих словах напряглась и не слишком вежливо перебила священника:
— Отец Фотий, а вы могли бы описать тех, кто приходил к вам в том кошмарном видении? –
— Один голос был мужской, другой женский, — сказал отец Фотий и добавил, — больше я ничего не помню. Видимо, бесы испугались, что их кто-то может услышать, и быстро исчезли. Хотя… Кажется, они обсуждали, какая доза лекарства смертельна для мужчины, а какая — для женщины.
Марго затаила дыхание. Она поняла, что вот сейчас, буквально в эту минуту услышит что-то важное…
— Пожалуйста, отец Фотий, остановитесь на этом моменте подробнее. Иногда в моих снах тоже причудливо повторяются события минувших дней. Может быть, вы прежде слышали эти голоса в реанимации?
— Я думал об этом. Времени-то, братья и сестры, было полно: лежи себе под кислородом, читай в уме молитвы и думай. Так вот, пытливая дочь моя, женский голос мне показался знакомым, но я решил, что это нечистая сила со мной играет. Женские голоса, они ведь все похожи, тем более, у врачей в масках. А вот мужской дребезжащий тенорок я никогда прежде не слышал.
Отец Фотий помрачнел, достал большой клетчатый платок и вытер пот со лба. Стало заметно, что болезнь не прошла для него даром.
Люди, присутствовавшие в трапезной, зашевелились, зароптали. Дескать, вот же нахальная девчонка! Без году неделя как прихожанка храма, по недогляду допущенная в круг избранных, а туда же! Отвлекает отца Фотия от общей душеполезной беседы.
— Зачем вспоминать то, что уже прошло, — сказала Клавдия, бросив недовольный взгляд на Риту. — Уныние тяжкий грех. Лучше съешь, Маргарита, пирожок с капустой. Ночью пекла. А для вас, отец Фотий, для матушки Ирины и ваших детишек я пирожные безе состряпала. В честь вашего чудесного исцеления. — Клавдия указала глазами на блюдо, прикрытое вышитой салфеткой. Она и сама, белокожая, румяная, в розовой шелковой кофточке и в белой кружевной накидке выглядела, как пирожное-безе с бело-розовым кремом.
— Спасибо, растрогала ты меня, Клавдия!
Отец Фотий в первый раз улыбнулся, и сразу стало заметно, что на его похудевшем, обтянутом желтоватой кожей лице прибавилось морщин.
— Можно я задам отцу Фотию последний, очень короткий вопрос? — Рита виновато обвела взглядом присутствующих и, несмотря на их недовольные вздохи, продолжала, — Вы не могли бы вспомнить, какого числа слышали тот разговор о смертельной дозе?
— Ну, ты слишком многого хочешь от пожилого человека, дочь моя, — усмехнулся отец Фотий. — Хотя… Постой… Кажется, в тот день в реанимации дежурила молоденькая докторша Галина. Все, больше ничего не вспомню, хоть огнем жги. А теперь перейдем к главному. Наш антипрививочный митинг в мэрии не согласовали. Им дана сверху команда активно агитировать за вакцинацию. Что ж, значит встанем в одиночные пикеты вокруг памятника Пушкину. Пикеты пока разрешены. Вот сейчас и проверим, что вы тут без меня делали. Плакаты готовы?
Емельян подошел к священнику и показал ему в смартфоне фотографии.
— Отлично, — похвалил отец Фотий. — Откладывать далее наше богоугодное дело нельзя. Из-за моей болезни и так уйму времени потеряли! О дате и часе проведения пикетов против повальной вакцинации сообщу дополнительно. Настраивайтесь на самое ближайшее время.
Все заговорили одновременно, затем вскочили, задвигали стульями. Воспользовавшись общим оживлением, Рита выскочила из трапезной и позвонила Алексею.
— Привет! — сказала она.
— Привет! Я работаю! — откликнулся Пищик не слишком любезно.
— А я что делаю? — слегка обиделась Рита.
— Наверное, где-то гуляешь, воскресенье же, — сказал Алексей уже другим тоном, в котором проскользнули нежные нотки. Рита догадалась, что любимый соскучился, и почувствовала, как по телу разливается приятное тепло, словно она сделала глоток горячего чая с малиной.
— Нет, ты ошибся, капитан, агент Мышкина на задании, — отрапортовала она деловым тоном. — Работаю под прикрытием в логове антиваксеров. Отец Фотий уже вышел из больницы, ковид у него не подтвердился. Тем не менее, за несколько дней пребывания в «Марфино» наш священник узнал много полезного. Представляешь, батюшка только что поведал пастве странную историю. Типа он слышал, как в реанимации «Марфино» два голоса, женский и мужской, обсуждали, какая доза препарата смертельна для мужчины, а какая — для женщины, и каким образом можно усыпить пациента навеки. Ох, боюсь, как бы кто-то из этих «гуманистов» не вколол смертельную дозу нашему олигарху, а потом и его врачам.
— Врачам-то зачем?
— Ну, мало ли… Возможно, они засомневались в причине смерти Калюжного или случайно стали свидетелями этого преступления… Страшно поверить в такие совпадения, но, знаешь, чуйка меня редко подводит.
— Ну, и как мисс Интуиция предлагает действовать ввиду вновь открывшихся обстоятельств? Батюшке приснилось покушение на убийство… Его замышлял неизвестно кто, неизвестно, когда, и неизвестно, где… Задачку с таким количеством неизвестных сам отец Фотий не решит, хоть он и математик! Зато полковник Жолобов быстро объяснит мне, что деление на ноль невозможно.
— Кстати сказать, батюшка вспомнил, что в тот день дежурила Галина Муромцева. Помнишь, та молодая докторша-интерн из «Марфино»? Мы с ней уже пару раз беседовали в больнице.
— И что?
— А то, что как раз в день ее дежурства на нас спускал каталки этот псих с ножом, то есть, наш знакомый санитар. Тот, что в итоге закрыл в морге Анжелу и Костика, а еще раньше обстреливал нас из пневматики. Ты при случае поинтересуйся, знает ли он интерна Муромцеву, и какие задания она ему давала.
— Поучи капитана Пищика вести допросы! — проворчал Леха. Он помолчал и спросил: — А что агент Мышкина делает сегодня вечером?
— Собираюсь выгулять Ватсона, а потом немного поработать. Колонка сама себя не напишет.
— Приеду помогать, — пообещал Леха, — могу подкинуть тебе парочку любопытных криминальных фактов.
— Поучи репортера Кошкину писать! До вечера!
Рита отключила связь и счастливо засмеялась: